свою, Ларису, красивую, высокую сероглазую женщину; она накрывала на стол.
— Покушать не откажетесь? — спросила она.
На столе дымились в миске котлеты, парила в другой миске картошка-пюре, в стеклянных вазах влажными горками грудились соленые огурцы, помидоры, капуста, а перед Виталием, который сел за стол, тут же была поставлена тарелка, а в ней пламенели жаром и жиром щи рубиново-красного цвета, мелко посыпанные зеленой моросью петрушки и укропа, в середине щей высился небольшой айсберг густой сметаны, еще не размешанной. Галатин хоть и съел что-то перед выходом из дома, но разве это что-то сравнится с такой аппетитной красотой.
— Если немного, — сказал он.
— Это уж как захотите, — отозвалась Лариса, и Галатин сел, и перед ним оказалась такая же тарелка со щами, как и перед Виталием. Виталий немного хмурился, как хмурятся почему-то перед едой все серьезные и уважающие себя люди, словно стесняясь своего аппетита, особенно в присутствии посторонних.
— Оксана! — позвала Лариса, глядя вверх.
Было тихо.
— Три раза звать? — спросила Лариса.
По крутой лестнице со второго этажа спустилась девочка Оксана, ровесница Алисы, вся в мать, сероглазая красотка.
Прошла к столу, села.
— А поздороваться?
— Здрась, — сказала Оксана. — Я щи не буду.
— Будешь, — возразила Лариса. — Хоть немного первого надо съесть.
И подала дочери тарелку, где было чуть меньше, чем у Виталия и Галатина, но тоже достаточно.
— Не съем! — зароптала Оксана.
— Ты начни, а там посмотрим, — посоветовала мать.
Виталий аккуратно размешал ложкой сметану, добиваясь, чтобы поверхность щей была однородного цвета. То же сделал и Галатин. Лариса, обслужив всех, села к столу, но без щей, положила только на тарелку котлету и две помидорки.
— Сама вот щи не ешь! — упрекнула Оксана.
— Мне худеть надо.
— А мне не надо?
— Ты растешь и не в меня пошла, слава богу, в отца, сухенькая.
— Ничего я не сухенькая!
— Ну, стройная.
Оксана кивнула, согласившись, и взялась быстро зачерпывать и отправлять в рот щи. Видимо, возиться с едой она не любила.
— Не хлюпай, дядя подумает, что ты некультурная! — поучила ее Лариса.
— Да ладно! — недовольно пробормотала Оксана, но есть стала помедленнее.
А Виталий, который, надо сказать, тоже весьма звучно прихлюпывал, и вовсе притормозил, посмотрел на щи, словно размышляя, как их теперь есть, на Оксану — довольно мрачно, косвенно на Галатина, чтобы увидеть, как он ест, и сравнить с собой, а Галатин ел, как был приучен бабушкой Верой, беззвучно, не всасывая жидкое ртом, а аккуратно вливая в себя. Ну вот, подумал Галатин, теперь у Виталия испортятся и аппетит, и настроение, и это скажется на всей поездке. Сейчас будет из-за слов жены сдерживать себя, нарочито манерничать, а свободолюбивые люди этого не любят.
Однако Виталий не только не перестал прихлюпывать, но продолжил это делать громче, чуть ли не демонстративно, а остатки, взяв тарелку, выпил через край, вытер рот тыльной стороной ладони и выдохнул с удовольствием:
— Ха!
Оксана засмеялась, Лариса улыбнулась, но улыбнулась с укоризной, которую наверняка выразила бы и словами, если бы не гость.
Галатин понял, что между женой и мужем идет давний, явный и тайный спор о манерах. Это часто бывает в семьях, когда у одного из супругов более высокие понятия о благопристойности, о правилах поведения, а партнер — сторонник естественности и нестесненного проявления привычек и склонностей. Даже в том, как обставлено жилье, видны признаки этого спора. Комната, высокая и очень просторная, была одновременно и столовой, и гостиной, и кухней. Вся мебель в одном колорите — под дуб, что было в моде двадцать и тридцать лет назад; возможно, Лариса с детства впечатлилась этим и мечтала иметь что-то подобное, и заимела, когда появилась возможность. А на полу, на диванах и креслах — узорчатые ковры и коврики, тоже из детских мечтаний. Зато в углу, у окна, стоял стол на металлических ножках, на столе ноутбук, пластиковый стакан для ручек и карандашей, над столом две книжные полки, из чего-то серебристого, застекленные. Наверняка — пространство Виталия, которое он полемически устроил совсем в другом духе. Надо полагать, слово хайтек было ему известно, хотя вряд ли он досконально понимал, что это такое.
Однако чувствовалось, что спор этот — мирный и, возможно, игровой, от которого обе стороны получают удовольствие. И обе готовы на уступки, что тут же подтвердилось: Виталий, поступив назло жене со щами так, как может позволить себе хозяин дома, не утруждаясь церемониями, с котлетой управлялся грамотно, орудуя ножом и вилкой, показывая жене: не думай, я знаю, как надо, но не терплю, когда мне указывают. Так же аккуратно, почти церемонно, он подцеплял вилкой и пюре. Но помидор, соленый и цельный, вилкой и ножом не разделывают, и Виталий оставил его на потом, не решив, как с ним быть. Лариса подала пример — взяла небольшой тугой помидор тремя пальчиками, поднесла ко рту, надкусила и тут же припала губами, будто целовала его, и начала потихоньку вбирать мякоть помидора, негромко всасывая, глядя сбоку на Галатина улыбчиво-извиняющимися глазами: ну да, всасываю, но как помидор есть, если не всасывать? — так уж он устроен!
Виталий тоже взял помидор, надкусил и всосал, по-мужски всосал, мощно, так, что одна лишь сморщенная шкурка осталась в пальцах, которые он тут же вытер бумажной салфеткой — их стопка была в центре стола. Увидев это, Оксана развеселилась, схватила помидор и поступила с ним как родители, но у нее еще не было ни мастерства, ни опыта, поэтому сок и мякоть брызнули из ее рта на тарелку, и рука по локоть оказалась испачкана соком. Лариса тут же подала ей несколько салфеток, но не упрекнула: она же не нарочно, не ради баловства.
И все трое, мать, отец и дочь, заулыбались, переглянулись, а потом посмотрели на Галатина: да, вот так вот у нас бывает весело и дружно.
Галатин был рад за них и отдельно рад тому, что Виталий отправится в путь в хорошем настрое, с памятью о приятном ужине и о том, что его семья показала себя гостю с наилучшей стороны.
И действительно, Виталий, когда выезжал за ворота, выглядел умиротворенным, спокойным, хотя и произнес, будто подводя черту:
— Ну, все, поехали.
Не такая простая фраза, если подумать. Да, дома, в семье, славно, уютно, привычно, но и дорога — привычное дело, на многих водителей она действует успокаивающе, а иногда вводит и в легкий транс, потому что человек дорогой вырван из череды будничных дел, он привязан к машине и маршруту, но душой как никогда свободен, застрахован от внешних
