также на заводе, в цехе. Вся забота о детях тоже лежала на её плечах.
Существование главы семьи было номинально, тем более, что он предпочитал служить родному заводу на дальних подступах, будучи в командировках. Коротким он предпочитал длительные – там тебе и свобода, там тебе и командировочные!
Дома он откровенно скучал – там вечный рёв и склоки. А попрёки жены и необходимость соблюдать дисциплину на заводе переносил тяжело – чего стоит хотя бы являться на работу ежедневно к восьми часам! Как-то не выдержал, загулял, и пропал на несколько дней – ни на работе, ни дома его не было.
Со стороны семьи были предприняты героические усилия, которые увенчались успехом. Отец и муж был найден своей половиной на другом конце города, в притоне. Пьяные мужики и бабы, некоторые без признаков сознания, валялись вповалку на полу здесь и там.
– Чтоб вы сгорели! – бросила жена Виктора в сердцах, уволакивая вместе со старшим сыном своего легкомысленного сожителя в пограничном состоянии сознания. На следующий день, утром, Виктор разбудил жену, весь зелёный:
– Ты что наделала?
– А что я наделала? – испугалась и жена.
– Мне сейчас позвонили, сказали твоя баб виновата! Они же этой ночью все сгорели!..
«Любовь не картошка, не выбросишь в окошко»
(Русск. пог.)
Некие мужчина и женщина уже в зрелом возрасте полюбили друг друга такой любовью, которую, казалось, ждёшь всю жизнь. Они бросили свои семьи и соединили судьбы. Бывший муж женщины – Николай, к Зинаиде приходил не один раз:
– Вернись, я всё прощу! Ведь прожили мы сорок лет!
Потом заболел от горя и умер. Даже родные дети от Зинаиды отвернулись.
С новым мужем Владимиром у неё началась другая жизнь. Глаза её сияли, она помолодела на тридцать лет. Поскольку его жена уехала в Россию, а дети жили отдельно, поселилась у него. Он обещал развестись, жениться. Она сняла все колечки и цепочки, сдала в ломбард, взяла кредит, и купила Володе машину. Как говорится, для любимого дружка и серёжку из ушка! Но отзвонили праздничные колокола, и веселье пошло на убыль. Заскучал что-то Владимир, или вести какие получил? Внезапно приезжает его бывшая жена, и говорит:
– Хватит тебе дурака валять! Поехали! Я уже квартиру получила!
Сели они в его новую машину, и уехали. Тут приходят дети Владимира:
– Ты кто такая? Выметайся! – и выгнали Зину из дома.
Жить ей негде, все осуждают: на старости лет вскружила бабе голову любовь! Кака така любовь? Бывало, ночевала и на вокзале. Наконец одни знакомые сжалились, и разрешили ей поселиться в своём нежилом домике на краю Рабочего посёлка. Холодно, голодно, одиноко! Ляжет спать – по ней крысы бегают. Ослепла. Постарела. Дочь сжалилась и всё же забрала мать к себе, где она вскоре и умерла.
А ведь ей ещё и шестидесяти лет не было!
«Родительское сердце – в детях,
Детское – в камне!»
(каз. посл.)
Я пришла по объявлению – посмотреть на дом. Надоело жить в каменных джунглях! Хороший дом у телевышки над оврагом мне понравился.
Понравился садик и ухоженный огород, который плавно переходил в естественные заросли оврага. Тропинка уходила вниз и звала за собой. Осень. С деревьев слетали последние листья, а живописные грозди рябин оттягивали ветви. И хозяйка понравилась – приятная пожилая женщина, умудрённая жизнью, которой перевалило за семьдесят.
Анна Семёновна – так звали хозяйку, – позвала в дом, но не хотелось уходить из садика. Мы присели на скамейку под яблоней, и я попросила её рассказать о себе. Оказалось, что с мужем она прожили большую жизнь, вырастили детей, но что такое любовь – не знала. Думала, так болтают!
Дети выросли и уехали в Россию, муж умер. Одиночество – горькая штука, особенно на старости лет.
Рядом состарился сосед Михаил. Жена его умерла, и он жил бобылём.
Приехали его дети, продали дом, а старика-отца оформили в Дом престарелых. Сильно не хотелось ему туда – не мог он сидеть без дела на крыльце и стучать клюкой (я там однажды была, видела!). Руки просили работы. И пригласила Анна Семёновна Михаила к себе: дом большой, места много, да и хозяин нужен! За домом, и за огородом надо присматривать!
Прожили вместе четыре года. Радовались, что не одиноки, есть о ком позаботиться, кому поухаживать друг за другом, пожаловаться на болезни, понимали друг друга с полуслова!
– С первым-то мы не так жили, – вспоминала Анна Семёновна, – сорок лет прошло, а мы – словно чужие! Я думала, и все так живут. А тут!.. Да что там говорить – мы друг на друга нарадоваться не могли! И вдруг приезжают его дети, сгребают старика в охапку – даже вещей не взяли. Посадили в машину и увезли! Им надо было квартиру получать. Забрали отца, чтобы больше площадь дали!
– Наверное, вы любили его?
– Не знаю я, что такое любовь! Не привелось! – сурово ответила Анна Семёновна. Мы пошли прогуляться по огороду. По ухоженным грядкам было видно, что хозяйка не праздно проводит время. Она обратила моё внимание на корявую яблоню-маму. Старый иссохший ствол антоновки давно не плодоносил. А рядом раскрасавилась яблоня-дочь, отросшая то ли от корней, то ли от прижатой к земле ветки. Но яблоки давно отошли, и мне оставалось только полюбоваться статью дочернего дерева.
– Сейчас я вам что-то покажу! – сказала Анна Семёновна и достала из кармана фартука ключ. Она открыла замок на погребе, устроенном по-старинному, во дворе, спустилась вниз, стала что-то искать. Потом поднялась, вышла со старой мужской шапкой в руках, развернула тряпочку. Взгляду предстали несколько прекрасных плодов – яблоки с дочернего дерева! Одно, усохшее, хозяйка выбросила, другое протянула мне, остальные заботливо завернула, и унесла обратно в погреб.
– Подруга раскидывала карты, сказала – вернётся Михаил! Поэтому – извините – раздумала я дом продавать. Вернётся – и не найдёт меня, голубчик! Он эти яблоки сильно любил, для него и берегу! Будет ему подарок!
И вдруг старая женщина заплакала. Слёзы обильно полились по морщинистому лицу. А я подумала – нет возраста, когда человек перестаёт ждать и… любить!
«Хвалить – не нанять, хулить – не унять»
(русск. пог.)
Еду из Кургана двумя электричками. Так дешевле, чем на пассажирском поезде, но намного дольше, скучно. Разговорилась с соседкой. По всему видно – пьющая, много лет
