— А что еще я могу сделать?
— Для начала ты можешь позвонить в службу социальной защиты. Там тебе помогут материально. Ты же будущая мать-одиночка, боже мой, ты имеешь на это полное право. Тебе не нужно продолжать работать на мадам Ледук.
— Но я на нее работаю.
— Нет, послушай меня, ты же не обязана. Это не лучшая работа для девушки, которая находится в положении.
Она подняла на него взгляд.
— Зачем ты говоришь мне все это? Признайся, ты бы ни за что меня не выбрал, если бы заранее знал, что я толстая.
— Ты не толстая, а беременная, и, если хочешь знать, я нахожу это чертовски привлекательным. Но это же безответственно.
— И что теперь? Ты меня не хочешь? Хочешь вместо меня Элоизу? Или Мартину?
— Я этого не говорил. Я просто сказал, что в твоем положении не следует работать в борделе.
— У меня нет выбора.
— Разумеется, есть. У тебя есть выбор. Есть множество людей, которые могли бы тебе помочь. Скажем, твои родители?
Она отвернулась.
— Они оба умерли.
— Братья и сестры? Дяди и тети?
Она покачала головой.
— Слушай, может, тогда я смогу тебе помочь?
Она сказала:
— Мне не нужна твоя помощь. Даже не пытайся мне помочь. Я такая, какая есть. И занимаюсь тем, чем занимаюсь. Другие мужчины тоже предлагали мне помощь, и каждый раз мне приходилось повторять одно и то же.
Винсент не знал, что делать. Он подошел к окну, а затем вернулся обратно.
— Ты пришел сюда, чтобы получить удовольствие, — сказала Катерина, демонстративно встав перед ним, даже не пытаясь прикрыть наготу руками. — Так почему бы тебе не расслабиться, раз уж ты здесь?
Она подошла ближе, прижавшись своим выпуклым животом к бугорку на его брюках.
— У меня лучше всего получается доставлять мужчине удовольствие. Я забеременела, доставляя мужчине удовольствие. Позволь мне доставить удовольствие и тебе.
Она поцеловала его в грудь, расстегнула последнюю пуговицу на рубашке и стала расстегивать ремень.
— А как же ребенок? — спросил он, чувствуя слабость. — Это же не опасно?
— Во мне достаточно места, — ответила она, расстегивая молнию на его брюках. — Однажды во мне были одновременно трое мужчин. И ребенок, помимо них. — Без малейших колебаний, она достала его набухший член и толкнула Винсента к кровати. Он сел, и тогда она стащила с него брюки и носки.
— Послушай, — сказал он, — может, просто отсосешь, и хватит… Я не хочу рисковать. — Но, слыша собственный голос, он понимал, что прозвучало это неубедительно. Он безумно хотел ее, хотел так сильно, что его член пульсировал в такт биению сердца. Она снова толкнула его так, что он упал прямо на раскиданные по всей кровати белые подушки, а сама опустилась на колени рядом с ним, обхватила его член губами, коснулась языком головки, стала посасывать и облизывать ее, а затем провела языком вниз до самого основания.
Лежа, он мог видеть нижнюю часть ее тела, большую колышущуюся грудь, округлый живот. Он протянул руки и сжал ее грудь, ощущая под ладонями упругие соски. Затем погладил ее живот. Тот оказался на удивление твердым и тугим. Он подумал: какой-то другой мужчина трахнул ее и оставил внутри комочек жизни, и вот этот комочек растет. Отчего-то эта мысль показалась Винсенту крайне возбуждающей.
Пока она сосала, он смотрел в зеркало, которое стояло у кровати, и сквозь завесу ее волос он мог видеть половые губы и влажную алую щель между ними. Подняв глаза, она увидела, куда он смотрит. Развратно улыбнувшись, она медленно провела языком по всей длине его члена.
Он, в свою очередь, приподнял ее правую ногу и перекинул через себя, так что теперь она была сверху. Прямо перед ним оказалась ее мягкая розовая вагина, набухшие от беременности влажные половые губы. Он прильнул к ней ртом, будто присосался к ломтику арбуза, и попытался просунуть язык как можно глубже внутрь; он пил ее сок, посасывал губы, а она выпустила изо рта член, прерывисто вздохнула и сильнее прижалась к его лицу.
Он потерял счет времени. Она кончала раз за разом, пока ее живот не стал каменно-твердым — Винсент даже испугался, что она вот-вот родит. В то же время она дразнила его, почти доводя до оргазма и резко останавливаясь; она повторяла это снова и снова, до боли в мошонке, так, что он уже начинал злиться.
К тому времени, когда она повела его к креслу и заставила лечь на спину, в комнате уже стемнело. Она широко расставила ноги и смотрела на него сверху вниз; в полумраке он не мог разглядеть ее лица за распущенными волосами. Однако он хорошо чувствовал ее запах. Запах женщины, духов и еще тот самый запах, который он уловил от мадам Ледук: запах воспоминаний.
— Думаю, тебе стоит заняться со мной любовью по-настоящему, — прошептала она. — Ты ведь этого хочешь, правда? Хочешь оказаться внутри меня, вместе с моим ребенком?
Он привстал и сказал:
— Я не могу.
Но она снова толкнула его на спину. Ухватившись рукой за его напрягшийся член, она встала прямо над ним. Провела головкой у себя между ног, как следует смазывая его, чтобы он хорошо скользил.
— Хочешь познакомиться с моим малышом? — дразнила она его. — Ты хочешь, не ври.
Она села на него, пока он не погрузился полностью в ее теплую тугую щель. Наклонившись вперед, она коснулась сосками его груди, поцеловала его и сладострастно застонала прямо ему в ухо. Он почувствовал, как ребенок внутри нее бьется и шевелится, ощущал его движения своим членом и испытал такой оргазм, что в глазах потемнело.
Когда он уходил, оставив ее спать на большой кровати с балдахином, было уже почти восемь. Он оделся и тихонько вышел, в последний раз бросив на нее взгляд. Она лежала на спине, положив одну руку между ног, волосы разметались по подушке. Ему в голову пришла неутешительная мысль, что он, похоже, начинает в нее влюбляться. Он точно знал, что захочет встретиться с ней еще раз. То, что произошло между ними, нельзя просто так забыть.
Он никогда в своей жизни не испытывал ничего подобного. То, как она посасывала его гениталии, будто фрукты. То, как она терла его член, пока он не кончил прямо ей на грудь — капельки спермы застыли на ее сосках, будто капли молока. «Когда я рожу, я буду кормить ребенка», — говорила она, размазывая сперму по всей груди. «А когда это будет?» — «Я посмотрела в свой гороскоп, и звезды сказали, что это произойдет очень скоро». — «А что говорит твой гинеколог?»
Она нахмурилась, будто не понимала, о чем он говорит.
Он шел по темному коридору, испытывая одновременно восторг и чувство вины. Он любил ее, он хотел ее, но знал, что ее нужно защитить. Нужно защитить ее от мадам Ледук. Но больше всего она нуждается в защите от таких мужчин, как он сам.
Он почти вышел в холл, когда вдруг заметил на стене табличку в форме щита. Он остановился, прищурился, как Лоуренс Аравийский, вглядывающийся в мираж, и прочел: «École St Agathe, fondée 1923»[321]. Под надписью располагалась эмблема: гусь, пролетающий над кроваво-красным озером.
Он все еще смотрел на табличку, когда услышал голос:
— Надеюсь, вы хорошо провели время, Винсент?
Обернувшись, он увидел в проходе мадам Ледук. Он не понимал, почему — может быть, из-за приглушенного света или из-за того, что он насытился в сексуальном плане, — она выглядела старше, гораздо старше, и намного менее красивой. Она, скорее, напоминала Снежную Королеву из сказки, которую мама читала ему в те времена, когда он был еще совсем юн: холодная и суровая.
— Я очень хорошо провел время, спасибо, — ответил он. — Ну… ладно, если начистоту — это было весьма интересно.
Она протянула руку и погладила его по щеке. В ее бесцветных глазах мелькнула грусть.
— Зачем вы… — начал он, но запнулся. — Наконец, он заставил себя продолжить. — Зачем вы этим занимаетесь? Эти девочки, они же совсем юные. У них вся жизнь впереди…
— Вы меня осуждаете, — сказала она. — Как только я открыла дверь и впервые увидела вас, я поняла, что вы станете меня осуждать.
— Я не осуждаю. Скорее, я не понимаю.
Одарив его полунасмешливой грустной улыбкой, она развязала поясок своего пеньюара и завязала его заново, покрепче, на миг обнажив перед Винсентом тяжелую белую грудь с ареолами сосков цвета лепестка увядающей розы.
— Вам и не нужно понимать, Винсент. От вас требуется лишь одно: наслаждаться. Ну и платить, само собой.
* * *
— Просто скажи, где ты их откопал? — спросил Винсент у Боубея по пути назад в Монреаль. — Отличное место, и я тебе очень благодарен, но как-то это все странно.
— Что — странно? Все вполне естественно. В Сан-Франциско я однажды был в клубе, в котором все дрочили там, где им вздумается, а еще там было трое парней, которые одновременно сосались с одноногой женщиной. Винсент, ты же ничего подобного в жизни не видел. Ты не знаешь и половины того, что происходит в мире. Групповухи, кожаные фетишисты, зоофилы. По сравнению со всем этим, у мадам Ледук крайне приличное заведение.
