«Ты спишь, дорогая», – подумал он. Это были не его слова, они ему вспомнились бессознательно, потому что выражали его чувства; своих он не мог придумать «с поэзией». «Что, если я брошу ей туда цветы? – И он сам испугался этой мысли. Рассердится… – Э, будь, что будет». Он сорвал несколько веточек акации и кинул через окно. Цветы мягко упали на ковер. Лёля открыла глаза, увидала цветы и сразу догадалась, кто их бросил. Она недавно уснула с мыслью о «нем» – и вот он здесь, под окном… Она тихо встала, подняла цветы, поцеловала их и положила их около себя на подушку… Надо бы затворить окно, потому что все-таки… как он смеет… Но так хочется спать… И Лёля крепко заснула.
VI
Утренние свидания стали повторяться часто. Вася приезжал верхом, бросал цветы; Лёля наскоро одевалась, подходила к окну, и они разговаривали шепотом. Иногда Васе приходилось бросать много цветов, чтобы вызвать Лёлю. Она слышала сквозь сон и топот лошади, и звук падающего на ковер букета, но не могла открыть глаза, думала: «Я сейчас, вот сейчас…» И засыпала на минуту. Потом вдруг, сразу проснувшись, ужасалась своему поступку: «Что я делаю, Боже мой? Ведь он ждет, он, любимый человек, а я сплю? Вот что значит поздно ложиться… О, как я его люблю…» И она бежала к окну и еще горячее признавалась Васе в любви. Эти свидания наедине сблизили их: у них была общая тайна, и Лёля даже немножко гордилась этим. Она позволяла Васе целовать себя, потому что он просил и потому что это было «принято»; она даже привыкла к поцелуям и, хотя признавалась себе втайне, что ничего тут особенно приятного нет, однако Васе ничего не говорила.
Николаю Николаевичу вдруг показалось, что Вася слишком хорошенький «пшик» и слишком часто бывает в доме его будущей невесты. Он решил это прекратить. Прежде всего он забыл имя и фамилию Васи, стал называть его то Ваней, то Костей и небрежно уверял, что Лёля, видно, еще совершенный ребенок, если находит удовольствие в его обществе. Лёля была очень обижена и за Васю и за себя; она не любила, когда ее называли ребенком.
«Нас хотят разлучить, – думала она, – пусть! Сердца наши они не могут разлучить. Я его никогда не разлюблю».
И Лёле казалось, что при мысли о разлуке она еще вдвое начинала любить его.
Аюнины должны были скоро ехать на дачу, а Вася поступал на военную службу и отправлялся через две недели в Киев.
– Что ж, вы можете расстаться, – сказал он Лёле в сумерках в ее комнате.
– Нет, нет, не могу… Но как же быть?
– Я вижу, вы можете… А я, вы знаете… Я вас не в шутку люблю, Лёля… Пусть я там какой ни на есть… А вот видите. Вот и конец…
И он вынул из кармана револьвер в желтом кожаном футляре.
Лёля страшно испугалась.
– Что вы, перестаньте. Я не люблю этих шуток.
– Я не шучу. Я серьезно говорю. Это легче, чем перенести разлуку.
Вася говорил искренно. Правда, ему хотелось тоже показать Лёле, что вот он какой и вот как ее любит; но чем дальше говорил, тем больше верил, что действительно хочет застрелиться, и даже жалеть себя начал.
– Вася, пожалуйста! – умоляла Лёля. – А как же вы меня оставите? Я одна останусь…
– Хотите умрем вместе? – сказал Вася торжественно и тихо.
И он развил пред ней целый план. Они уедут верхом, никто не будет знать, когда, – и умрут… Все узнают, как горячо они любили друг друга, и их похоронят вместе.
Лёля задумалась. Ей нравился план, нравилось, что все узнают, как она любила и умерла за любовь – но ей вовсе не хотелось умирать. Впрочем, она не понимала смерти, как-то не верила в нее и потому думала больше о письме, которое она оставит маме, о приготовлениях, о завещании… Вася увидал, что она не решается и, вероятно, не решится. Он стал смелее настаивать, делался все сумрачнее и действительно внушил Лёле некоторое благоговение.
– Так вы не хотите? Оставайтесь, живите, будьте счастливы… А я…
– Нет, Вася, я согласна… Только не лучше ли попробовать сначала, ну хоть три дня, если мы можем переносить разлуку…
– Вы меня не любите, Лёля.
Она протестовала. Но в этот день они так ни к чему и не пришли. А вечером Николай Николаевич сделал предложение Лёле. Он начал издалека, целуя ее руки, распространяясь о совершенно посторонних вещах. Лёля сразу поняла, в чем дело, но не могла удержаться, чтоб не выслушать все до конца. Она знала, что ответить ему, он ей не нравится, она не вышла бы за него ни в коем случае; но ей было приятно слушать признания взрослого, серьезного человека, «жениха», она позволила сесть ему близко, жать и целовать руки; и когда он просил ее подумать, не отвечать сразу – она хотела – и не могла сказать свое решительное «нет». Он встал и сейчас же уехал, Лёля осталась одна, растерянная, довольная и пристыженная.
В тот же вечер она все рассказала Васе. Вася слушал и бледнел; он вдруг почувствовал, как легко может он потерять ее; он сам не умел бы объяснить, почему пришла эта мысль и эта уверенность. Но он знал – она уйдет, а он любит, не может без нее; и у него явилась мысль… Это будет безумие, но все равно, теперь поздно… Все равно!..
VII
Лёля сидела в своей комнате у стола и читала письмо. Лампа с большим красным абажуром горела около нее. В доме было тихо. В столовой часы пробили три. Лёля читала:
«…Я не могу перенести разлуку, я это чувствую. Если вы не хотите умереть со мной – я умру один… О, клянусь вам. Но есть еще один выход, – одно средство – если не быть счастливым, то быть спокойными: согласитесь обвенчаться со мной сейчас. Я могу устроить это; у меня есть знакомый священник, двое товарищей будут свидетелями. Никто не узнает. Я уеду в Киев учиться, вы – на дачу. Но через два года – мы станем явно мужем и женой, и эти два года проживем, спокойно ожидая. Скажи, ты согласна? Скажи, дорогая… Я завтра увижу тебя на мгновенье, и если „да“ – у тебя будет желтая роза в косе».
Эти последние эффектные фразы Вася целиком взял из какого-то романа Авсеенки, который прочел случайно, но с интересом.
Лёля не знала, что делать… По правде сказать, ей было это тяжело, страшно и гадко. Но она не позволяла себе думать так; ведь она же его любит… и свадьба тайком, как это интересно… И кроме того, она чувствовала себя виноватой перед мамой, перед всеми, за тайну, за поцелуи.
А когда их обвенчают – все будет хорошо.
Он ждет ответа. Что ему ответить? Лёля не могла решить. «Ну, там авось, как-нибудь… завтра». И она легла спать.
На другой день она встала раньше и ходила от окна к столу, поджидая Васю и волнуясь. В ее букете была только одна чайная роза. «Если только я примерю? – подумала она. – Я ничего не решила, но…» Она вынула розу и стала пришпиливать ее у зеркала. Марья Васильевна что-то шила у стола, в зале тетя, старая дева, разыгрывала с чувством вальс Шопена. Когда Вася вошел, Лёля не слышала шагов. Он увидал розу, страшно покраснел и точно испугался. Лёля тоже не могла сказать ни слова. «Значит, судьба», – подумалось ей. И ей стало легче, что кто-то решил за нее.
VIII
– Сегодня Николай Николаевич сказал мне, что он сделал тебе предложение; ты почти согласилась? – спросила мама Лёлю вечером, не глядя на нее. Лёля смутилась и не знала, что сказать. Ей приходилось с мамой говорить о чем-то важном, а это было непривычно и неловко.
– Я… не согласилась… Я… не знаю, мама…
– Ты его не любишь?..
– Нет, я люблю… только не очень… а ничего, люблю…
– Послушай меня: он хороший человек, тебя любит, станет тебя баловать, тебе с ним хорошо будет; но если ты его не любишь – откажи скорее. Я тебе зла не пожелаю, девочка.
Лёля горько плакала, сев на пол около мамы. В эту минуту она никого, никого не любила, только маму, и Васю бы отдала за маму, и всех… Зачем мама не всегда такая? Не рассказать ли ей про все, про то, что сейчас придет Вася за ней, возьмет ее, а там уж готово и через час – конец, и она не мамина прежняя дочка, а связана с каким-то чужим человеком… Потому что Вася ей казался чужим в эту минуту.
– Перестань же, перестань… – говорила мама. – Что ты? Вон, смотри, Вася лошадей привел; ты кататься хотела… Здравствуйте, Вася… А дама ваша плачет… Поди же скорей, умойся, да одевайся, а то поздно будет.
Но Лёля крепко прижалась к маминым коленям и еще сильней заплакала. Она не хочет венчаться, не нужно никакого венчанья, она будет тут с мамой…
– Ну, что это? Иди же скорее.
Вася стоял бледный. Когда Лёля выходила из комнаты, он шепнул: «Вы меня убить хотите?..» Лёля перестала плакать. Она машинально оделась, машинально спустилась по лестнице. Мама вышла ее провожать.
– Смотрите, не долго катайтесь; вон туча надвигается, дождь, пожалуй, будет. На кого ты дуешься? Если так, я и кататься не пущу.
Мама ласково улыбалась и шутила, думала развеселить Лёлю. Лёля уже не хотела плакать. Она думала про себя: «Нет, этого не будет, ни за что не будет… Еще время есть… Я не хочу… Я скажу ему сейчас». А на маму она не могла взглянуть.
