- Так это он?
- Он. Он. Я вам расскажу. Только не сейчас. - Она больно вцепилась в мою руку и неестественно громко засмеялась.
А мотоцикл надвигался на нас как изображение в кино. Шаг - и мы поравнялись с коляской. Еще два шага - и мы уже прошли.
Вцепившись в меня, Тамара шагала как деревянная.
И тут он сказал:
- Здравствуй, Тамара.
Тамара остановилась и сделала большие глаза:
- Алик? Разве ты прилетел?
- Мне сказали, что ты выиграла главный приз, - при этом он посмотрел на меня.
- Кто хочет, тот всегда выигрывает, - сказала Тамара и тоже посмотрела на меня. - Проигрывают лишь те, кто хочет проиграть, - она перевела взгляд на него.
- Наверное, теперь мы сможем организовать диспут о том, что такое счастье?
- Только в том случае, если ты осмелишься выступить с трибуны, подхватила Тамара.
Рука моя совсем онемела, я ничего не понимал из того, что они говорили, но героически терпел боль и собственное неразумие. Я стоял и разглядывал Ленинградский проспект, будто это было весьма интересно. Краем глаза я видел, как Алик резко нажал ногой на педаль. Мотоцикл взревел. Он вскочил в седло, круто развернул руль, и мотоцикл стремительно выскочил на проспект, обдав нас едким чадом бензина.
Тамара вдруг ослабла и, словно в беспамятстве, положила голову на мое плечо.
- Тамара, - сказал я.
- Он мой враг, - заговорила она, задыхаясь.
- Полно. С врагами так не разговаривают.
- Я его ненавижу. Как бы я хотела простить его. А я ненавижу.
- Да что же произошло в конце концов?
Тамара не ответила. Медленно и задумчиво мы шли по Ленинградскому проспекту.
Признание
(продолжение)
Город показался ей так себе. Странный какой-то город. Сначала не давали номера в гостинице. Потом четыре дня она ходила без работы. Ей уже надоело быть безработной - целых четыре дня. Правда, работа была везде, она выбирала, что лучше, пока не выбрала ММС - машиносчетную станцию: ей начальница там понравилась - добрая, отзывчивая. А главное - ухажеры. Странные какие-то. С геологом она познакомилась в буфете, когда пила чай. Он напросился и вечером пришел, притащил две бутылки шампанского. Рассказывал смешные истории, пел песни про геологов, тоже смешные. Тамара страшно хохотала, а он вдруг подошел и повалил ее на кровать. Тамара даже не поняла сначала, что он хочет, а когда поняла, закатила ему такую оплеуху, что он выскочил в коридор и больше не показывался.
На другой вечер пришел лысый, тоже в буфете познакомились. Вежливый такой, обходительный: "Разрешите налить вам рюмочку. Разрешите ручку поцеловать. Ах, какая замечательная ручка". Тамара смеется: ей никогда ручек не целовали. Смотрит, а он уже к локотку подбирается: "Ах, какая чудесная рученька. Какое вкусное плечико. Разрешите, я поцелую такое вкусное плечико?" Тамара ему вежливо так ответила: "Вкусное, да не ваше". Он извинялся, извинялся, наконец ушел.
Не ухажеры, а круглые идиоты, честное слово. Трудно жить девушке, когда она одна и ей двадцать лет и у нее к тому же есть отдельная комната за рубль в сутки.
Тамара совсем решила - уеду из этого города, если здесь такие идиоты. Но тут история получилась - с ума сойти. Только этого ей не хватало. Влюбилась, да еще где - на комсомольском собрании. Ну, положим, еще не совсем влюбилась, а так - чуть-чуть. До любви до настоящей, как в книгах, еще плыть и плыть. Еще бури будут и штормы - закачаешься.
Но она сразу поняла - это "он", так, кажется, в романах их называют. "Он" - это он. И точка!
Они уже назаседались всласть, когда она вошла в зал и села. Духотища дикая - их хлебом не корми, только дай позаседать. Недаром в газетах пишут о формализме в комсомольской работе.
Но в этот момент она глянула на трибуну, и ей сразу стало холодно. Он стоял за трибуной высокий, пронзительный такой. И говорил без бумажки.
- Кто выступает? - спросила она у соседки.
- Не мешай слушать. Алик это. Разве не видишь? - и отодвинулась от Тамары. Видно, сама в него по уши влюблена.
Все девчонки ему хлопали, будто он тенор знаменитый. Тамара тоже хлопала. Мог бы еще поговорить - что ему стоит? Но он кончил и сел за стол президиума. А она с него глаз не сводила.
Потом стояла в проходе с двумя подружками. Они смотрели, как президиум расходится, и хихикали. Эти две девчонки были ей почти незнакомы, но она все равно подошла к ним на проходе и задержала - она уже засекла, что другого выхода из зала нет и он обязательно пройдет мимо них. Он шел в окружении парней и девчат - все ближе, ближе, а она так громко смеялась, что на нее оборачивались. Он уже совсем близко. Она еще громче заливается. Потом вдруг отскочила к креслам:
- Ах, простите. Проходите, пожалуйста. Мы весь проход загородили.
Он прошел, окатил ее холодной волной. Поднял глаза и посмотрел на нее выразительно. У нее мурашки по спине забегали.
А она:
- Ой, Катя, ты меня уморила, - а на него ноль внимания.
Он прошел - и обернулся. Походочка у него - закачаешься.
После собрания она пошла на телеграф и отстукала девушкам в Ангарск телеграмму - город замечательный, прилетайте скорее.
Бела и Мариночка поселились с ней в одной комнате. Лысый с ходу переключился на Белу, помог ей устроиться машинисткой в институт. Бела одна, ей трудно. Муж погиб в шахте во время обвала - работать надо и дочь воспитывать. Учиться она уже не пойдет, а ведь такая способная, стихи пишет.
Бела каждый день пристает к ней:
- Пойдем на учет станем. Неудобно тянуть.
- Еще успеем... - отвечала Тамара. Она узнала, что Алик улетел в командировку на рудник, и тянула с этим делом. Ей все было известно, 28 лет, холост, учится в Москве заочно в университете, сразу на двух факультетах: философии и журналистики...
Тамара работала на машиносчетной станции, и ее место за перфоратором было как раз у окна. И вдруг она видит в окно: он на своем мотоцикле по улице катит.
Она к Белке звонить.
- В обеденный перерыв на учет становиться пойдем. А то затянули неудобно.
- Я в обед к Маринке побегу. Пойдем после работы.
Еле досидела. Как звонок, сразу вскочила и бежать. За ней Верка увязалась, операторша, губы и ресницы крашеные, а ноги как спички.
- Мне в горком непременно надо. Подожди, - а сама заладила, как сорока: - Алик, Алик.
Если уж влюбилась, хоть веди себя прилично.
В горкоме Тамара зашагала прямо к кабинету Алика, чтобы Верка вперед не забежала: у нее ведь губы крашеные и ресницы.
Бела сзади кричит:
- Тамара, нам сюда, в сектор учета. К Люсе.
- А она здесь.
Люся и впрямь сидела у Алика, чуяло сердце. Еще две девчонки и парень. Опять с девчонками заседает. На это он мастер - с девчонками заседать. Подожди, ты у меня позаседаешь с девчонками, всех разгоню.
- Здравствуйте, - сказала она с порога, ни на кого особенно не глядя. - Люся, мы к тебе на учет вставать.
Люся встала:
- Алик, я пойду.
- Иди.
Тамара на него даже не поглядела, честное слово. И дверь захлопнула.
Пошли в Люсин сектор, Тамара села заполнять карточку, а у самой сердце стучит - спасенья нет. Люся ее спрашивает, а она ничего не слышит.
И тут входит он. Ворвался с таким видом в кабинет, будто самый большой начальник на свете.
- Люся, где дело Кривошеева? - это значит - он каким-то Кривошеевым интересуется.
У Люси даже глаза на лоб полезли:
- Какого Кривошеева?
- Кривошеее. С автобазы. Я тебе вчера дело передавал.
- Ты мне ничего не передавал.
Он молчит, а сам косяки бросает в Тамарину сторону. Она, разумеется, ничего этого не видит, в карточку уставилась.
- Ах, да, оно же у меня в столе лежит, - хлопнул себя по лбу и ушел.
Тамара карточку закончила, к автобиографии приступила. Пишет, а у самой пальцы дрожат.
Тут он опять входит:
- Люся, можно тебя на минуту? Ах, у тебя новенькие на учет встают?
Он только сейчас ее заметил - вот нахал!
А он:
- Девушки, закончите тут, зайдите ко мне. Разговор есть.
- Обязательно зайдем, - говорит Бела. - У нас тоже разговор есть.
Тамара ни слова.
Они быстро закруглились и пошли к нему в кабинет. Он сидит, бумагами обложился. С ним Верка крашеная и еще какая-то.
- Знакомьтесь, - говорит и сам протягивает руку. - Алик Виноградов. А Беле по-деловому: - Виноградов.
- Тамара Дорошенко, - говорит Тамара. Рука у него твердая, сухая. И ласковая.
- Мы уже знакомы, - говорит Верка с крашеной губой.
- Как вам город нравится? - это он так спрашивает.
- Город хороший, - отвечает она. - Просто замечательный. Только вот комсомольской работы не видно.
- Об этом я и хотел поговорить. Надо оживить. Давайте какой-нибудь диспут проведем. Ну хотя бы на тему "Что такое счастье?", - а сам смотрит на Тамару: я-то, мол, знаю, что это такое. - Так вот, девушки прошу вас. Подумайте и приходите завтра с предложениями. Обсудим вместе, как лучше провернуть это мероприятие.
Тамара в штыки:
- Надо не мероприятие проводить, а для души.
