Якуб Колас - На росстанях

Довольно большая деревня вытянулась в одну линию, и только возле церкви, на пригорке, хаты расположились гуще и шире. Слева, в конце деревни, стоял дом волостного правления с двумя высокими красными трубами над почерневшей крышей. Напротив, на другой стороне улицы, виднелась школа с белыми ставнями и с двумя или тремя развесистыми вязами возле нее. У въезда в деревню, немного на отшибе, печально ютилась старенькая деревянная церковка. Теперь она стояла одинокая, заброшенная, забытая, и только богобоязненный путник, проходя мимо нее, останавливался и крестился, набожно склонив голову. По одну и по другую стороны деревни стояли ветряные мельницы, как страшилища, широко раскинув свои крылья. Одни мельницы были в живом движении, весело поднимали и опускали крылья, а другие стояли молча, недвижимо и имели такой вид, словно были чем-то удивлены и спрашивали: "А почему же мы стоим без работы?"

Проехав небольшую гать, телега покатилась по широкой улице. Народ расходился из церкви. Старые полешуки при встрече почтительно кланялись, а молодые девчата и проворные молодицы, нарядные, словно маки в огороде, подталкивали одна другую, перемигивались и бросали смешливые взгляды в сторону молодого учителя, который впервые появился здесь.

Подъехав к школе, Лобанович соскочил с телеги и взошел на крыльцо. Дверь была заперта, Лобанович постучал. В глубине квартиры тотчас же стукнул отодвигаемый стул и послышались шаги. Дверь открылась.

- Простите. Дома учитель?

- Вот я. Заходите, пожалуйста.

Лобанович пошел за хозяином, неуклюже ступая онемевшими ногами.

- Разрешите познакомиться: ваш коллега и сосед Лобанович, - назвал себя гость.

- Соханюк, здешний педагог. Будьте добры, снимайте пальто, садитесь.

Гость и хозяин сели возле стола.

- Вы новенький и в наших краях впервые?

- Новоиспеченный и в ваших трущобах имею честь быть впервые, - сказал с усмешкой Лобанович.

- Ну как, нравится вам ваше место?

- Лучшего места я и не ждал. Тихое, глухое, ничто не помешает вести работу, - проговорил Лобанович.

Соханюк звонко засмеялся.

- Ах вы, идеалисты, идеалисты! Надолго ли хватит вам этого идеализма?.. И тем не менее впервые вижу человека, который так высоко ставит глушь, да еще такую, как ваша.

- У вас здесь, извините, еще большая глушь.

- Как так? - удивился Соханюк. - У нас волость, общество: батюшка, писарь, фельдшер, урядник, псаломщик, да и со стороны люди чаще наведываются.

- И, вероятно, из Завитанок сюда кое-кто заглядывает, - шутливо, в тон хозяину, проговорил Лобанович и бросил на него пристальный взгляд.

Хозяин немного смутился, так как и он смотрел завистливым оком на дочь пана землемера и сразу понял, куда метит его сосед.

- А вы разве были в Завитанках? - спросил Соханюк.

- О нет, - проговорил Лобанович, - я считаю, что у завитанской чаровницы и так большой штат кавалеров и мое присутствие нисколько не увеличит ее успеха.

- Если у вас, коллега, такой взгляд на вещи, - скапал повеселевший Соханюк, - скажу вам: не будете и вы иметь успеха у здешних паненок.

- А мне все равно... Впрочем, не ошибаетесь ли вы, коллега? Но это между прочим. Я хотел бы просить вас, коллега, познакомить меня с вашим обществом, ведь надо же, как говорится, отдать кесарю кесарево. Если вы будете любезны пойти со мной к писарю, да и к батюшке тоже, а может, и еще к кому-нибудь, если того требуют обычаи вашего общества, то я буду вам очень благодарен. Это было бы и быстрее и проще, потому что мне еще никогда не приходилось выступать в роли визитера.

- А вы почему так торопитесь? Разумеется, я с вами пойду, тем более что и мне нужно зайти кое к кому, но отослали бы вы свою подводу домой, а сами остались бы здесь ночевать.

- Нет, я еще не приступал к работе в школе. Вы, наверно, уже многое успели сделать, и я не догоню вас за всю зиму. Мне хотелось бы и поучиться у вас кое-чему, ведь вы уже набили, как говорится, руку и имеете опыт.

Дверь из другой комнаты открылась, и на пороге показалась немолодая женщина. Это была сторожиха. Она сначала внимательно посмотрела на незнакомого учителя, а затем обратилась к Соханюку на диалекте полешуков:

- Да вас, панычу, там маладыцы прышлы - лыст на-пысаць хочуць [К вам, паничок, молодицы пришли - письмо написать хотят].

- А сало прынесли?

- Ны вiдаю, панычыку [Не знаю, паничок].

- Извините, - сказал Соханюк гостю, - я отправлю этих молодиц.

И Соханюк вышел в кухню.

Сторожиха Матрена, еще раз оглядев гостя, также направилась туда. Ясно, кто-то дал ей наказ как можно лучше разглядеть Лобановича, чтобы навести затем о нем основательные справки. И, как видно, наказ этот был дан кем-то живущим поблизости, потому что, выждав минуты две, Матрена метнулась через улицу, прямо к квартире писаря.

Оставшись один, Лобанович окинул взглядом комнату. Квартира Соханюка была гораздо лучше, чем его собственная. Видно, Соханюк жил неплохо, просидев в этой школе лет пять. И вообще он был человеком практического склада. Каким-то образом умудрился за эти пять лет, получая двадцать рублей жалованья в месяц, собрать капитал в пять-шесть сотен и имел свое хозяйство. "Ухватистый человек ты, братец, - подумал Лобанович. - Даже за то, чтобы написать письмо, не стесняешься брать сало". На столике лежали школьные журналы. Перелистав их, Лобанович пришел к заключению, что Соханюк не так далеко ушел со своими учениками, что в его лице он не будет иметь для себя наставника, и тут же отметил, что общего между ними очень мало и близкими друзьями они никогда не станут.

- Ну, теперь я свободен, можем идти, - сказал, вернувшись, Соханюк. Он подошел к зеркальцу, посмотрел в него, подправил рыжеватые усы, провел рукой по щекам - хорошо ли побрит - и прицепил большой франтоватый галстук.

Худощавый, выше среднего роста, Соханюк имел довольно красивое лицо, но маловыразительные желтовато-карие глаза его немного портили общее впечатление. Был у него и еще один недостаток - недостаток произношения: он не мог выговорить чисто "р", а как-то скрадывал его и говорил "и": "Ты Мат'ена, если я не п'иду, оставь обед на ужин".

Учителя вышли.

- Куда же сначала пойдем?

- А давайте начнем по порядку, чтоб никому не было обидно, - ответил Лобанович.

Сделав несколько шагов, Лобанович и Соханюк взошли на крыльцо волостного правления.

- Зайдем в канцелярию, - предложил Лобанович. - Заодно надо взять тетради и все учебные принадлежности.

Учителя переступили порог и очутились в "сборной" - просторном, как скотный двор, помещении. В противоположном конце "сборной", на возвышении, за оградой из точеных столбиков, стоял огромный стол, обитый зеленым сукном, а за столом в широком кресле восседал сам писарь. Это был уже старый человек, с полуседой широкой бородой. Держался он необычайно важно. Смотрел на всех слегка прищурясь, словно он только что понюхал табаку и собирается чихнуть. Несмотря на то что в канцелярии было тепло, писарь сидел в валенках, так как страдал ревматизмом. Болезненное лицо его носило на себе следы когда-то веселой жизни и пьянства, в котором писарь не имел себе равных в волости. С горелкой он никогда не разлучался. В канцелярии, в шкафу, среди "гражданских и уголовных дел", стояла бутылка с "царскими слезами", как называли тогда горелку, к которой часто прикладывался Петр Осипович и в часы своих служебных занятий в волости. Правда, таких часов у него было не так уж много, он приходил сюда только в случаях редких и важных; всю же работу по волости вел его помощник Дубейка, который уже считался кандидатом на должность писаря. По этой причине Дубейка также держался очень важно, носил манишку и манжеты и считал себя самым видным кавалером; старательно причесанные волосы и частое заглядывание в зеркальце свидетельствовали о том, что и ему в сердце запала завитанская паненка.

V

- Позвольте познакомить, - сказал Соханюк, подводя Лобановича к писарю, - тельшинский учитель.

- А! - проговорил писарь, оглядывая Лобановича прищуренными глазами и подавая ему руку. - Просвещать, значит, приехали? - спросил он, чтобы хоть что-нибудь сказать, и еще раз окинул взглядом Лобановича. - Ну, ну, дело нужное, - важно заметил он, после чего перестал интересоваться Лобановичем.

Как человек практичный, он с первого взгляда понял, что для писарского дома польза от нового учителя небольшая.

Зато Дубейка выказал много внимания и признаков благородного тона, знакомясь с Лобановичем.

- О! - воскликнул он. - Нашего полку прибывает! Весьма приятно, когда круг интеллигенции увеличивается. - И тут же спросил: - А это употребляете? - он запрокинул голову и щелкнул пальцем по челюсти.

Лобанович удивленно взглянул на Дубейку. Этот вопрос для него был совсем неожиданным, и он не знал, что ответить.

- Ну, разумеется, не так, чтобы с ног валиться, - поправился помощник, - а в компании, после того как пулечку сыграешь либо стукалку, пропустить чарочку-другую. Играете в картишки?