Ознакомительная версия.
- Что смотреть! Пока есть время, надо почитать. - И он углубился в книгу.
Макаревич, однако, продолжал наблюдать. Он не в первый раз был в дозоре и знал, как важно не прозевать опасность, вовремя предупредить о ней своих. Конечно, беда может нагрянуть, а может и нет, тут как повезет. Но и на авось полагаться не следует. Вон Скакун понадеялся - оставил второго наблюдать, а сам отправился на хутор за жратвой и - попался. Пока были патроны, отстреливался, а потом зажег хату и пытался прорваться. Но днем разве прорвешься? Так и погиб, погубив второго партизана и хуторскую семью с ребятами. А хороший был партизан, награжденный...
Однако все время сидеть на месте было холодно и скучно; поглядывая в поле, Макаревич вертелся на пригорке - то сидел, то ложился на бок. Напарник же весь ушел в чтение, вроде забыв, где он находится и зачем сюда послан. Длинные ноги он беспечно раскинул на траве, и Макаревич с легкой завистью рассматривал его сапоги. Они действительно были добротные - из твердой юфтевой кожи, на толстой подошве, с голенищами в форме бутылок- как раз по голени. Под коленями были пришиты коротенькие ремешки с пряжками, - наверно, чтобы, застегнув, не потерять при езде верхом, подумал Макаревич, с презрением взглянув на свои разбитые бахилы. Тут же лежала винтовка Довжика - обычный немецкий карабин с загнутой рукояткой и какими-то зарубками на ложе. Макаревич сосчитал зарубки, их было семь, но чей это был счет - не понять. На длинной винтовке Макаревича никаких меток-зарубок не было. Полой своей фезеошной куртки он вытер ржавый затвор, из прицельной колодки выдул набившийся туда сор. Он тоже хотел достать себе такой вот карабин, но недавно погибший политрук Лучинин не раз посрамлял тех партизан, кто был охоч до немецких трофеев и немецкого оружия. На политинформациях он горячо доказывал преимущества нашей винтовки - и безотказная, и зимой не подводит, и в рукопашной с ней лучше- дальше штыком достает. Может, и так, думал Макаревич, но почему тогда у командиров немецкие автоматы и пистолеты тоже. Особенно ему нравились парабеллумы с тонким стволом и удобной рукояткой.
- Винтовку где достал? В отряде? - спросил он Довжика.
- В отряде, где же еще? - ответил Довжик, поворачиваясь на бок. - С оружием у нас, знаешь, проблема. Людей много, оружия не хватает. Сперва у полицаев отбирали, но полицаев в округе перестреляли - где возьмешь? Немцев нет, по дорогам никто не ездит. Весной пятнадцать человек послали за линию фронта - за оружием.
- Принесли?
- Черта с два. Пошли и пропали. Может, не дошли, а может, на обратном пути застряли. Так и не узнали. А эту я заслужил. За переводчицу.
- За переводчицу?
- Ну. То есть она с весны стала переводчицей, а до того в школе работала. Учительницей. Римма Арнольдовна. Немецкий у нас преподавала. Знаешь, молодая, симпатичная такая. Мы ее даже любили. Кто же думал, что война начнется и она к немцам переметнется.
- К немцам?
- Ну, не к немцам, там, в ихней управе, будет переводить.
Довжик замолчал, закрыл книжку. Видно, теряя интерес к чтению, снял с головы старую пилотку без звездочки, пятерней пригладил отросшие вихры.
- Может, и плохо я сделал, а может, и нет. Все-таки переводчицей она была? Была. А с другой стороны, и учительницей была. Проблема, конечно. И не застрелить было нельзя. Приказ ведь.
- Это где, здесь? В своей деревне? - спросил Макаревич, вглядываясь в поле. Довжик ответил не сразу, после паузы, будто вспоминая что-то.
- Не здесь, в местечке. Отряд же тогда базировался по ту сторону, за железкой, в Волчанском лесу. Пришли мы с Колькой Терехом в этот отряд... Почему в этот? Какой подвернулся, в тот и пришли. Задержал такой вот дозор, привели к командиру. Кто такие? Хотим в партизаны. А где оружие? Оружия нет. У нас для вас тоже нет, добывайте сами. Как добыть? Убейте немца и возьмите оружие. А как его убить, если сами без оружия? А это уже как хотите. Не можете убить, задушите. Оглушите, утопите. В общем, два часа вам сроку на размышление. Сидим под сосной, размышляем. Становится ясно, что без оружия мы им не нужны, но нас они не отпустят, потому что мы их рассекретили. Но что же нам делать? И тут снова зовет командир. Вы откуда, спрашивает. Ну, с Малых Довжиков. В школу в местечко ходили? В местечко. Учительницу Петрокевич знаете? Знаем, немецкий у нас вела. А теперь, знаете, кто она? Нет, не знаем. Немецкая переводчица, вот кто. Пойдете с Лизюковым и ликвидируете ее. Тогда получите оружие. Черт возьми! Вот это задание! Да еще безоружным. А Лизюков этот - двухметровый громила со сросшимися на переносье бровями. Из окруженцев или примаков, тоже почти новичок в отряде. Потом уже я понял, что вообще дело было не в оружии - они нас проверяли. Ну, пошли мы в местечко. Вроде как под конвоем Лизюкова. Правда, он дороги не знает, все-таки мы ведем. Оно недалеко, а всю ночь шли. Хотя ночи короткие были, как раз на Ивана Купалу. Чудно- идут ученики свою учительницу казнить. Я-то у нее недолго учился - два года, а Коля четыре - с пятого по девятый. Скверно все, но я себя уговариваю: правильно! Переводчица - значит, предательница. Зачем пошла к немцам? А раз предаешь получай пулю. И все-таки страшно... Первый враг - и такой странный, учительница. А что делать? Не можем же мы отказаться. Убежать, может, и смогли бы, но как же тогда партизаны? Перед рассветом подошли к местечку, перелезли через речку. Идем по скошенной траве, туман легкий стелется. Знаешь, тут совсем стало мне страшно. Я себя выругал: трус! Если струсишь, тебе не жить. Понял? Кое-как взбодрился, вроде подействовало. Подошли с огородов, перелезли через одну изгородь, через другую. Ориентир - журавль над колодцем. Уже рассвело, не совсем, правда. Боимся, хоть бы на собаку не налезть. И как раз налезли. Малая, а брехучая, так залилась. Но и нужный нам двор - вот он. А как войти? На собачий лай, вижу, в окошке старуха из-за занавески выглядывает. Подхожу к окну, Колька с Лизюковым по обе стороны стали. Говорю старухе: Римма Арнольдовна дома? Это ее ученик, Довжик Володя. Старуха скрылась, через некоторое время занавеска опять отодвигается - учительница. Здравствуйте, Римма Арнольдовна, говорю. А это уже сигнал Лизюкову. Тот из винтовки - трах! - стекла посыпались, крики в хате. Ну, а мы - дай бог ноги... Только в лесу остановились. В тот же день к вечеру получил винтовку. Вот эту, немецкую.
- Лизюкова? - удивленно спросил Макаревич.
- Ну. Командир вручил. А Лизюкову автомат дали.
- А что - Лизюкова тоже проверяли? - спросил Макаревич.
- Кто знает? Вполне возможно.
Макаревич молчал. Он не знал, как отнестись к услышанному. Все-таки, наверно, надобны крепкие нервы, чтобы убить учительницу, хоть и немецкую прислужницу. Видно, Довжик, думая о том же, сказал:
- А вообще-то паскудное дело.
- Наверно, паскудное, - согласился Макаревич. - Особенно если учительница была хорошая. А друг твой как?
- С другом скверно вышло. Друг Колька сбежал.
- Дезертировал? - удивился Макаревич.
- Ну. Струсил, наверно. Еще придется искать. Хорошо, если дома появится. А если полиция приберет?
Они замолчали. Обоим стало почему-то неловко, особенно Макаревичу. Довжик снова погрузился в чтение или, скорее, делал вид, что читает. Макаревич уже не хотел смотреть на его немецкую винтовку с зарубками. Дождавшись, когда напарник перелистнет страницу, спросил:
- А что ты читаешь?
- Интересная книжка, жаль, раньше не читал. "Амок" Янки Мавра, - сказал Довжик со светлой, почти детской улыбкой. - Знаешь, была у меня в школе мечта: стать моряком и проплыть по морям вокруг света. Интересно было бы. Как думаешь?
- Наверно, интересно.
- Черта с два проплывешь. Война! Теперь бы хоть почитать о дальних странах. Да ты не очень пялься туда, - ни черта там нет. Эта деревня пустая. Полиция в Гребенюках, за двенадцать километров. А командир этот наш - бздун, говорил Довжик, растянувшись на траве. Потом повернулся на живот и, поглядев в поле, добавил: - Там вон моя деревня.
- Где?
- А вот за Вязовичами будет поворот на озеро, а потом надо проехать леском - и Малые Довжики. А я Довжик из Малых Довжиков, - закончил он, видно, излюбленным своим присловьем. Наверно, почувствовав некоторое недоумение напарника, пояснил: - Это мой дед так рекомендовался. Поехал в Питер, ни документов, ни знакомых. Обращаясь к городовому или там к дворнику, перво-наперво говорил: "Я - Довжик из Малых Довжиков", - и очень удивлялся, что те не понимали. Потом дома шутил: "Что за темный народ! Где Довжики, не знают. У нас любого мальца спроси: где Довжики? Скажет: там Довжики, где Довжики живут". У нас же все Довжики.
- Хорошая фамилия, значит.
- Древняя фамилия, нигде больше такой не встречал. Хотя где я мог ее встретить? - и вдруг спросил: - Как думаешь, когда война кончится?
- Война? Не знаю. Может, через год. Когда второй фронт откроют.
- Долго ждать. Можно не дождаться. Знаешь, а мою сестренку в Германию увезли...
- Сестренку?
- Ну.
Ознакомительная версия.