начали преподавать «толерантность», разрешались протесты и манифестации сексуальных меньшинств. По всей России начали сносить церкви, запрещалось православие, ибо все это, по мнению диктатора, ущемляло права миноритетов.
В Москве частым явлением стали гей-парады и фем-парады. На одной из манифестаций радикальные феминистки накинулись на мужчин с кулаками и раскладными ножами. На несколько десятков смертей толерантная власть закрыла глаза.
Все бы «хорошо», да только свое обещание убрать воров «свыше» Лгунов не то что не смог выполнить, но и даже не планировал выполнять. В России процветала коррупция, ибо президент и его избранные друзья из партии «Либеральная Россия» вовсе не планировали «народную политику». Люди стали жить беднее, безработица увеличилась в разы, народ считал каждый рубль. Но Лгунову, по правде говоря, было наплевать, что население живет худо. Он купался в деньгах и был одним из самых богатых людей России. Столь приятная мысль так глубоко вжилась в голову диктатора, что «серая масса» населения и прогнивающая страна президента мало беспокоила.
Лгунов распустил Государственную думу и Совет Федераций под предлогом того, что там сидят одни «зажравшиеся депутаты». Президентские выборы стали «по-сталински» фиктивны. В 2036 году либерал, сфальсифицировав выборы, победил с огромными процентами, а тех, кто проголосовал не за Лгунова, спецслужбы держали «на карандаше».
Глава 3. Вольский
Как же в эти годы сложилась судьба Вольского? После избрания Лгунова президентом, в 2031 году, Ивана выгнали из аспирантуры за «патриотическую пропаганду», которая являлась теперь уголовно-наказуемой. Да, в Уголовном кодексе теперь была не триста шестьдесят одна статья, а целых четыреста девяносто восемь. По статье 404 Уголовного кодекса «Пропаганда патриотических и других антигосударственных идей, подрывающих честь страны» и сел на семь лет двадцатипятилетний Вольский. В народе эту статью прозвали «несуществующей» в честь известной веб-ошибки 404. Вроде бы случайность, а если посмотреть правде в глаза, то такой статьи в нормальном, цивилизованном государстве и вовсе не должно было существовать.
Все началось с прекрасного ноябрьского утра, не предвещавшего никаких казусов. Но не успел Вольский и позавтракать, как его беспричинно «повязали», ворвавшись в его дом и «без суда и следствия» предъявив обвинения.
Ивану пришлось сидеть в СИЗО около недели. Мать к нему не пускали, приговаривая, что за то преступление, что совершил ее сын, Вольского могут приговорить к пожизненному заключению.
Суд состоялся в конце ноября 2031 года. У Вольского не было денег на хорошего адвоката, поэтому его знакомые предоставили Ивану бесплатного юриста, который чего-то постоянно боялся, только и делал, что умолял судью о минимальном сроке. Вольский вообще не понимал, что он тут делает и, самое главное, почему он тут оказался. Молодой человек размышлял, в чем суть российского либерализма, если запрещается все, кроме этой «свободной» идеологии? Ответ на данный вопрос Иван найти не смог, поэтому записал его в риторические.
Через неделю Вольский уже был в местах лишения свободы. Из-за резких изменений в повседневной жизни Иван испытал серьезную психологическую фрустрацию, из-за чего в буквальном смысле сошел с ума и был помещен в одиночную камеру, где «успешно» прошел все пять стадий принятия неизбежного. После того как срыв Вольского стих, его вновь поместили в регулярную камеру.
В декабре 2031 года Ивана отправили в колонию строгого режима, где постепенно начали появляться «враги государства». С конца 2032 года противников режима отправляли в специальные тюремные отделения – ИКдИ (Исправительные Колонии для Инакомыслящих), которые за годы правления Лгунова стали столицей для всех диссидентов. Вольского перевели туда только к 2034 году. Там он провел остаток срока, вплоть до конца ноября 2038 года.
Места заключения были переполнены «врагами лгуновского режима», которые часто собирались и пытались бунтовать против либерально-фашистской диктатуры. В колонии обычного режима у Вольского не было никаких проблем, ведь инакомыслящих считали за «блатных» и даже самые заядлые преступники их презирали и побаивались. Быть диссидентом, а тем более патриотом своей страны, в то время было необычайной смелостью.
Во время второго периода своего срока, в Тверском ИКдИ, Вольский познакомился с хорошими людьми, которые попали в места лишения свободы из-за идей, не одобренных режимом. Во всех камерах ИКдИ стояло большое количество «чувствительных» микрофонов, чтобы контролировать речи заключенных. За какое-либо проявление инакомыслия охранники тюрем до смерти могли избить человека. Их необычайная жесткость объяснялась легко: большинство из них представляли из себя бывших бойцов украинских национальных батальонов, которые сами отбывали заключение в российских тюрьмах, но после победы Лгунова на выборах были выпущены на свободу по УДО. Многие из них с удовольствием согласились прислуживать новому режиму. Охранников называли «зомбоящиками» из-за их поклонения столь адскому режиму. Если они улавливали инакомыслие в речах заключенных, то могли прилюдно избить «врага режима». Не все выдерживали агрессию и умирали по разным причинам.
Лишенными свободы гражданами все-таки были придуманы методы общения на запрещенные темы: ночью сокамерники писали на маленьких бумажках свои размышления на ту или иную проблему, обменивались и пытались угадать, кто написал одно утверждение, а кто другое. После данной «игры» они рвали листки на очень мелкие кусочки и смывали их в унитаз.
В ИКдИ были те, кто поддавались лгуновской пропаганде и невольно «исправлялись». Их называли «ручными». А были те, кто оставался преданным своим взглядам. В обществе тех времен таких чаще всего называли «париями», немного реже «диссидентами» или «подысподними». Этимология данных слов очень интересная. Во многих европейских языках слово «пария» трактуется как «отверженный», а известный социолог Макс Вебер трактовал термин «пария» как бесправную группу населения, лишенную прав на вступление в какую-либо социальную группу. Такими и являлись «инакомыслящие» времен либеральной диктатуры Лгунова, которые приравнивались к убийцам и насильникам. Диссидентами в прошлом являлись граждане СССР, которые отстаивали антикоммунистические взгляды, что при тоталитарном режиме Советского Союза было недопустимым. Слово «подысподние» было нововведением, созданным «в народе». За основу был взят термин «под исподом», который обозначал «снизу, внизу, на дне». Если быть точнее, «подысподним» был человек низшего класса, находящийся на «социальном днище». Данные статусы имели определенную законодательную силу и официально вносились в удостоверение личности гражданина.
Инакомыслящие не уважались никем, кроме зэков и рецидивистов. Они считались изгоями, самых «плохих» из которых нужно расстреливать. Но из-за грамотного поведения не все инакомыслящие попадали под сию участь.
Лишь ночью «подысподние» пытались говорить о политике. В светлое время суток приятели рассказывали друг другу анекдоты, обычно про Вовочку или Штирлица, те, которые знали наизусть. Особенно много анекдотов знал Вольский, ведь его отец был любителем шуток, в частности политических. Однажды Вольский смело пошутил, что при Леониде Ильиче Брежневе за идеологию отвечал Суслов, при Владимире Владимировиче Путине – Сурков. Интересно, при Лгунове будет Хорьков, Бурундуков или Тушканчиков? Смеялись все, кроме «зомбоящиков», которые серьезно
