лодка развернулась, и недовольный оператор заснял нас сначала на фоне Детинца, а затем — белоснежных арок торговой стороны.
На прощание моторка сделала «поворот на пятке» перед носом головной байдарки, загрузив при этом в нее изрядную порцию воды. Вот тут-то мы смутно стали догадываться, а в последующие трудные и напряженные дни поняли, что Глясс нас «сгляссил».
Солнце активно укрепляло наш пока еще хилый загар. Новгород остался позади. Все чаще ветер доносил запахи большого водоема — впереди Ильмень.
Остановились около Юрьева монастыря. В свое время он перекрывал путь недругам Господина Великого Новгорода со стороны Ильменя. С высоты монастырской кручи открывался вид на озеро. Александр Сергеевич повел ребят осматривать монастырь, а заодно выяснить, как волна.
На самой высокой точке Александр Сергеевич извлек из кожаного чехла старинную медную подзорную трубу, растянул ее колена и припал к окуляру. Мы благоговейно ждали. В этот момент он напоминал капитана пиратского брига: сутуловатая фигура в тельняшке, загорелые крепкие руки, голова повязана красной косынкой, над орлиным носом аскетического лица тускло поблескивает медью подзорная труба. Общее впечатление несколько портили полукеды фирмы «Красный треугольник», никак не напоминавшие пиратские ботфорты, да и висевший на шее фотоаппарат, с которым Александр Сергеевич никогда не расставался.
— Ну как… там? — робко спросил командир группы Слава Попов.
Выяснилось, что озеро бурное и для байдарок в такой хоть и солнечный, но ветреный день совершенно непреодолимое. Александр Сергеевич дал возможность всем убедиться в этом прискорбном факте.
В помутневшем окуляре на многие сотни метров видны были прижатые ветром к поверхности воды тростинки да переливающиеся под ярким солнцем белые барашки волн. Примерно в километре то исчезал, то появлялся снова сероватый корпус пассажирского парохода. Дым из его трубы черными клочковатыми облачками сразу же сдувало в сторону и рассеивало ветром. Последним старый оптический прибор взял Слава. Он долго изучал озеро, затем убежденно заявил:
— Александр Сергеевич, по-моему, идти вполне можно. Я рассчитал длину волны. Байдарка будет только плавно подниматься и опускаться, при этом ее корпус не получит никаких повреждений и она не будет затоплена. Правильно?
— Правильно-то оно правильно! Но вы рассчитывали длину волны на глубине, а Ильмень — озеро во многих местах мелкое. В лоции сказано: «Озеро бурное, с трехмерной волной, для пароходства весьма опасное». Вы знаете, что такое трехмерная волна?
Что такое трехмерная волна, знал только Костя Соколов. Он был опытным яхтсменом.
— Нет, Слава, в такую погоду я в озеро на наших посудинах не сунулся бы: трехмерная волна — штука серьезная. Она рождается на мелководье, когда рельеф дна начинает здорово влиять на движение волн. Для байдарок это не по силам. Смотрите, как пароходик мотает.
— Что же мы будем делать? Ведь такая погода может стоять сутками! Александр Сергеевич, так мы выйдем из нашего графика, — не унимался Слава. — Что мы скажем ребятам, которые с нетерпением ожидают нас внизу?
— Вы знаете, Слава, есть один выход. Но для этого надо иметь большое мужество.
— Александр Сергеевич! — закричали Слава с Костей. Я тоже присоединился к ним, доказывая, что чего-чего, а мужества нам не занимать.
— Вот в чем состоит мой план, — продолжал Александр Сергеевич, — необходимо сейчас поставить лагерь, пораньше лечь спать, а подняться, как начнет светать, часа в два-три. При такой погоде, как сегодня, ночи обычно безветренные, а дневная волна к этому времени в основном успокаивается. Сейчас, в июле, здесь почти не темнеет. Кстати, мне удалось вчера поздно вечером побродить по Торговой стороне города — так что убедился в этом воочию, как говорится. А как красиво это время! Уверяю вас, только в полном одиночестве белой северной ночи я понял, что эта часть города — самое ценное, самое волнующее, подлинная эпоха расцвета Новгорода. Совершенно по-новому увидел я церкви Спаса Преображения и Федора Стратилата… Однако я отвлекся. Как, Слава, принимаем такое решение?
— Идти-то надо. Ну что ж, попробуем. Мне, честно говоря, и самому озеро не нравится, но просто я боюсь, что иначе мы здесь застрянем.
Группа приняла решение о ночном переходе Ильменя без возражений. К тому же выяснилось, что вокруг полно белых грибов, и вот уже над костром забулькала грибная похлебка.
Коля и Филимон Мадленский под руководством Маши варят ее по всем правилам. Однако проходит час-другой, но дежурные конфузливо пробуют свое варево и не решаются предложить его группе.
— Еще не готово, — авторитетно сообщает Коля, морщась и вытирая ложку, — и нечего стоять у костра, занялись бы своими делами!
— Ты не темни, — требует Соколов. — Марья, дай сюда ложку!
— Не давай, Машка, не давай!
— Господи, горечь какая! — отплевывается Костя, отвоевав наконец ложку.
Дежурные молчат. Все по очереди пробуют похлебку и убеждаются в правоте Костиных слов.
— Просто еще недоварились, — объясняет Филимон.
— Ребята, а что за грибы вы собирали? — спросил Александр Сергеевич.
— Белые, да вот еще один лежит, забыли в суп бросить.
— Какой же это белый? С ума сошли! Это же сатанинский гриб.
— Так ведь похож…
— Конечно, похож, только снизу розовый — смотреть надо! Так мы дальше Новгорода не отъедем. Кто у нас за медицину отвечает? Алена? Дайте-ка дежурным все необходимое — напробовались они, и Соколову тоже.
На ужин была манная каша.
И вот уже байдарки выскальзывают на серую упругую поверхность Ильменя. Неподвижно стоят тростники. Полное безветрие, но длинная ленивая волна идет навстречу. Постепенно горизонт расширяется далеко на юг и восток — мы движемся пока в видимости северо-западного берега озера.
«Шлеп-шлеп» — и легкие водовороты на поверхности от весел. По прогнозам Александра Сергеевича, часа в четыре должно взойти солнце, но вместо этого вначале появляется серая дымка, которая начинает сгущаться и через некоторое время приобретает явный темно-синий оттенок. Такого же цвета становится вода.
«Шлеп-шлеп» — руки устали держать отяжелевшее
