поубавить. А у Стрекопытова их никогда и не было.
Магазин был обычный, тихонький. Вышла к прилавку когда-то воздушная и бойкая, а сейчас величавая, полная, с затаённой страстью в сорокалетних коровьих глазах Валентина. Мгновенно оценив возраст, социальное положение и семейный статус посетителя, она отряхнула белый халат над пышным бюстом и послала миру ослепительную улыбку во все двадцать восемь зубов плюс четыре золотые коронки.
– Доброго денёчка! Подсказать вам чего, гражданин?
– Да, пожалуйста. Нет ли у вас плетёной авоськи? Понимаете, свою в райцентре забыл, – говор Стрекопытова был чарующе нездешним.
– Как не быть? Да вот же она, смотрите… А вы к нам надолго из райцентра?..
– Ну, пока не уволят…
Валентина усилила напор:
– А в авосечку-то чего? У нас вот огурчики справные есть, а к ним колбасочку с бутылочкой, а? Или хоть пряников к чаю возьмите!
– В другой раз, спасибо! У меня своё всё. До свиданья!
Такая сдержанность распалила сердце продавщицы сильнее, чем еженедельные приставания замдиректора овощебазы и двух тамошних грузчиков, одного из которых Валентина однажды даже как-то всерьёз полюбила.
– Икорка с праздников ещё, товарищ! – запоздало вдруг вспомнила, но жилистый брюнет уже не слышал её. Остаток дня Валентина посвятила томлению духа, кратко уведомив об этом на дверях сельпо: «Ушла на базу!»
Войдя в хату, Стрекопытов взмахнул пустой авоськой и тут же вытащил из неё маленькую пачку гранулированного индийского чая, сахар, пряники, полкольца краковской и четвертинку подового сельского каравая. По привычке прилетевшие с чаем папиросы он твёрдо отослал в небытие, бросив обратно в авоську.
Вечером, закончив уборку, дьявол выпил чаю и устроился под настольной лампой со справочником узлов, агрегатов и запчастей линии по производству однотипного льноволокна. Так и уснул.
В ту ночь в посёлке особенно хорошо спалось – повеяло с реки прохладцей, смолкли беспокойные жабы и кузнечики, и стали слышны тонкие голоса серебряных колокольчиков, каждое полнолуние объявляющихся на соседнем совхозном поле. В такую-то ночь только и можно их отличить от других цветов, скромно закрывающих свои головки. Серебряные вверх смотрят, луной любуются. Тут ты их, не будь дурак, и рви и беги к дому, пока роса не выпала. Если успеешь в хату забежать, обернутся те колокольцы серебряными лепестками, а не успеешь – обычной травой останутся.
Только кто ж побежит ночью в поле серебро искать, если на проходной надо к восьми быть, а совхозникам и того раньше – в шесть первая дойка! Пропадают колокольцы зазря…
Директор Ширко на пару с главным инженером Пиневичем терзали нового снабженца:
– Шестерни в мялко-трепалке износились. Если в Туле заказывать, то месяц жди. Положим, их и в инструменталке выточить можно, а только ты сам договаривайся. И на Тулу не слишком-то надейся – они нам ещё вальцы не поставили рифлёные. В общем, сам давай, сам…
Стрекопытов понятливо покивал головой, уточнил марку стали для шестерёнок и заодно срисовал в блокнот, как выглядят рифлёные вальцы. Пока кабинет свой обустроил, накладные заполнил, до Тулы дозвонился – а они вальцы не выслали ещё, уже и обед начался. Пришлось встряхнуть авоську на ходу, да так и идти в столовую с промасленными деталями, искать главного инженера.
– ГЩ-012? Ты смотри! Ведь могут же, когда захотят! – главный инженер одной рукой держал шестерню, а другой споро наворачивал борщ. – А ты молодец, Григорий, пробивной парняка! Садись давай, ешь.
Так и пошли стрекопытовские будни. Оборудование на комбинате было старым, а планы руководства амбициозными. Поэтому и работы по снабжению хватало. Зато во втором квартале план перевыполнили. Всем дали грамоты, пообещав в конце года премию. А Стрекопытову ещё и малосемейный коттедж. На совещаниях в районе директора Ширко теперь хвалили и ставили в пример как энергичного руководителя и умелого хозяйственника. Раз как-то даже фотографировали на доску почёта, но с размещением пока не спешили, дожидаясь итогов года.
А Ширко не дурак, Ширко понимал, кому обязан успехом, и все силы направлял на то, чтобы удержать у себя такого снабженца. Гостиницу побелил ему. Мебель туда из красного уголка притаранил. Учителку уговорил подождать со свадьбой, забрав у неё ордер на строящийся коттедж. Пару раз даже пытался угостить Стрекопытова самогоном тёщиного производства. Тот, правда, отказывался, но до того вежливо, что директору не в обиду и даже в радость было возвращаться домой с непочатой бутылью под мышкой. Так и шёл Ширко от самой гостиницы, чуть пританцовывая, и улыбался всякий раз, как только вспоминал ласкового и обаятельного дьявола. Дома бутылку откупорил, налил – себе полный стакан, жене поменьше, махнул, похрустел капусткой, задумался. Жена, бывшая в курсе всех тревог Ширко, молча прильнула сбоку и погладила мощную спину. И тут Ширко осенило – женить его надо!
– Легко сказать! А на ком? Нет, девок-то у нас полно. И сам Григорий – мужик видный, по нему не одна только Валюха сохнет. Да только не гуляет он ни с кем! На танцы не ходит, пиво по вечерам не пьёт. Даже в домино не режется! – раскрасневшийся Ширко высказывал жене свои заботы, пока та участливо подливала ему самогон.
– А ты бы поговорил с ним, Апанас. Так, мол, и так. Может, у парня проблемы какие? Может, его к врачу хорошему устроить надо? Или к бабке?
Не врал Ширко – по Стрекопытову девки страдали. Когда проходил он по улице – высокий, стройный, голубоглазый – женские сердца ёкали. А если с кем заговаривал по делу или просто так, то и дыхание порой перехватывало у счастливицы, так был хорош собой скромник. И всегда-то рубашка у него отглажена, подбородок выбрит и опрыскан ядрёным одеколоном с шипровыми нотками. Ну как в такого не влюбиться! Вот и влюблялись.
Валентина из сельпо схуднула здорово, сделала в районе перманент и дала от ворот поворот грузчику с овощебазы. Не помогло. Тогда она повысила культуру обслуживания и перестала разбавлять сметану, но Стрекопытов всё так же проходил мимо.
Кадровичка Ядвига, наоборот, набрала пару лишних кило, принимая подношения в виде шоколадок за возможность почитать личное дело популярного сотрудника.
Библиотекарша Антонина Павловна увидела в снабженце тонкую, мятущуюся натуру и за свой счёт подписала его на толстый литературный альманах. Стрекопытов сдержанно поблагодарил, но на свидание так и не позвал. И в библиотеку больше не заглядывал.
Полногрудая фельдшерица Стася забросила все свои утренние дела и дежурила на пороге гостиницы с целью профилактического измерения давления у единственного постояльца. Стрекопытов начал уходить из хаты через окно.
И это только самые видные женщины села! Более скромные работницы комбината и другие поселянки,
