предложила миссис Прайс.
– Я бы не отказался.
Она кивнула и ушла на пару мгновений, а после принесла печенья и конфеты. Когда же я прикончил всю эту сладкую кипу с чаем, то отнес посуду на кухню и уверенно направился в комнату Мирай. Дверь была закрыта, я аккуратно постучался.
– Кто там? – послышался невинный приглушенный голос изнутри.
– Это тот, кто хочет с тобой познакомиться. Пойдем гулять, пигалица!
Я не был стреляным воробьем в знакомствах, да и в общении в целом, поэтому импровизировал как мог.
– Как ты меня назвал?.. – Невинность в голосе сменилась на легкое раздражение.
– Пигалица, – беспристрастно ответил я. – Маленькая пташка.
– Я не маленькая! – воспрянула Мирай. – Мне скоро четырнадцать.
– Блинский блин… Ладно. Немаленькая, пойдем гулять.
– А если я не хочу гулять?
– Сегодня выходной. Что значит «ты не хочешь гулять»?
– Ну…
– Хватит от меня отгораживаться, я просто хочу с тобой познакомиться!
Я старался держать тембр в позитивных тональностях. И это работало. Спустя полминуты я все-таки получил положительный ответ.
– Отлично! Тогда одевайся и пойдем.
Не успел я явиться в гости к семье Прайс, а уже вышел на улицу, прихватив с собой новую знакомую. Вот так удача, казалось бы. Да вот только Мирай всё ни в какую не хотела хоть как-то сближаться. Первые пять минут нашего моциона она то и дело шла с потупленным взглядом и изредка украдкой посматривала в мою сторону; но стоило мне случайно подцепить ее на этом, так она сразу краснела и отворачивалась, будто осматривается.
Долго так продолжаться не могло. В голову пришли строчки из некогда прочитанного романа Харуки Мураками: «Видимо, сердце прячется в твердой скорлупе, и расколоть ее дано немногим» [4]. Мысленно я сказал, что справлюсь с этим, и, слушая песню моросящего ветра, таки обратился к пигалице:
– Слушай, может, сходим в парк неподалеку? Там довольно красиво.
– В Центральный районный? Ну, можно. Но сперва… – И она замолчала. Как будто губы ее скрепили леденящие капли дождя.
– Что «сперва»?
– Давай… давай поедим, я же не обедала совсем! – наконец изрекла она.
– Вот оно как. Ну давай. А чего это ты не обедала?
– Стеснялась потому что. Тебя, между прочим. Ты пришел к полудню, вот я и… – Мирай вновь не договорила. Только уже, похоже, и не собиралась.
– Понимаю, но не стоит меня стесняться. Помни, что я всего на два года старше. Мне шестнадцать, тебе почти четырнадцать. По факту мы принадлежим к одному поколению и вполне можем общаться на равных.
– Да. – Она впервые тогда улыбнулась при мне. – Пожалуй, ты прав. Давай в «Макдоналдс» схо…
– Нетушки! – прервал я. – Никакого мусора из фастфуд-ресторанов. Мы пойдем есть нормальную пищу.
Мирай тут же надулась.
– Зануда.
– В каком смысле? Я просто хочу, чтобы мы хорошо поели. Понимаю, что иногда хочется заправиться и чем-то из забегаловок по типу «Макдоналдса», но… в том-то и дело, что иногда. А ты когда в последний раз там была, ну-ка, скажи?
– Вчера.
– Ну ты даешь. И как часто ты там ешь?
– Каждую неделю… – И опять она засмущалась, будто почувствовала себя виноватой.
– Каждую неделю… – повторил я, невидящими глазами уставившись вдаль. – Много, блин. Давай-ка это исправлять. Нельзя так часто питаться фастфудом.
– Х-хорошо… – это единственное, что она смогла ответить.
– Хорошо! – продублировал я, но увереннее и ярче. – Пойдем в пиццерию. Закажем большую пиццу, салатов и каких-нибудь коктейлей. Тебе какой нравится?
– Эм… да мне не принципиально. Ну, может, банановый?
– Отлично, банановый. Мне он тоже нравится. Его и закажем. Тут неподалеку есть одна пиццерия. Ну-с, потопали!
И наша пара устремилась в сторону ресторана Rat & Cat.
Час пролетел незаметно. За едой Мирай немного расслабилась и позволила втянуть себя в разговор. Мы узнавали друг о друге самые поверхностные вещи, и именно тогда в свое воображаемое досье я добавил факт о том, что у Мирай нет друзей. Грустно, на самом деле. Я поинтересовался, почему у нее с этим всё так туго, но она сказала, что пока не может рассказать – не то время якобы.
Пока я цедил один стакан, Мирай успела выжать целых три. Она действительно обожала коктейли, и смотреть на то, как это чудо с восторгом выпивает стакан за стаканом, было особенным удовольствием. А потом нам принесли огромную пиццу «Цезарь» и одноименный салат на двоих. Ухлопали всё меньше чем за десять минут. Эта девица была не на шутку голодна. Я даже усомнился в том, что у нее был хотя бы завтрак. Но, благо после этого она выдохнула и с ярким лицом сказала: «Наелась!»
После обеда мы всё же добрались до парка за полчаса, гуляли там еще час, а затем ринулись к мосту в миле от парка. Почему я не описал этот парк подробнее? Да просто потому, что днем в нем нет ничего примечательного – голое старое дерево, обвешанное спящими гирляндами, куча народу… и, в общем-то, всё. Но волшебство наступает с приходом вечера. Зимой он, как правило, наступает раньше. В нашем же случае – в четыре часа. Именно в это время мы вернулись в парк и были заворожены его предсумеречной прелестью. Присели на одну из скамеек и стали созерцать.
Скорлупа сердца девушки, казалось, тогда всё же дала трещину. Мирай непроизвольно прижалась левой щекой к моему плечу. Я тоже этого не заметил – просто смотрел на розовое небо, на алое солнце, плавящее горизонт, и получал реальное удовлетворение. Гирлянды на голом ветхом дереве вдруг вспыхнули всеми цветами радуги, и это придало совсем серому и непримечательному месту просто невероятнейшую красоту.
Мирай пришла в себя и, как только поняла, что головой чуть ли не лежит на моем плече, тут же оторвалась от меня, а я только после этого отвлекся от потрясающего вида.
– Что-то не так? – спросил я.
– Нет! Всё хорошо.
Мы посидели еще с минуту в молчании, а потом она прошептала, не отводя взгляда от пламенеющего заката:
– Как красиво сегодня…
– Да уж, – согласился я, подняв голову. – Розовое небо, приятное, хотя и такое обыкновенное…
– Я люблю розовый, – призналась Мирай, слегка приоткрыв белоснежные зубы.
– Честно сказать, я тоже. – И это было чистейшей правдой. В список моих любимых цветов еще входили красный и фиолетовый.
– Вот бы небо было таким всегда.
– Вот бы было… – тихо повторил я, точно эхо.
– Хотя нет… – Мирай пошла на попятную. – Так даже лучше.
– Что?..
– Что оно бывает только раз в день таким, на небольшое время. Можно бесконечно дожидаться его, каждый день!
– И ты хочешь его дожидаться? – спросил я таким тоном, будто не верю.
– Да! В этом же и есть смысл жизни – ждать чего-то? Вот и я буду ждать, когда небо окрасится в розовый!
– Ха-ха. Ну, наверное, возводить это в смысл своей жизни как-то чересчур…
– Может, ты и прав, но пока мой смысл будет таким. Жизнь же не стоит на месте. Всё временно.
– И то верно.
– А давай завтра встретимся тут же? Не днем, а в это же время?
– В это же… время? То есть когда…
– Когда небо такое розовое и когда
