Франсет, то катались на лошадях. Я помню, она говорила очень быстро, и отец просил ее четко произносить слова». Франсуаза дружит также с Брюно, сыном Шарля Мореля, промышленника из Пон-ан-Руаян, приятеля семьи Куарез. Его родители жили в роскошном замке на Саоне, где часто устраивали большие приемы. Здесь Саган познакомилась с Луи Нейтоном, который был старше ее на десять лет. Она поразила его живостью ума и оригинальным взглядом на многие вещи.
Но, без сомнения, лучшим другом Кики был в то время большой, светлый ленивый бедолага, прозванный Пулу, это старый конь, которого Пьер Куарез взял к себе, чтобы спасти от бойни. Франсуаза, дождавшись момента, когда конь принимался щипать траву, ловко взбиралась ему на загривок. Затем, когда Пулу поднимал голову, она сползала на середину его спины и крепко цеплялась за него руками. Жеребец и его маленькая хозяйка пускались в путь по близлежащим полям и лесам, сопровождаемые завистливыми взглядами деревенских мальчишек. Только Бобби, безродному псу, разрешено было их сопровождать. Франсуаза Саган увековечит своего четвероногого друга в одной из книг-воспоминаний. Он заставил ее полюбить лошадей. «Он был такой же, как я, безразличный к солнцу, — напишет она; — С непокрытой головой мы поднимались и спускались с холмов, пересекали луга, и так — бесконечно. А потом погружались в леса. Леса, пропитанные запахом акации, где Пулу давил грибы тяжелыми подковами, позвякивая на камнях.
К концу дня я падала от усталости. Наступал вечер. Трава становилась серо-стального, тревожного цвета, и это заставляло коня неожиданно перейти на галоп и мчаться к своему корму, к дому, в укрытие». Время от времени Франсет приходит на работу к отцу в «Компани женераль д’электрисите», где секретарь Мадлен Габен учит ее печатать на машинке. Также она ходила к одной бедной вдове — та преподавала ей азы игры на фортепьяно. Клавиши с диезами были нарисованы на бумаге тушью. Франсуаза должна была тренироваться, не слыша звуков. Таким образом, от сольфеджио пришлось отказаться. Как видно, каникулы в Сен-Мар-селен не ограничивались купанием в местном пруду, партиями в теннис, играми в парке и обедами на террасе.
Но нельзя забывать о войне… Лето 1941 года. Франсете было шесть лет, когда Германия напала на Россию. В семье Куарез появились надежда и радость — Пьер предсказывал, что немцев наконец-то остановят. За это время Пьер и Мари Куарез сильно изменились, но они по-прежнему остались идеальной парой. С риском для жизни они прятали у себя мсье и мадам Гольдберг, еврейскую чету, спасавшуюся от преследований. Пьер Куарез, узнав, что в переводе их фамилия означает «Золотая гора» («Mont d’or» по-французски), предложил поменять местами слоги и называться мсье и мадам Дормон (Dormont), чтобы перехитрить преследователей. Когда немцы пришли в дом в поисках беглецов, Мари отлично разыграла сцену. Отец Франсуазы также не боялся защищать евреев и у себя на заводе. «Мсье Куарез, — рассказывает Андре Коллено, бывший мастер, — был как-то вызван в Лион, где офицер вермахта потребовал у него объяснений относительно некоторых работников-евреев. «У вас работают евреи!» — кричал он. Мсье Бертье, один из начальников отдела, присутствовавший при этой сцене, уверял меня, что никогда не видел такого проявления ненависти. Мсье Куарез с невозмутимым видом все отрицал. «Как вы осмеливаетесь утверждать, что у вас нет евреев, а этот Шнайдер с завода в Пон-ан-Руаян?» Дело принимало серьезный оборот. По счастью, ему не дали хода: Самуил Шнайдер ушел к партизанам, а Пьер Куарез из-за бравады заменил его другим евреем, Жаном Давидом».
В середине июня 1944 года многие партизаны ушли в подполье в Веркор, где 3 июля была восстановлена Французская Республика и отменены декреты, введенные режимом «Виши». Это сделал комиссар республики Ив Фарж, член Национального фронта — организации, близкой к коммунистической партии. Район Сен-Марселем стал опасной зоной. Однажды Мари и ее две дочери чуть было не поплатились жизнью. Во время наступления американцев и немецких бомбардировок они купались в пруду и оказались между двух огней. Немецкий военный самолет расстреливал их с воздуха. Франсуаза вспоминает, что они с сестрой бежали как сумасшедшие по дымящейся от пуль траве, а Мари беспрестанно повторяла: «Сюзанна, умоляю тебя, одевайся! Ты же не можешь идти в таком виде!»
Другой инцидент произошел у них в доме. Молодой человек, назвавшийся участником Сопротивления, поставил свой грузовик во дворе семьи Куарез, не сказав, что в нем. Франсуаза не раз рассказывала об этом вечере, который мог бы плохо кончиться для ее семьи: «За ужином моя мать сказала: «Один юноша поставил свой грузовик у нашего дома». Отец, несмотря на уговоры, пошел выяснять, в чем там дело: грузовик доверху был набит оружием — верная смерть для всех нас. Отец увез грузовик на дальнее поле и возвратился в бешенстве, ругаясь как извозчик. Пришли немцы — трое их офицеров были убиты на дороге, — они обыскали дом, гараж и перевернули все вверх дном. Нас поставили лицом к стенке, и мы все дрожали от страха. После пришел молодой человек и как ни в чем не бывало спросил, где его грузовик. Отец сурово отругал его».
Летом 1944-го пришло Освобождение. Гордые американцы разъезжали по дорогам Франции, высоко держа знамя победы. Семья Куарез приняла некоторых легендарных личностей на террасе у себя в доме. Франсуаза, конечно же, постаралась ничего не упустить из этого замечательного спектакля и радовалась вместе со всеми: она садилась на колени к американцам, обследовала их танки, жевала в огромных количествах жевательную резинку, объедалась арахисовым маслом до того, что ей становилось дурно. Она участвовала в живой цепочке, которую образовали жители Сен-Марселен и близлежащих городков на дороге, ведущей из Гренобля в Валанс. Впрочем, для нее это был всего лишь один из летних дней, быть может, с чуть большей эйфорией, экстравагантностью и эмоциями. Франсуаза признавалась потом, что не очень-то понимала, что все это значило. Было только ясно, что немцы ушли, родители перестанут постоянно бояться и все теперь станет как прежде. Но она не помнила, каким было это «прежде», и у нее не хватало фантазии его вообразить. Она догадывалась, что оно было чудесным, быть может, даже лучше, чем настоящее, которое тоже было неплохим.
Франсуазу Саган миновали ужасы этой войны, прежде всего благодаря детскому возрасту и разумному поведению ее родителей, желавших оградить детей от лишних страданий. Только после Освобождения она начала понимать сущность и последствия катастрофы. Ее буквально шокировали два эпизода. Первый — это распятая женщина, которую вывезли на площадь для всеобщего обозрения. Мари возмущалась: «Как вы можете это делать?
