– Ну? Что делать? Где искать?
– Прежде всего бегите на вокзал. Ее все там знают. Справьтесь. Хотя бы вы должны были ее догнать… Сколько прошло времени?
– Пять, шесть, семь часов!
– Двадцать пять верст! Нет, ее не может быть в городе, даже если поехала, – уверенно сказал Яков. – Погодите! – он вдруг ударил рукой о колено. – Лапа!
Весенин не понял.
– Что Лапа?
– Если он согласится, он поможет. Никто, кроме него. Постойте, я оденусь и приведу его. Мигом!
– Но… Ловко ли?
– Такое дело! – воскликнул Яков и стал одеваться.
– А с этой канальей церемониться нечего, его бы под суд надо, да неловко. Вы просто разрешите мне еще как нотариусу, и я сделаю судебному приставу заявление о существовании векселей Можаева и Дерунова.
– Отлично! – согласился Весенин.
– Далее, – говорил Яков, уже одетый, – Лапа, наверное, уедет с вами. Надо его познакомить с Можаевым; я же вплоть до известия от вас буду сторожить все отходящие поезда. Ну, до свидания! Я прикажу подать вам чаю!
Он кивнул Весенину и сбежал вниз.
Гроза утихла, но дождь все еще лил как из ведра и напоминал Весенину громкий плач. Смутно было на душе. Он жалел и его, и ее и мгновениями вдруг пугался при мысли, что, может быть, в поисках своих они найдут только труп.
Как поступил бы он на месте Можаева? Конечно, так же. Даже без любви – так же; может ли тут быть два решения?.. Однако он и устал!.. Он вздрогнул и открыл глаза. Заспанная прислуга внесла стакан чая и ром.
Он с жадностью стал пить горячий чай.
Внизу хлопнули двери, послышались шаги.
Вошел Долинин с незнакомым человеком.
Так вот он, Лапа! Этот полусонный апатичный господин с полуприкрытыми глазами. Весенин подал ему руку и с недоумением взглянул на Якова, но тот твердо сказал:
– Алексей Дмитриевич согласился помочь вам. Он знает в лицо Елизавету Борисовну, и это облегчит дело. Он готов хоть сейчас, и потому…
– Едем! – делая последний глоток, окончил за него Весенин и встал. – За все вам спасибо, – благодарил он Долинина, крепко встряхнув ему руку.
– Глупости! – ответил тот. – А я сделаю заявление и буду следить! Ну, помоги вам Бог.
Лапа молча следовал за Весениным и молча уселся с ним в коляску.
– Гони вовсю! В Можаевку! – приказал Весенин, и коляска снова заметалась из стороны в сторону. Весенин первый прервал молчание.
– Как вы думаете ее искать? – спросил он.
– А? Что? – переспросил Лапа, словно очнувшись. Весенин нетерпеливо повторил вопрос.
– Я еще ничего не думаю, – ответил он, – Яков Петрович попросил меня. Я для него согласился. Мне нужно прочесть письмо, видеть дом, комнату, тогда…
Он замолчал и, казалось, погрузился в дремоту, потом вдруг спросил:
– Как вы спохватились ее? Когда? Кто?
– Я не знаю!
– Надо все знать, – ответил он и опять замолк.
Восток уже алел; дождь слабо сеял с хмурого неба, дул свежий ветер. Коляска сделала два бешеных скачка, завернула и въехала во двор.
– Ее бегство тайна для всех, – торопливо предупредил Весенин Лапу, выходя из коляски. – Я привез доктора!
Лапа молча кивнул головою и поплелся следом за Весениным.
Можаев вскочил при его входе. Он лежал на диване, прикрывшись пледом, одетый, и теперь, при борющемся свете лампы с дневным светом, показался Весенину еще страшнее.
– Ну, что? Нашли? Кто это? – вскрикнул он, отступая при виде Лапы. Тот скромно поклонился. Весенин поспешил объяснить.
– Разве нельзя было без этого? – с упреком прошептал Можаев. Весенин покраснел.
– Нет, – ответил он твердо, – надо быть в доме, надо следить на вокзале, надо везде искать! Долинин и Алексей Дмитриевич по службе умеют хранить тайны.
Можаев опустил голову.
– Что же, пусть ищет! – сказал он упавшим голосом.
Лапа выступил вперед и твердо изложил свои желания видеть письмо, видеть ее комнату, дом.
– Проводи его, покажи! Письмо вот! – покорно ответил Можаев.
Лапа сел к столу и внимательно прочел письмо, потом, нагнувшись, он поднял с полу конверт, разгладил его рукою и внимательно осмотрел его.
Можаев оживился. Следя за Лапою, он становился все внимательнее. Наконец, Лапа обернулся к нему.
– А как вы получили это письмо? – спросил он.
– Я не получил, а сам взял у нее со стола, – ответил Можаев.
Он замолчал. Молчал и Лапа. Можаев провел рукою по лицу и продолжал:
– Было часов одиннадцать. Я пошел проститься с нею, комната растворена… беспорядок. Я увидел письмо и взял…
– Одиннадцать? – Лапа вынул часы и взглянул на них, потом встал.
– Покажите ее комнату! – сказал он.
– Скажите, она жива? – дрогнувшим голосом спросил Можаев.
Лапа пожал плечами.
– Верно одно только: она не думала о смерти, когда писала, а там… по дороге!
– Ах! – простонал Можаев.
– Ты ляг! – сказал Весенин, выходя с Лапою. Они прошли и осмотрели комнату. Потом Лапа обошел дои и через балконную дверь вышел в сад.
– Ворота запираются? – спросил он. Весенин кивнул.
– Сад выходит на двор, на дорогу и?..
– На луг, – ответил Весенин.
– Идемте туда, – твердо сказал Лапа.
Весенин повел его по саду к стороне, выходящей на луг. С каждым словом, с каждым шагом он проникался уважением и доверием к этому полусонному человеку.
– Она не могла выйти через двор. Надо было бы беспокоить сторожа; не могла и на дорогу, потому что, я видел, – там каменная ограда. А здесь?..
Весенин указал на длинный забор, закрытый до половины кустами малины и крыжовника.
– А! Посмотрим!
Лапа подошел вплотную к забору и осторожно пошел вдоль него.
– Вот! – сказал он, остановись подле выпавших из забора досок. – И вот! – он нагнулся и снял лоскут материи, зацепившийся о гвоздь нижней поперечины.
Весенин вскрикнул.
– Куда можно выйти через этот луг? – спросил Лапа, вылезая на луг.
Весенин пролез за ним.
– Если идти прямо, то будет проселочная дорога на деревни Ворсклово, Турово, Слезино и Погост.
– Так! Ехать можно?
– Понятно!
– Дайте мне лошадь и объясните дорогу, – сказал Лапа, пролезая обратно в сад.
Весенин торопливо повел его домой.
– Он нагонит ее, – уверенно сказал он, вводя его к Можаеву. – Я ручаюсь вам!
Можаев с мольбою взглянул на Лапу.
– Я ничего не пожалею, найдите ее. Скажите ей…
– Вы сами ей все скажете, – перебил его Лапа, – я найду ее, и вы к ней приедете!
– О, да, да! Боже, как мне благодарить вас за услугу, – вскричал Можаев.
Лапа покачал головою.
– После, после. Вам отдохнуть надо, укрепиться! – сказал он добродушно.
В дверь кабинета постучали.
– Лошадь готова, – сказал Весенин, – идемте!
Лапа приостановился.
– Дайте мне денег, мелочи!
Можаев кинулся к столу и раскрыл ящик, полный мелкой монеты.
– Вот, – торопливо сказал он, – это для конторы. Для расчета, берите!
Лапа взял несколько свертков и опустил их в карман пальто.
– Теперь ведите меня! – сказал он.
Весенин вернулся в кабинет и уговорил Можаева лечь. Он стал послушен, как ребенок, и тотчас лег. Весенин накрыл его пледом и, поправив подушки, сел подле него.
Как велика сила любви! Ничтожного человека она превращает в героя, сильного – в слабое и беспомощное создание. Умный, находчивый Можаев растерялся: энергичный человек, который один боролся с десятками, обратился в слабого ребенка только потому, что молодая жена его оставила.
– Я чувствую, как падают мои силы, – слабо заговорил он, – но в то же время знаю: найди он ее, и силы ко мне вернутся. Если же он ее не найдет или… что еще хуже… я умру! Я не могу вынести мысли, что все время со мною она была как в тюрьме, страдала, и я не знал этого, не догадывался!.. Чем искуплю вину свою перед нею?..
– Вы же любили ее, – сказал Весенин.
– Любил! – Можаев приподнялся и сбросил плед. – Слово не передает моего чувства!.. Но я должен был понять ее, стараться об этом. Ведь она не обманывала меня. Она говорила мне: я глубоко вас уважаю, как умного и честного человека; взамен любви я дам честную привязанность. Безумец! Я пошел на эту подлую сделку! Разве я не знал, что сердце ее запросит любви; разве я не видел, что она почти ровесница моей Вере. Не суди меня, Федор Матвеевич, я уже осудил себя. Мой товарищ, умирая, поручил мне дочь, и вот моя опека! Жалкий, нечестный старик!..
Он упал на подушку, и голова его заметалась. Весенин нагнулся над ним и стал успокаивать его, но сам чувствовал, что перед нравственной пыткой старика слова его бессильны.
День уже вступал в свои права. Ясный, ликующий день над землею, омытой дождем. Мир и любовь вместо смятенья и ужаса! Ясное, чистое небо вместо грозовых туч, животворное солнце вместо грозного блеска молний!..
