полоумных семеек.
— Да ладно?! А как же та, в которой ты работаешь? — насмешливо спросил он.
Она ответила ему хмурым взглядом.
— Много ты знаешь!
— Уж достаточно. У меня есть проверенные источники.
Мэрион опустила взгляд первой. С нее было довольно. Мало того, что она оказалась посреди толпы из беднейших лондонцев, чествовавших главных богатеев города, так еще и наткнулась на горстку выходцев из богатых и влиятельных семей, прикинувшихся поборниками всеобщего равенства!
— Мне пора, — заявила она и нырнула в толпу.
Мэрион думала, что Валентин схватит ее за руку, притянет к себе и помешает уйти, но он, вскинув в воздух кулак, запел:
— Вставай, проклятьем заклейменный,
Голодный, угнетенный люд!
Люди в толпе стали подозрительно коситься. Мэрион кинулась к нему.
— Прекрати!
Но он продолжал петь, дразняще глядя ей в глаза.
— Время битвы настало,
Все сплотимся на бой.
В Интернационале
Сольется род людской!
Горожане вокруг начали недобро хмуриться. Мэрион живо представила, как взметнутся в воздух грязные кулаки, а потом на Валентина обрушаться тяжелые ботинки с металлическими носами. Ей тут же вспомнилась узкая эдинбургская улочка и он, скорчившийся на земле.
— Рабочие, объединяйтесь! Да свершится революция!
— Перестань! — взмолилась Мэрион.
Двое крепких мужчин, стоявших неподалеку, обменялись многозначительными взглядами и выразительно посмотрели на Валентина.
Мэрион испуганно схватила его за запястье.
— Да они же…
— На лоскуты меня порвут?
— Можно и так сказать…
— А тебе, стало быть, не все равно? — В глазах у него вновь заплясали лукавые огоньки, распалив в Мэрион страстное, томительное желание.
— Еще чего! — огрызнулась она.
Но стоило ему вновь вскинуть плакат, как она опять вцепилась ему в руку.
Валентин покачал головой. На глаза ему упала прядь волос — совсем как в давние времена. И точно так же, как и тогда, Мэрион почувствовала, что тает под его взглядом.
— Если хочешь меня остановить, придется выпить со мной чашечку чаю, — предупредил он.
— Если только одну, — недовольно проворчала она.
Все ушли любоваться процессией, и потому в ближайшем ресторане «Лайонс-Корнер-Хаус» было пусто. Они уселись у эркерного окна. От духоты и быстрой ходьбы Мэрион так взмокла, что платье прилипло к груди. Валентин, ни капельки не стесняясь, не сводил с нее глаз. И Мэрион это раздражало куда меньше, чем полагалось бы.
Он рассказал, что уехал из Эдинбурга.
— Без тебя там все равно тоска, — с притворной скорбью поведал он.
— Неужели это и есть истинная причина?
— Ну, и еще я завалил экзамены, и меня выгнали из университета. Так что теперь я тут. Разжигаю костер всемирной пролетарской революции и готовлюсь к свержению империализма.
— Получается, судя по всему, неплохо, — фыркнула Мэрион, кивнув на окна, за которыми шагала огромная людская толпа, размахивая портретами короля-императора.
— Им просто надо повысить самосознание! Победа рабочих над правящим классом исторически неизбежна, — заверил ее Валентин с набитым ртом и для пущей выразительности взмахнул кусочком бисквитного торта. — Сейчас этот торт называют «Викторией», но в славный день революции его переименуют в честь Сталина!
Мэрион покачала головой, не веря своим ушам. А все-таки она соскучилась по нему, по его дурацким шуткам, даже по его нелепой коммунистической риторике.
— И где именно вы строите эти ваши планы по свержению капитализма?
— В Ротерхите. У самой реки. Местечко что надо! К нам часто приходят всякие писатели и художники. Мы закатываем сумасшедшие вечеринки! Кстати сказать, в субботу у нас как раз намечается одна, — поведал он и запихал в рот остатки торта. — Обязательно приходи.
Мэрион ответила отказом и не собиралась идти на попятный. Но в субботу вечером неожиданно обнаружила себя на улице, которую он упомянул, рядом с домом, который он ей назвал. В воздухе повис сырой запах реки, а мощенные булыжником улочки заволок туман. Мимо нее проплывали в полумраке неясные фигуры. Судя по виду, район был бедный, но тут царили своя атмосфера и свой особый уют. С соседних улочек слышались веселые крики и смех.
Она осторожно скользнула в облезшую, старую дверь, и из темноты ей навстречу шагнул незнакомец с мертвенно-бледным лицом. Он безумно походил на призрака.
— Чем могу помочь? — спросил он.
— Тебя, кажется, зовут Филиппом? — припомнила Мэрион.
Глаза за круглыми очками удивленно расширились.
— Все так, а ты…
— Мэрион, — представилась она.
— Пришла повеселиться с нами?
Мэрион кивнула.
— А выпить что-нибудь принесла? У нас тут все вскладчину.
Мэрион нырнула рукой под пальто и достала бутылку, позаимствованную из герцогского буфета. Она рассудила, что герцог вряд ли обнаружит пропажу. В конце концов, у него выпивки еще полно.
— «Поль Роже» 1927 года, — прочитал Филипп надпись на этикетке и присвистнул. — Вот это улов! С таким вечер точно скучным не будет.
Мэрион проследовала за ним по коридору, уставленному проржавевшими и поломанными велосипедами. Со второго этажа доносились смех и музыка. Девушку охватило приятное возбуждение. Еще бы: ведь она впервые за долгое время окажется среди ровесников!
Филипп гулко застучал каблуками по голым ступенькам, не покрытым ковром. Поднявшись наверх, он взмахнул бутылкой.
— Глядите! Теперь мы и впрямь «шампанские социалисты» [37]!
Мэрион робко поднялась следом за ним. Наверху, на лестничной площадке, толпилось множество гостей: были тут и юноши в элегантных джемперах, и девушки с короткими стрижками и сигаретами. Все смеялись, и громче всех, беспечно запрокинув голову назад, — Декка.
— Ты все-таки пришла! — воскликнул Валентин, подлетев к Мэрион. На глаза ему вновь упала непослушная прядь. — Какая ты красавица!
Сегодня на ней было черное платье, эффектно подчеркивающее фигуру. Изначально наряд был вполне повседневным и ничем не примечательным, но Норман сумел придать ему неуловимое очарование — впрочем, как и всему, к чему он только прикасался. Мэрион чувствовала себя утонченной и изящной, но превосходства над остальными не ощущала. Ей было спокойно и уютно. Казалось, все складывается единственно верным образом. Сердце набухло и расцвело, как бутон диковинного цветка, а по венам до самых кончиков пальцев заструилось тепло. Она была счастлива.
— Вот, выпей, — вложил ей что-то в руки Валентин.
Это оказалась банка из-под варенья, до половины наполненная красным вином.
Она посмотрела на банку, а потом на Валентина.
— Но я ведь принесла шампанское!
— Вот как! — Валентин огляделся в поисках приятеля. — Филипп! Неси эту бутылку сюда!
Прижимая к себе одной рукой банку, до половины наполненную шампанским, Мэрион позволила Валентину увлечь ее за собой.
— Мэрион! — поприветствовала ее Декка, спешащая мимо. На ней было желтое платье с нарядным узором, а губы она накрасила красной
