Какой-то стон вдруг вырвался из его груди, смутивший всех сидевших в столовой, и все опять стихло, а Карташев, затаив дыхание, лежал, уткнувшись в подушку, не смея ни шевелиться, ни дышать.
Карташев так и заснул в тот вечер, не раздеваясь, и проснулся только утром. Переодевшись и напившись чаю, он решил отправиться к Корневу.
- Сережа, - крикнул он уже в калитке, - скажи маме, что я пошел к Корневу заниматься латинским.
- Мама уже встала, - ответил было Сережа.
- Не встала, - уверенно сказал Карташев и захлопнул за собой калитку.
У Корневых все было по-старому. В дверях беззвучно показалась Анна Степановна, сделала свою добродушную гримасу и, проговорив своё "о!", стояла и ждала, пока Карташев сбросит пальто и подойдет к ней.
- Вася, Маня, - крикнула она.
- А-а! - басом приветствовал Корнев, появляясь из кабинета отца и на ходу застегивая свой пиджак, - милости просим. - Он с удовольствием пожал руку Карташеву, указал ему на кресло и сам сел.
Выскочила Маня и, вспыхнув, радостно поздоровалась с Карташевым.
Маня загорела, похудела и казалась еще привлекательнее.
- Ну что, как? - спросил Корнев.
- Слушайте, Карташев, отчего вы так рано приехали в город? - перебила Маня.
Карташев вопросительно посмотрел на Корнева.
- Ерунда все это, - сказал Корнев, - знаешь ведь...
- Бунтовщики? - весело, понижая голос, спросила Маня.
Карташев рассмеялся.
- Ерунда, - повторил Корнев и принялся за ногти.
- Спасибо, что с полицией не доставили, - сдержанно вздохнула Анна Степановна, присаживаясь на стул. Она посмотрела на Карташева, на сына, покачала головой, вздохнула и сказала: - Голубчики мои, учение опять, латынь, да то, да другое, и господь его зна, що такое, поки не выкрутят, не выкрутят всё. - Она сделала энергичный жест и махнула рукой.
- Ну-с, как твои? Наталья Николаевна?
- Васенька изволили, кажется, найти прочное помещенье своему сердцу? рассмеялась Маня.
- Манечка изволят, кажется, глупости с утра говорить! - ответил, покраснев, брат.
Он встал лениво, с удовольствием потянулся и, встряхнувшись, сказал:
- Ерунда все это... Через две недели переэкзаменовка - вы это чувствуете?
- Будем вместе готовиться, - предложил Карташев.
- С удовольствием.
- Скажи лучше - будем вместе ничего не делать, - рассмеялась Маня.
- Напрасно: я с сегодняшнего дня готов, так и дома сказал, что иду заниматься.
- Иначе бы не пустили бы? - спросила Маня.
Карташев небрежно проговорил:
- Ах, прошло то время золотое...
- Большой теперь?
- Слава тебе господи!
- Впрочем, слышала, курить разрешили? Вы с какого класса начали?
- С третьего?
- И Вася тоже?
- И Вася тоже.
Маня махнула рукой.
- Слушайте, Карташев, идем купаться.
- С удовольствием... Хотя, собственно, я не взял с собой денег...
- У нас билеты есть в купальню.
- Ты пойдешь? - обратилась она к брату.
Корнев подумал и спросил Карташева:
- Ведь воротишься?
- Слушайте, Карташев, вы обедаете у нас, а вечером мы к вам.
- Отлично.
- Накомандовала, - добродушно произнесла, появляясь, Анна Степановна вслед убежавшей дочери, - куда?
- Теперь купаться, - ответил Карташев, стоя с фуражкой в руках в ожидании Мани, - а потом к вам обедать.
- Голубчик мой. - И Анна Степановна, обняв ладонями голову Карташева, поцеловала его в лоб.
- Ну, уж мама не может. Идем, - крикнула Маня, сверкнув весело, возбужденно на Карташева глазами.
Они опять шли по звонким улицам в треске и духоте города, искали тени, щурились от ярких лучей и с удовольствием осматривали и встречавшихся прохожих, и дома, и друг друга.
- Я получила письмо от Рыльского...
Ничего нового она ему не сообщила, да и Рыльский был где-то далеко, а Маня, возбужденная, довольная его обществом, шла рядом с ним.
Они запрыгали по ступенькам широкой громадной лестницы бульвара и точно уже купались в открывшемся просторе воздуха и моря.
Спустившись, они пошли вдоль пыльного серого здания. Скрылось море на мгновенье и опять сверкнуло уж вплоть, с гаванями, с лесом мачт, с палатками купален, с белыми рядами сохнущих простынь, с ароматом моря.
- Вы мне скажете правду?
- Скажу.
- В кого вы влюбились в это лето?
- Хотел влюбиться, но она уж невеста.
- Разве можно здесь хотеть или не хотеть?
- Можно, - беспечно ответил Карташев.
- Нет, нельзя, Карташев. Вы были когда-нибудь влюблены?
- Я с трех начал влюбляться.
Из-за простынь вдруг появилась фигура учителя математики с его походкой заведенной куклы, с его обычным строгим взглядом темных глаз.
Карташев быстро смущенно поклонился и, когда он прошел, спросил с веселой тревогой Маню:
- Как вы думаете, слышал он?
Они оба рассмеялись, он еще оглянулся и сказал:
- Я думаю - он хотел бы быть на моем месте.
- В каком смысле?
- Гм... гм... - усмехнулся Карташев.
Они стояли на перекрестке подмостков, откуда расходились дорожки в женское и мужское отделение.
- Ну?
- Здравствуйте, - пренебрежительно, как бы зная, что так и будет, поздоровалась Зина, выходя из купальни. За нею шли Наташа, Маня и толстая кубышка Ася.
Зина поцеловалась с Корневой, а Наташа, добродушно прищурившись, спросила брата:
- Нашел?
- Что нашел? - спросила Корнева и покраснела.
Зина только кивнула головой, Наташа, смеясь, поцеловалась с Корневой.
- Маня как выросла... похорошела, - с каким-то оттенком зависти заметила Корнева. - Мы вечером сегодня к вам хотели...
- Отлично, - ответила Наташа и, обратившись к брату, лукаво спросила: Ты тоже вечером?
Зина только молча кивнула головой, как бы говоря: об этом и спрашивать нечего.
- Вы одни? - спросил Карташев.
- Мама теплые ванны берет.
- Что значит "нашел"? - спросила Корнева, когда прошли сестры Карташева.
Карташев только посмотрел на нее и, ничего не отвечая, улыбаясь, пошел по подмосткам в свое отделение. Он шел и оглядывался, пока не столкнулся с Сережей.
- Наши вышли? - спросил Сережа и, увидев исчезавших за углом сестер, опрометью, озабоченно подбирая на ходу простыню, побежал за ними.
- Здравствуйте, Сережа, - окликнула его Маня Корнева.
Сережа только теперь ее заметил, вдруг вспомнил что-то, как-то испуганно, смущенно поклонился и еще быстрее побежал.
- В гимназию поступает, - крикнул Карташев.
- Что значит "нашел"? - повторила Корнева, исчезая в купальне.
Карташев шел, заглядывая в номера; выбрав свободный, вошел и затворил рассохшуюся, сколоченную из тонких досок дверь. На него пахнуло сыростью и запахом гниющего в море дерева. Сквозь редкий пол там, внизу, беспокойно билась зажатая в столбах купальни зеленопрозрачная волна. Ему вспомнился вдруг вчерашний вечер, и неприятное чувство охватило его. Он быстро разделся, обвернулся до половины простыней и вышел на площадку. Он ходил по жарким доскам площадки со следами мокрых ног на ней и рассматривал пальцы своих ног, расплывшихся на досках. Он взобрался на самый край помоста двухсаженной высоты, с которого прыгали любители в море, и стал смотреть в женскую купальню, стараясь угадать между множеством белых рубашек Маню. Мимо него пробежал и с разбегу кто-то бросился в воду. Вода закипела, покрылась пеной, и в глубине ее сверкнуло белое тело, быстро выбиравшееся на поверхность.
- Здравствуйте, прыгайте! - крикнул ему прыгнувший, оказавшийся выпущенным в этом году в студенты Шишко. Шишко, толстый, с черной стриженой головой, держал себя всегда настороже и в то же время как-то снисходительно.
Карташев прикрутил к стойке простыню, разбежался и тоже прыгнул.
- Вы перешли? - спросил Шишко, уплывая вперед от Карташева.
- Передержка по-латыни, - ответил, догоняя его, Карташев.
- Ну, это пустяки.
- Конечно.
- Говорят, восьмой класс вам на шею посадят.
- Вряд ли это коснется нас, - спокойно ответил Карташев.
- Говорят, и вас коснется.
Шишко говорил с каким-то неприятным намеком в голосе.
- Вы откуда слышали? - встревоженно спросил Карташев и поплыл наотмашь, вследствие чего быстро догонял Шишко. Карташев плавал легко и сильно. Он плыл быстро, и часть туловища его так выдвигалась из воды, что казалось, стоило сделать еще одно небольшое усилие, и он пойдет по воде. Шишко плыл грузно, по-жабьи, и только черная стриженая голова его торчала из воды. Он пренебрежительно фыркал на эту воду, которая заливала его рот, так фыркал, как будто эта вода позволяла себе какие-то неприятные шутки с ним, окончившим курс гимназии и уже принятым без экзамена в университет. Карташев, поравнявшись, во все глаза с завистью и тревогой смотрел на него: он хотел бы в это мгновенье быть на его месте; плыть так же грузно, фыркать и сознавать в то же время, что он студент. Ах, под какой-то особенной планетой он родился, и даже это сладкозвучное имя "студент", наперекор всему существовавшему порядку вещей, для него уже вот-вот готово еще куда-то отдалиться.
