Ларс, побелевший, как мел, встал рядом и заявил, что им надо спасти ялик. И снасти. Ингрид сказала, чтоб он заткнулся. Барбру ей поддакнула и добавила, чтобы он тоже раздевался, и побыстрей. Ларс повторил, что лодку надо спасать, и вышел из дома. Ингрид оделась и бросилась по ледяной каше к проливу, где черпал воду ялик с пробитым боком. Румпель тоже был сломан. Однако обе пары весел уцелели, и две пустые корзины от снастей тоже. Стянув с себя фуфайку, Ларс заткнул ею пробоину, веслами они оттолкнули ялик от берега, на дне его пенилось море, и они догребли до мыса возле шведской пристани, обогнули его, вытянули лодку на берег, вычерпали воду и оттащили ее повыше, насколько хватило сил.
Ларс закричал, что надо спасать второй ялик и другие снасти. Ингрид спросила, не спятил ли он. Ларс в ярости забегал по берегу, и Ингрид крикнула, что он спятил, а дурным в море нельзя. Ларс поежился, ухмыльнулся и спросил, как она думает: умрет Феликс или нет. Нет, – ответила Ингрид.
Ее тоже начало знобить, и она улеглась в постель.
Феликс лежал на кухне и что-то лепетал. Барбру сидела возле него, и ночами тоже, Сюсанне тоже захотелось к ним. Ингрид ее не хватало, поэтому она спустилась в кухню, легла возле печки и сказала, что выздоровела. Барбру подняла ее и прогнала обратно наверх, и Ингрид лежала без сна, пока Барбру не принесла ей под бок спящую Сюсанне. А сама присела на краешек кровати и спросила, не боится ли Ингрид темноты. Ингрид ответила, что нет. Барбру спросила, не видала ли она какую нечисть, и Ингрид ответила, что да. Барбру сказала, что это из-за жара, а теперь жар у нее спал. Вот, если руку ей на лоб положить, это сразу понятно. Ингрид кивнула. Проснувшись на следующее утро, Сюсанна спросила, не научит ли Ингрид ее вязать.
– Ты мала еще совсем, – сказала Ингрид.
Сюсанна ответила, что вот и мама так же говорила.
– Мама это кто? – спросила Ингрид. Сюсанна недоуменно уставилась на нее. – Я думала, это я мама. – Сюсанна задумалась и улыбнулась. Ингрид предложила, чтобы Сюсанна сидела рядом и смотрела, как она вяжет, – так ей проще будет выучиться, когда время придет. Сюсанне это понравилось.
Так она заодно и считать научится, не только на пальцах, но и петли считать.
Ларс не заболел. Когда непогода отступила, он пошел к заснеженному ялику, но вытащить его не смог, поэтому привел Барбру. Они перевернули его и водрузили на два чурбана, чтобы Ларс с обеих сторон осмотрел пробоину в корпусе. Она оказалась больше, чем он думал, и один шпангоут тоже был сломан. Барбру покачала головой. Ларс спросил, умрет ли Феликс.
Барбру сказала, что нет и что вот сейчас-то он, Ларс, пожалеет, что не смотрел, как Ханс чинит лодки.
– А ты об этом чего-то знаешь? – спросил Ларс.
– Да. Это надо вдвоем, – многозначительно кивнула Барбру и пошла назад, к дому, но по дороге обернулась и крикнула, что она ему поможет – подержит, когда он будет обивку расклепывать, а все остальное пускай уж сам.
Ларс пошел в новый лодочный сарай, где Ханс складывал материалы, и отыскал сосновые бревна без сучков. Отпилив нужные куски, он оторвал от лодки пробитые доски и использовал их как шаблон. Но двух обломков все равно не хватало, и ему пришлось побегать: он снимал мерку, пилил, строгал и снова бежал к лодке, чертил и вымерял. Когда доски были готовы, согнуть их Ларс не смог.
Вышла Барбру и велела ему отнести доску в дом, завернуть ее в мокрую одежду и на сутки-двое оставить ее в чане под печкой, тогда дерево размякнет. Ларс спросил, не сделает ли она все это сама, он не хочет заходить в кухню и слушать, как хрипит Феликс, – Ларс даже поесть туда больше не заходил. Барбру сказала, чтобы сам шел, а она найдет ему какую-нибудь старую одежду.
Ларс сказал, что тогда не надо.
Нет, – не согласилась Барбру. И поесть Ларсу тоже надо.
Он прошел с ней на кухню и сделал так, как она велела, и быстро взглянул на Феликса – тот лежал, не замечая Ларса, и дрожал. Ларс вернулся на шведскую пристань и стал искать подходящий материал для нового шпангоута. Но ничего не находилось. В лодочном сарае было два окна, одно выходило на север, а другое – на юг. Он остановился и посмотрел в то, что на север: море было черным и гладким. Как свинец. Как деготь.
Ларс стоял и смотрел, пока не перестал видеть.
Он вышел, прошел, прячась за утесом от ветра, в сарай и спустил на воду второй ялик, более старый, чем пробитый. Ялик долго простоял в сарае, рассохся и пропускал воду. Зато грести было легко. Ларс обошел северную оконечность острова и двинулся через пролив к югу, когда заметил на берегу мать. Она размахивала обеими руками.
Ларс собирался проплыть мимо, но ее голос тянул его к берегу. Ларс спросил, чего ей надо. Барбру сказала, что один он снасти не вытащит. Ларс подвинулся. Барбру шагнула в лодку, оттолкнула Ларса, села на весла и погребла к шхерам Скарвешэрене, где отыскала первое грузило. Ларс вытягивал леску, Барбру гребла, удерживая лодку на месте, и вычерпывала воду. Они молчали. Рыбы набралось полтора отсека в лодке, много гнилой и обглоданной, но и годная тоже была. И снасти они тоже вытащили.
Взяв по одному веслу, они догребли обратно, до новой пристани, и подняли рыбу на берег. Ларс разделывал, а Барбру складывала в ящики, таскала снег и присыпала им рыбу. Когда они закончили, из-за носа мыса показалась шхуна Паулуса. Тот причалил, принял на борт молоко и рыбу заодно забрал – похоже, рыбой он был доволен, и то сказать: обычный улов, разве что разделана чуть небрежно. Ларс сказал, что следующие несколько дней рыбы не будет, и хотел было рассказать почему, но тут встряла Барбру и объяснила, что им надо ялик чинить.
Паулус кивнул и вернулся на шхуну.
Тем вечером Феликс перестал хрипеть. Глаза у него оставались красными и тусклыми, но он выглядывал из-под одеяла и улыбался, и еще попросил попить и поесть. Съел он самую малость, быстро заснул, однако спал спокойно. Ларс снова спросил, не умрет ли он.
Ответ он получил прежний.
На следующее утро Ларс встал первым, затопил печку и смотрел, как дышит Феликс. Тот открыл глаза и посмотрел на Ларса.
– А
