без папы с мамой! И ты можешь говорить, что угодно о моей матери, но она не чудовище. Мне пришлось мириться с ней двадцать лет, он точно недельку потерпит. Нет, я не перестаю тебе удивляться! Ты иногда как ляпнешь что-нибудь, что я прямо не знаю, нет, серьёзно!… И, кстати, Лондон… Ты меня знаешь, я дитя Средиземноморья.
– Из Перонна, – обронил с досады Симон.
Но Барбара-Жоржетта не рассердилась. Она сделала глоток джина, издала смешок, и кубики льда зазвенели в стакане.
Серж за своей стеной слышал всю дискуссию. Он ещё долго думал после того, как родительская кровать перестала скрипеть.
На следующий день он сбежал. Вернувшись из лицея – с его квалифицированными молодыми педагогами – где он начал своё среднее образование, он, к своей великой радости, обнаружил, что квартира пуста. Он поспешил.
На кухне он раздобыл полиэтиленовый пакет; в него он сложил кое-какую одежду, книги, тетради и фотографии, и добавил свой маленький портрет, сделанный Джонатаном.
Он не хотел ничего красть, даже чемодана или простой сумки.
Серж вернулся в свою комнату, опустился на колени у кровати, опустошил карманы и пересчитал мелочь. Был не лучший день: он был на мели.
Он глянул в окно. Его щёки залил румянец, а глаза заблестели. Было неправильно, что его заставляли так поступать. Почему? Никто не знал. Никто никого не слушал. Он вышел из комнаты и вернулся на кухню. Хлеба не было. Он взял сухари, апельсин, несколько кубиков сахара, остатки шоколадной плитки. Может, какие-нибудь консервы? Нет, это не годится. В холодильнике были бутылки с тоником, но он ему не понравился; он нашёл последнюю бутылочку кока-колы на дне среди овощей.
Кот пропал. Серж засомневался, прежде чем взять открывалку для бутылок. Он вспомнил, что на столе в гостиной есть красивая, а на кухне некрасивая, но она лучше открывает. Он мог бы открыть бутылку зубами, учитывая, что он будет один. Так не пойдёт.
Он оставил связку ключей в двери на лестничной площадке и вышел из парадного, никого не повстречав.
Спустился в метро, купил билет и упаковку шоколадных драже в автомате. У него осталось лишь несколько мелких монет. Он был в лихорадке и ни на кого не смотрел.
Он знал, где стоят автостопщики – на выезде из Парижа, откуда начиналась дорога, ведущая к Джонатану. Его собственная дорога отныне. Наверняка, она не займёт много времени: кто-нибудь его обязательно подвезёт. Это должно сработать. Машин много.
Серж вышел на конечной станции. Оказавшись наверху, он заблудился; всё было незнакомое.
Всё было чересчур большим и непонятным. Погода стояла тёплая для этого времени года, собирался дождь; На Серже была синяя куртка с красно-бело-синими манжетами. Он сам выбрал её и сам купил. Воротник тоже был красно-бело-синим. В куртке было много карманов на молнии. В них можно было много всего поместить, если было что помещать. На часах он увидел, что скоро шесть. Он не задавался вопросом, удастся ли его план. Он не думал об этом, также как о возвращении. Он вспомнил это шоссе в пригород Парижа и автостопщиков; а что дальше? Он хотел найти место, где они обычно стоят.
Он добирался туда по длинным туннелям, пешеходным мостам, плитам тротуара, отмеченными жёлтыми полосами, где он был единственным пешеходом. Он узнал то место, где обычно люди ловили попутку. Но там никого не было. Мокрые машины проносились мимо, едва не задевая его руку.
Мокрые, потому что недавно начался дождь. Дождь, который не ощущался. Водяная масса была словно нереальна. Клерки возвращались с работы к себе в пригород: с зажжёнными фарами, как того требовали правила. На обочине дороги шум был особенно силён. От него болели уши, он звенел грубо и пусто, как орущая толпа.
Серж ужасно себя чувствовал, у него мелькнула мысль о возвращении домой.
Он подумал о доме. О родителях. О ней, о нём. Его передёрнуло. Грудь сдавило в отказе. Нет. Кто-нибудь остановится и подвезёт его. Ему нужно только пройти немного дальше, за развилку, к дороге, уходящей направо, с рыжей землёй и сорняками на обочине. Ему придётся спуститься в переход, иначе он окажется не на той стороне.
Он добрался до выбранного места, и прошёл немного дальше. Он представил, будто отправился в путешествие, и ждёт на вокзале автобус. Он едет к Джонатану. Здесь, из-за почвы и сорняков, было немного похоже на его деревню. Где-то вдалеке были жилые массивы пригорода, покрытые ватными клубами дыма, утопающие в серо-чёрном дожде, зазубренные, словно огромная куча мусора и металлолома. Дождь слегка моросил.
Столкнувшись со всеми этими машинами, домами и километрами, Серж ощутил приступ тревоги и страха, он отступил в сорняки. Дул ледяной ветер. Чувствовалось приближение ночи. Он понял, что оказался один, совершенно один, и, не выдержав, разревелся неистово и громко, на одном дыхании.
От фургона донёсся долгий скрип тормозов, и он остановился рядом с мальчиком. Теперь свет фар ослеплял, и больше нельзя было ничего разглядеть. Но небо было ещё достаточно светлым. На фоне чёрных силуэтов виднелись офисные здания, фабрики, огромные крыши, стальные конструкции и гигантские трубы, висящие в воздухе.
– Нет, - ответил Серж, - я жду отца, он там. Он сейчас придёт.
И он указал на открытый ангар позади себя, возле которого был двор, обнесённый сломанным забором, где стояли три или четыре сломанных грузовика.
– Угу, там значит. Отлично. Но ты не должен стоять на краю дороги, мой мальчик, это опасно.
Мужчина захлопнул пассажирскую дверь, и фургон снова тронулся. Серж подумал, что он стоял вовсе не на краю дороги.
Он отошёл ещё чуть дальше в бурьян, но в темноте было легко поскользнуться.
Он никогда не смог бы придумать ложь, которая помогла бы уехать, куда ему нужно. Все были подозрительны. Он даже не взглянул в лицо водителю; только услышав его голос, он понял, что не должен ему ничего говорить. Ни ему, ни кому-либо другому.
Он захотел присесть, потому что устал, потому что хотел подумать. Было слишком грязно. Он остался стоять среди сорняков, возле дренажной канавы, выпрямившись, повернувшись к машинам лицом. Было бы нетрудно перелезть через забор и забраться в ангар, поближе к свету, но, возможно, там кто-то был. Серж на это надеялся. Он не двигался.
Он приоткрыл свой жёлтый пакет, потому что дождь пошёл сильнее. Он хотел проверить, не промок ли он изнутри: пакет плохо закрывался. Было непонятно, он просунул руку глубже. Нащупал сломанный сухарь и шоколад, выпавший из
