— вернее будет сказать. Людей мало, действительно мало… И все-таки решился. — Петр опять обратился к Овсову: — А как вы смотрите, Василий Ильич?
— Пока я ничего не могу сказать… Дайте осмотреться, — глухо ответил Овсов.
— Да, да, конечно, — согласился Петр. — Пока устраивайтесь. Дом расколачивайте, огород пашите, оседайте на земле прочно, навсегда, — и широко улыбнулся. — А мы поможем чем можем.
Председатель переговорил с младшим Кожиным о предстоящей поездке на станцию за семенами, торопливо простился и так же торопливо вышел.
— И все-то он торопится, торопится и торопится, царица небесная, — вздохнула хозяйка.
— Потому что о колхозе беспокоится, — веско заметил Матвей. — Слышь, Ильич, он прокурором был. Вот мой Мишка в подметки ему не годится.
— Ладно, хватит, слыхали, — обиделся Михаил и вышел из-за стола.
Поднялся и Василий Ильич.
Глава четвертая
Петр Трофимов
Что жизнь-то вообще чудесна, Пека — сын потомственного пастуха Фаддея Трофимова — узнал очень рано. Но он также рано узнал и другое — жить-то живи, но не забывай получше смотреть да оглядываться.
Пятилетним мальчонкой Пека получил в жизни первый щелчок. В те времена в Лукашах около пожарного сарая висел кусок рельса. Это был своего рода колокол, который поднимал лукашан на пожар или на деревенскую сходку. Особым вниманием пользовался рельс у ребятишек. На нем можно было качаться, а иногда колотить этот рельс тяжелым ржавым болтом. И вот как-то этот рельс легонько поцеловал Пеку в затылок. Пеку унесли замертво. Но нет худа без добра. Пека стал самым знаменитым человеком в Лукашах, а поэтому трогать глубокую вмятину на затылке разрешал не всякому.
На восьмом году жизни Пеке посчастливилось попасть под первый трактор, появившийся в Лукашах. Доктора наотрез отказались его вылечить, заявив: «Нам с ним делать нечего». Но Пека все-таки выжил.
А в пятнадцать лет Пека совершил такое, чего и сейчас не могут забыть в Лукашах. Комсомольцы решили из старой церкви сделать клуб. Для этого решили раньше всего снять с купола крест. Решить-то решили, а смельчака — добраться до креста по круглому, обросшему скользким мхом куполу — не находилось. За это дело взялся Пека, предварительно поставив условие, что если он доберется до креста и привяжет к нему веревку, его сразу же примут в комсомол.
Посмотреть на Пекин подвиг сошлась вся деревня.
Пека, прикрепив к босым ногам досочки, утыканные гвоздиками, полез на купол. Внизу, потрясая кулаками, заголосили старухи, призывая господа покарать антихриста. И действительно, жутко было Пеке. Зеленый круглый купол походил на арбуз, и карабкаться по нему было очень трудно. Когда Пека поскользнулся и его потянуло вниз, старухи закричали: «Брось, Пека, бог покарает!»
Как добрался до креста, Пека и сам не помнит. Зато очень хорошо помнит, как батька до полусмерти порол его ременным чересседельником.
Неожиданно для всех Пека отличником окончил среднюю школу.
«Вот и не гляди, что батька пастух. Малец-то — голова!» — удивлялись лукашане, а потом решили, что Пека пошел по маткиной линии и удался в деда Федота, который умел складно и много говорить.
То было перед войной.
С фронта Пека явился офицером, с десятком орденов и медалей.
Жить в колхозе было тяжело. В Лукашах один за другим заколачивались дома. Фаддей Трофимов жил один — жену он схоронил сразу после ухода сына на фронт. Петр пробыл у отца месяц и тоже уехал. Что делал он в городе, в Лукашах точно не было известно, только ходили слухи, что якобы он выучился на юриста и работал где-то прокурором.
Он появился за неделю до Нового года. По пустынной улице прошел невысокий человек с чемоданом в руках, в драповом пальто с серым каракулевым воротником, в новых валенках и в шапке с кожаным верхом. Прошел медленно, пристально разглядывал дома, перешел по лавам через Холхольню и по тропинке свернул в Зареку. Матвей Кожин в это время пилил с женой дрова.
— Кто ж такой? — спросила Анна.
— Да кто ж?.. Не иначе как Петька Трофимов. По походке видно. Вона как носки по сторонам разбрасывает. Его походка.
— Какой справный, — заметила Анна.
Матвей что-то буркнул, плюнул на ладонь и с силой дернул пилу. Пила из реза выскочила и, пробороздив по бревну, уткнулась в овчинную рукавицу.
— Чего стоишь рот разиня?! — вскипел Матвей.
Анна нехотя оторвала глаза от дома Трофимовых и, вздохнув, принялась пилить.
Когда Петр вошел в дом, Фаддей лежал на кровати поверх одеяла, подсунув под голову руки.
— Здесь Фаддей Романыч Трофимов живет? — спросил Петр сдавленным голосом.
— Я Фаддей Трофимов, — ответил, приподнимаясь, старик.
Петр прошел по избе, посмотрел на стены, на запыленные рамки с фотографиями, на генерала с журнальной обложки, у которого видны были лишь погоны да пуговицы, на икону с мрачным ликом чудотворца и присел на лавку у окна.
— Тебе кого? Аль меня? — спросил Фаддей и, не получив ответа, опять лег.
С болью глядел Петр на стол, покрытый рваной клеенкой, на лампу, из которой сочился керосин, на засаленный рукав полушубка, свисавший с печки. У скамейки дремал большой черный кот. Петр погладил его. Кот, старательно выгнув спину, потерся об его валенки.
— Если ты, товарищ, насчет пастуха, так я буду пастухом. Кому же еще быть, как не мне, — проговорил Фаддей, спуская с кровати ноги.
Петр почувствовал, что дальше молчать невмочь, что его душит.
— Папа, ведь это же я.
Петр поддержал шагнувшего к нему отца и крепко обнял.
— Сынок, Петька, приехал, — пробормотал Фаддей, гладя лицо и плечи сына. — Вот ведь плохо видеть стал, Петенька. Совсем не вижу в сумерки.
Он заторопился вздуть лампу. Сквозь мутное стекло чуть виднелся рваный язык пламени.
— Давненько ты, наверное, стекло не чистил, — заметил Петр.
— Какое там, — махнул рукой Фаддей, — обхожусь так. За керосином далеко ходить, да и не нужна она мне. А ты голодный, Петька? Я сейчас печку затоплю, поужинаем. И мясо найдем, и яички есть… Давно тебя поджидал, — говорил Фаддей, гремя заслонкой.
— Не надо, папа, — остановил отца Петр, — есть чем поужинать. Печкой мы займемся завтра.
Он достал из чемодана банку консервов, круг копченой колбасы и полбуханки хлеба, поставил на стол бутылку коньяку. Фаддей разыскал стопки и старательно вытер их подолом своей рубахи. Отец с сыном выпили. Фаддей, понюхав корку, спросил:
— Это какое же?
— Коньяк.
— Ага, — понимающе кивнул Фаддей. — Дорогой, поди?
— Да не дороже нас с тобой, — улыбнулся Петр и пристально посмотрел на отца.
— Папа, на что ты деньги тратил, которые я тебе посылал?
— Да зачем их тратить? Разве