- А где другие совратительницы? - спросил он.
- Женская раздевалка отдельно, - сообщил отец-основатель.
- Это вы после разговора о загаженных душах решили хоть немного не грешить перед Пасхой? - смеялся бестиарий.
- Просто хватит париться, - пожал плечами Ревякин.
- Да и вообще... - туманно добавил палеоантрополог.
Слава Богу, у княгини хватило ума и такта не гнаться за беглецами. Они спокойно оделись и пошли прочь из сауны.
- Предлагаю прямо сейчас - по машинам, - сказал Белокуров Тетерину, но тот покачал головой:
- Неудобно. Получится, что нас так гостеприимно встретили, а мы хамье. Хотя - как прикажете. Я готов прямо сейчас ехать.
- Давайте так: будем не спеша собираться и отправляться. Если они все же не отвяжутся от нас, возьмем их с собой, а нет - уедем одни.
Такое предложение обоим показалось самым приемлемым. Разбудив Прокофьича и Сережу, Белокуров собрался, одел сына и вскоре выводил его и отчима из дворца князя Жаворонкова. Тетерин уже стоял на крыльце. При виде их сообщил:
- Сейчас пригонят мою "мыльницу" из гаража.
Глава восемнадцатая
Прощай, мохнорылость!
- Хватит гулять!
Собираясь в дорогу, Сергей Михайлович в очередной раз за сегодня задавал себе крючковатый вопрос: "Кто же я все-таки такой и зачем оказался тут?" Не в том смысле, что он запамятовал свои имя и профессию, пол и национальность, а гораздо в более широком: человек ли он или некая иллюзорная субстанция, плод чьего-то коварного и жестокого воображения? смысл его вопроса был куда глубже: не просто зачем он оказался здесь, в этом придуманном княжестве "жаворонков", а зачем он вообще на этой земле? Хотя и о княжестве он тоже думал: "Зачем? зачем занесло меня сюда? Быть может, для того, чтобы нюхнуть этого отвратительного запаха? Все говорят, тут что-то разлилось, вытекло из-под земли. А что разлилось? что вытекло? Проверяли состав? Может быть, это Ч вытекло? Может быть, это здесь, а не в Москве разверзлась великая чакра, из которой выползло это мерзостное, зловонное Ч?" С таким запахом сосуществовать не представлялось возможным, он повсюду лез в ноздри; даже сидя в сауне, Тетерин ловил его своим вдруг ставшим чутким обонянием. Там, в Москве, чакра Земли не открылась, потому что он отключил ударом по башке великого чемпиона Чернолюбова. Но после сего подвига чакра полюбила его, Сергея Михайловича, признала его чемпионом мира и открылась ради него здесь, куда он приехал, сбежав из Москвы. Ей казалось, она очарует его своим запахом, а он едва сдерживал в себе рвоту от вони. Ад открывается и выходит на поверхность ради ознакомления людей со своим зловонным содержанием. Обычно это происходит в виде вулканов. Здесь, в княжестве Жаворонки, - в виде гнусной жижи.
Еще он думал о так называемой княгине Жаворонковой. Что за странное существо? С виду - красавица, нарядная, холеная, а что внутри у нее? Откроется чакра, и вытечет точно такая же вонючая жижа... Хотя, быть может, напрасно он грешит на нее? А сцена в конюшне? Разве там не произошло открытие этой зловонной чакры, когда из прелестных уст потекла отвратительная брань на бедного конюха, не сумевшего уберечь любимую лошаденку от хромоты? Сколько длилась эта сцена? Минут пять-шесть, не больше. Но вполне достаточно, чтобы почувствовать запах нутра этой женщины.Открылось и закрылось - и вновь на поверхности все очаровательно и прелестно. Может быть, обычно тут принято в подобных случаях сечь провинившегося работника - плотника, конюха, землепашца? Обычно принято, а на сей раз простили ради гостей?
И потом, когда она вошла голая в парилку. Что это за танец Саломеи она затеяла? Кого хотела соблазнить? Только ли Белокурова, которого откровенно охмуряла с первых же минут встречи и знакомства? А может быть, всех, все человечество? Желая весь мир затащить в свое княжество, превратить в своих подданных, а потом властвовать вволюшку, распекать, казнить, миловать. Кого выберу - к себе в постель, а другого - пороть на конюшню!
Тетерин понимал, что ему понравилось бить по головам. Всю жизнь он трепетно занимался черепами, и вот настало время эти черепа крушить. Время собирать и время проламывать, время изучать и время изобличать, время знать и время "век бы не знать"! Руки чесались, до того хотелось еще разбить что-нибудь тяжелое о чью-нибудь пустую и вредную головенку. Поначалу он выбрал в качестве жертвы отца-основателя - птичью ипостась ч-носца, этакого ч-аворонка. Но постепенно кандидатура Владимира Георгиевича отсохла и отпала - после того, как кликушеского вида изобличитель щербатым своим ртом проклял ч-аворонка. Он только одно не швырнул в лицо Ревякину. Оно само собой напрашивалось. Это не княжество Жаворонки. Это княжество Ч-воронки. Воронки Ч, из которой вытекло вонючее извержение. Вот что надо было сказать отцу-основателю. Но еще предоставится случай.
Перестав считать Ревякина своим избранником, Тетерин сосредоточился на кандидатуре княгини Чаворонковой. Женщин, конечно, бить по голове тяжелыми предметами нехорошо. Но женщина ли она? - вот в чем вопрос. И сей вопрос требовал изучения. Женщин Сергей Михайлович, несмотря ни на что, любил. Но любить носительниц чакр - увольте!
- А на себя-то посмотри! - сказал он вдруг самому себе, в последний раз перед уходом взглянув в зеркало. - Мать честная!
Он не напрасно помянул мать. Только теперь он вдруг отчетливо увидел, как была права милая Людмила Петровна, обвиняя его в злостной мохнорылости. Доселе он был убежден, что мохнорылость ему очень к лицу, что она придает ему солидности, благополучия, этакого чуть небрежного знания цены мира сего. Теперь же он видел перед собой именно - мохнорылого. И ничего больше. И от этого мохнорылого разило серой. Бедная Людмила Петровна! Как она, должно быть, страдала! Утренний тележурналист Сергей Черкизов был эталоном мохнорылости. Его Людмила Петровна ненавидела больше всех. Во-первых, за то, что он самым ранним из чертей вылезал на экран телевизора поутру. Во-вторых, потому, что от него даже с телеэкрана разило сивушным перегаром ненависти к стране, которую Людмила Петровна обожала каждой клеточкой своего существа. И в-третьих, потому, что его лицо собрало в себе как бы все лица ненавистников России.
Наконец, она ненавидела утреннего телебеса еще и за то, что ее собственный сын, тоже Сергей, стал отращивать такую же мохнорылость на родном ей лице.
- Нет, нет, с этим надо покончить! - прорычал Сергей Михайлович, стоя перед зеркалом в предоставленных ему апартаментах во дворце князя Жаворонкова.
Он хотел прямо сейчас затратить время на уничтожение мохнорылой поросли, но вспомнил, что при нем нет никаких бритвенных приборов. И к тому же если сейчас все сбрить, а потом начать отращивать нормальную бороду, то этой бороде волей-неволей придется пройти через стадию мохнорылости. Тогда зачем сбривать? А действительно, зачем сбривать, если Сергей Михайлович решил не безусым и безбородым жить дальше, а как раз наоборот - усатым и бородатым?
- Смешной ты человек! - сказал он на прощание себе мохнорылому. Пока еще мохнорылому. С этой минуты - он знал это твердо - он будет все больше удаляться от мохнорылости, дав возможность вторичным половым признакам свободно произрастать. Благо, скудобородая мелкотравчатость ему не грозила, как некоторым.
Обозвав себя смешным, он наконец покинул временное жилье и спустился вниз, к выходу, отдал ключ привратнику, вышел на крыльцо и хотел было вдохнуть полной грудью, но вонь излившейся чакры сильнее прежнего ударила в ноздри, пришлось сбавлять дыхание. Появился отец-основатель и, увидев у ног Тетерина сумку с вещами, спросил:
- Что, уже уезжаем?
- Да, я бы попросил подогнать мою машину.
- Сейчас я распоряжусь. Должны были и бак вам до краев залить. Сейчас.
Он исчез, и вскоре показалось семейство Белокуровых. Увидев Сережу, Тетерин почувствовал, как необычайное спасительное тепло разливается по его груди, будто это был уже и его сын. Вспомнилось, как он радостно вскрикнул, когда фаянсовая полка разлетелась брызгами от головы великого чемпиона.
- Здорово, Серега! - весело приветствовал чудодейственного мальчика Сергей Михайлович.
- Даррова, - протянул ручку для ручкопожатия "Беррокуров".
- Сейчас пригонят мою "мыльницу" из гаража, - сказал Тетерин. - Как самочувствие, Николай Прокофьич?
- Теперь я тоже согласен, что надо сматываться отсюда, - сказал самый старший из Белокуровых. - Вонища такая, что тошнит. Откуда здесь могла взяться канализация, ума не приложу!
- Какая канализация?
- Ну что у них тут прорвало, я не знаю.
- Ад выпустил свою ядовитую слюну, - сказал Белокуров-средний. Видно, он успел поразмышлять о том же, о чем Тетерин.
- Скажешь тоже, "ад"! - фыркнул старший. - Откуда ему здесь взяться?
- За что я люблю своего отчима, - рассмеялся газетчик, - за его здравый рассудок. А ведь действительно, откуда здесь, во глубине России, взяться аду? Смешно и нелепо. Я понимаю, где-нибудь в Завидово или Нью-Йорке, а здесь, из-под невинных "жаворонков"... О, кажется, ваша "мыльница". Ну, граф Тетерев, прошу вас обратно за руль.
