не просто так, а если ее еще и Оля звала…
– Ты чаю сначала попей, не спеши.
– Да все в порядке, говорите, что случилось, – Даша отставила в сторону кружку – чай еще был слишком горячий. – Я внимательно слушаю.
– Нет, сначала попей чаю.
Такая настойчивость Дашу удивила: что-то явно было не так. Она перевела взгляд на Олю. Та смотрела куда-то в пол. Через пять минут никем не нарушаемой тишины Даша объявила:
– Так, все, я допила чай. Что случилось?
Людмила Петровна замешкалась с ответом, явно подбирая слова и собираясь с духом.
– Дашенька, солнышко, я прошу тебя написать заявление на увольнение по собственному желанию.
– Что?
Даше показалось, что она ослышалась.
– Это решение Ивана Валерьевича. Он сказал: «Я хочу, чтобы она ушла». Он не хочет ни во что вникать и настроен крайне отрицательно по отношению к тебе. Его накрутили.
Даша молчала, у нее зашумело в ушах.
– Я пыталась тебя как-то отстоять, но он слышать ничего не хочет, – упавшим голосом добавила Оля.
В кабинете воцарилось молчание. Теперь в пол смотрела Даша. Миллион самых разных мыслей одновременно ворвались в ее голову, и она никак не могла сосредоточиться на одной, единственно важной в тот момент. Лишь через пару минут Даша медленно произнесла:
– И когда я должна уйти? Через две недели?
– Нет. С завтрашнего дня. В крайнем случае – послезавтра. Он сказал: «Я готов подписать приказ прямо сейчас, и чтобы завтра ее здесь уже не было. Никакого отпуска ей, получит положенную компенсацию – и хватит».
В Даше начала закипать ярость.
– Что? Как это «завтра»? То есть я должна уйти в никуда, лишиться отпуска просто по прихоти не совсем здоровых на голову людей?
– Ну зачем тебе этот формальный отпуск? Получишь расчет – и отдыхай сколько хочешь, потом спокойно найдешь себе новую работу. – Людмиле Петровне явно казалось, что она предлагает Даше отличный вариант.
– Так, стоп, стоп, стоп. Что значит зачем мне отпуск? Я его честно заработала, почему я не имею права на официальный отдых? Это с учетом того, что все они за то время, что я тут работаю, в отпуск уже раза по четыре, а то и по пять съездили – при том, что не особо-то здесь напрягаются. Главный вообще не появляется на рабочем месте, а если появляется, то дай бог на два часа, замы в три часа дня уже на полпути домой… и вообще, они отпуск через раз себе оформляют, а на официальном больничном ни разу замечены не были. И на фоне всего этого мне говорят «никакого отпуска, ей и компенсации хватит»?
Оля и Людмила Петровна молча слушали эту тираду. Они понимали, что Даша права, но им во что бы то ни стало нужно было убедить ее уйти. Дождавшись, пока Даша замолчит, Людмила Петровна снова заговорила:
– Дашенька, не дадут они тебе здесь спокойной жизни, ну не доработаешь ты здесь до отпуска. Уволят по статье: найдут причину и припишут какую-нибудь гадость… ты же знаешь, они могут.
– Я хочу, чтобы у меня был год стажа в этой должности, – немного осталось! Я хочу отпуск. И все, что мне причитается по закону. – Дашу начало трясти.
– Глупая, если тебя уволят по статье, это перечеркнет твой почти год в этой должности, тебе придется начинать все заново! – градус разговора явно начал повышаться. – Уйди по-хорошему, они от тебя все равно не отстанут и на твои условия не пойдут.
Эмоции били через край. Даша рывком выдернула из принтера листок бумаги, трясущейся рукой написала заявление и, не глядя на Людмилу Петровну, протянула ей листок. Та, получив нужное, больше ничего не сказала и вышла из кабинета.
Просидев в тишине пару минут, Даша повернулась к начальнице.
– Оль, можно я пойду, пожалуйста?
Ольга, по-прежнему не глядя на Дашу, молча кивнула.
Даша шла по летнему запыленному городу, на который неожиданно обрушилась самая настоящая жара, и пыталась осознать, что только что произошло. Ярость и слезы душили, мешая объективно оценить случившееся. Конечно, она понимала, что такое может произойти, но рассматривала этот вариант лишь в теории. Столкнувшись же с ситуацией в реальности, она увидела ее с совершенно другой стороны. Все оказалось неожиданно острее и больнее. И непонятнее. Как все-таки много может измениться за один миг и встать с ног на голову! Еще пару дней назад она в веселой компании праздновала день рождения подруги и не воспринимала сгущающиеся вокруг нее тучи на работе как центральное событие своей жизни. Да что там «пару дней назад»! Еще сегодня утром она не предполагала, что через несколько часов ей объявят такую новость. Вот так, по щелчку. Начало сегодняшнего дня совершенно не предвещало, что он закончится размышлениями о том, как жить дальше. Что же теперь делать – поддаться и уйти или же продолжить бороться? Если выберет борьбу, то осилит ли она ее? Чем это для нее закончится? Не станет ли все еще хуже? А если уйдет, не будет ли жалеть об этом потом? Жалеть о том, что дала слабину, о том, что отступилась от своих принципов, о том, что прогнулась под прихоти самодура? Не станет ли жалеть о том, что не использовала все возможные варианты? Не будет ли терзаться мыслью о том, что все могло закончиться чуть иначе, поступи она сейчас по-другому?
Если она просто уйдет, то станет всего лишь очередной девочкой, по чьей голове прошлись эти люди, – очередной игрушкой, послужившей для сиюминутного развлечения, которую опустошили и, потеряв всякий интерес, выкинули на свалку. Они привыкли делать это постоянно, они просто перешагивают через людей и идут дальше. Их не волнуют ни моральные, ни какие-либо другие аспекты, они не боятся нарушать законы, решают вопросы при помощи денег и связей и озабочены лишь состоянием своего банковского счета, а еще тем, как бы их не тронули и не сдвинули с насиженного хлебного места. Их не волнует, что понукаемые ими люди – чьи-то дети, внуки, мужья, жены, братья, сестры. Их не заботит, что у людей есть обязательства в виде ипотек и кредитов – те обязательства, выполнение которых напрямую зависит от наличия у них работы. Они разбрасываются чужими жизнями, унижая морально всех неугодных, снижают зарплату или вовсе ее лишают по собственной прихоти, обращаются с людьми как с грязью. Они чувствуют себя императорами, властителями, при этом им мало власти в рамках вверенных им по недосмотру учреждений, им нужна власть над чужими жизнями. Способ самоутвердиться
