Выхожу, друзья мои, на берег, бросаю свое личное ведрышко в океан, складываю руки свои, как в детстве учили нас складывать их на молитве, и перед всем океаном, горящим в вечерних лучах, по-детски шепчу о своем личном: "Избави меня от лукавого!"
Любовь как большая вода. Приходит к ней жаждущий,напьется или ведром зачерпнет и унесет в свою меру. А вода бежит дальше.
А. В. прислал ответ на письмо Л. к нему. (Это письмо было с приложением к "Фацелии".) Он раскритиковал поэму и распростился с женой "до встречи в Царствии Небесном". Эх, А. В., прожили вы с Л. столько лет и не поняли, что ведь она не женщина в вашем смысле и ваши притязания к ней грубы и недостойны ее существа. И если вы действительно верите, что встретитесь с нею в загробном мире, то вы или не узнаете ее, или, узнав, впервые познаете и устыдитесь.
Был Осипов (коммунист из журнала "Смена") и демонстрировал свою "веру".
-- А что,-- спросил я,-- он, в самом деле, так верует?
-- Нет,-- ответила Л.,-- тут не доходит до веры, но он верит, что надо верить, и за это, может быть, готов, сложить голову.
Л. так говорила о вере людей в "Надо" (надо верить):
-- То, бывает, просто верят люди для себя лично -- вера как свидетельство личности; а то бывает -- "два-три собрались во имя", и два из них верят непосредственно, а третий верит слабо и усиливается за двух. Вот эта сила -- не его собственная, а тех двух -- является принудительной, как "надо верить".
Если помножить силу тех двух на миллионы, то исчезнет вопрос "верю ли я сам" и станет: "я должен верить". Вот этим долгом веры и живут комсомольцы, и держится все государство как система принуждения. Но, вероятно, когда приходит Страшный Суд государству (война или революция), то "надо верить" отпадет и Судья спрашивает: "Как тебе хочется верить?"
И в Церкви тоже многие ли верят в Тайну... Огромное большинство причащается с одной мыслью, что надо верить. При таком разложении Церкви верующие стали бессильными, и Божье дело было отдано неверующим, которые вместо верующих и строили жизнь на земле и всюду заявляли: "Мы не на небе, а на земле хотим строить жизнь".
Многие верят и потому только, что страшно не верить и остаться ни с чем. Вера в живого Бога у них давно перешла в привычку, охраняющую личное спокойствие. Им кажется -- невозможно остаться без Бога, и они не видят, что живой Бог только и ждет, чтобы они вышли из пут своих привычек и стали к Нему лицом.
Моя гостья сказала:
-- Бедная Франция, неужели ее нынешняя судьба есть последствия 1789 года? И если так, то какие же последствия ждут нас за нашу революцию?
И еще эта гостья сказала:
У нас есть три группы людей:огромное большинство вовсе не верит в наше дело;другая часть верит в то, во что надо верить,и третья сомневается в надо, но делает вид, что верит.
Ввожу в необходимость каждого дня обсуждение плана для следующего, иначе Л. затрепывается. Вчера, например, ее вызвали на примерку платья в 12 с половиной. Она поехала мерить платье, вспомнила про мои туфли, и еще, и еще, и так, не евши, приехала в 5 вечера, усталая, нервная. Пока она летала, я, чувствуя себя в Москве неуютно, без воздуха, без возможности, как раньше, при первом желании окунуться в лес и набраться сил, придрался к надменно-сварливому тону тещи и вышел из себя, но вскоре опомнился и сам попросил прощенья.
Вечером теща жаловалась Л., и у нас произошла первая сцена втроем. Когда было вдвоем, то Л. умела забирать меня в руки, и я умел ей отдаваться и приходить после объяснения на более высокую ступень отношений. Теперь непонимание дошло до того, что Л. даже воскликнула: "Бросаю вас, пропадайте вы все без меня!" Это обобщение меня, основного работника и добытчика, с больной старушкой сразу раскрыло глаза. Это призвание Ляли относиться к мужу, как к ребеночку, как к несчастному существу, беззащитному. И если этого нет во мне -- она хочет сделать такого меня своим баловством, своим уходом. Так она избаловала возле себя мужа (А. В.) в первую очередь и особенно мать.
Мне же хочется, чтобы она стала в положение друга, равного товарища, как она стала, было, создавая вместе со мной "Фацелию". Существо, создающее "Фацелию", в моих глазах есть качественно разное с тем, которое, расстраивая свое здоровье, без всякой особенной нужды носится по Москве в поисках тесемочек для моих башмаков... Между тем у меня задача сделать Л. лично счастливой; моя гордость в том, чтобы пробудить в ней долю эгоизма, создать из этого костяк ей хоть какого-нибудь счастья. И вот пожалуйте, мы без нее "пропадем"! Так в этой маленькой невинной ссоре любящих друг друга людей вскрывается сущность всего христианства, всего язычества, всего "мужа" и всей "женщины".
Мы отлично помирились, и ночью каждый раз я просыпался, осторожно целовал ее волосы, и она, когда просыпалась, целовала меня.
Что же касается старушки, конечно, ревнующей дочь ко мне, больной, то в этом надо целиком положиться на Л. Не знаю, какая цена этой любви, но я знаю, что тут в отношении к матери Л. вся, значит, любя Л., мне надо тещу тоже любить.
Вот теперь, сравнивая это "Надо любить" с "Надо верить" комсомольцев, я вижу ясно в том и другом нравственное начало. Мне надо любить мать, потому что я люблю дочь. Итак, может быть, комсомольцу надо верить в торжество социализма, потому что он любит свою родину, то есть свой угол рождения, где своя мать, свой отец, свое солнце и месяц, свои травки, и свои заботы, и "первых лет уроки" 53.
Да, бедные дети с их трогательным "надо верить",-- много ли еще вас осталось на русской земле?
Какому Богу молились наши предки из богатых купцов, наживших себе крупные средства? Нет сомнения, что этого Бога они просили помогать в их хищных делах и этому самому Богу строили церкви, когда им все удавалось. Этот Бог помогал им везде концы с концами сводить и радоваться... и очищать свою душу обращением к Распятому. Именно для очищения совести и был для них Христос.
У нас думают так, что "немца" нам не миновать: будем ему помогать -- он превратит нас в колонию; пойдем против -- он расколотит и своею рукою возьмет.
Евреи и все присные им ненавидят кровно Гитлера, этой ненавистью наполнена половина мира, от Ротшильда до русского интеллигентного нищего, женатого на еврейке. Другая половина стала против евреев. Такая огромная ненависть не могла бы возникнуть к маленькому народцу, если бы он не являл собой какую-то определяющую весь наш строй силу: еврей стал знаменем капитала и кумир демократов -- интернациональный человекпревратился в еврея. Весь человек раскололся на две половины: арийца и семита.
Мы же стоим на острие независимого от расы коммунистического человека, и чуть в одну сторону -- мы с евреями, чуть в другую -- с арийцами.
Мудростьсовета"будьтекакдети"состоитв том,чтобывсякое"Надо"взрослогочеловека,вплотьдо"надо верить","надо любить", стало как у детей:"хочется верить, хочется любить".
Мудрость жизни Всегочеловека и закон благополучия человечества состоит в том, чтобы Надо каждого человека превратилось в его личное Хочется.
В "Капитале" характерна стоящая в основе всего движения изначальная личная заинтересованность, прикрываемая потом всякими великими целями. Такой человек в основе своей существо родовое, ему нужно прежде всего хорошо устроиться на земле, самому и со своей семьей, при хорошей квартире, хорошем столе, одежде, докторах и дачах. Чтобы другие не мешали ему в этом, он вникает этой стороной и в жизнь других, в это "вечно человеческое", и так его личная заинтересованность во всем приходит к компромиссу в решении вопросов общественных, к "любезности" и ко всеобщей "теории относительности". Так у них происходит "размывание Бога" и замена Его личной заинтересованностью -- компромиссом "теории относительности". При личной заинтересованности, конечно, личность движется в сторону благополучия своего, в сторону труда, не связанного со страданиями, и мир разделяется на чернорабочих и чисторабочих. Война 1914 года осталась морально не оправданной. Значит, неоконченной. Теперь -- продолжение.
Каким же образом победят Америка и Англия, если они не несут людям никакого объяснения бессмыслицы жизни, в которую ввергаются чернорабочие и вслед за ними чисторабочие? На "хочется" и "надо" сейчас можно весь мир разделить: Англия, Америка, бывшая Франция -- это все "Хочется". Германия и все, что позади ее к востоку, и весь восток -- это все "Надо". Мало того, "хочется" заключено в чисто капиталистических странах, "надо" -- в тех, где возможен социализм.
Англия соединяется с Америкой, и Галифакс в ответ Гитлеру подтвердил продолжение войны и указал на необходимость соблюсти права малых народностей на самоопределение. Известно, как бедняк "самоопределяется", пребывая должником богатого! Но дело в споре злата и булата. Англия стоит за спиной принципа капитала. Германия, как и Россия, вынуждены были выйти из этого принципа, и от этого капиталистическое равновесие нарушилось.
