- Я здоров. Ты не подумай. Второй снимок я послал прямо в МУР, пусть анонимно... Ты же не знаешь...
- Я видела это фото у Боборыко, - сказала я. - Он был возбужден и слегка нарушил тайну следствия. И я узнала твою камеру. Там на объективе остался след от моего пальца.
- Как!? - вдруг вскрикнул он. - И ты... Ты и раньше обо всем догадывалась?!
- Нет, - призналась я. - Я верила в тебя сперва. Даже когда увидела на выставке "Урок анатомии" и "Неудавшегося Ньютона". Хорошо было сделано. Но вот когда на снимке с Владом нашла след своего пальца... Ох, зачем ты вообще решил за мной ухаживать? Как тебе не стыдно, Серафим?
- Не знаю... И все-таки я получил немного счастья. Просто так неудачно все совпало. Если бы я не... не приехал бы на помощь Яне, то тебя не вызвал бы наш Павел Данилович, и мы бы с тобой просто не встретились... Так что насчет тебя - все получилось случайно. Все самое главное так и выходит почему-то... - задумчиво протянул он.
- Ты мстил им за Яну?
Серафим отвернулся.
- И за себя. Они сделали из нее... Ты же видела, поняла. А мы с ней... дружили ещё до армии. А я стал тем, кем я стал. Пусть я болею, но они болеют ещё посильнее меня, правда?
- В чем они виноваты? Только в наркотиках и что Яну погубили? Но ведь в Москве каждый второй богач или наркотиками торгует или девочек портит! Сима! Прости меня, но ведь это так!
- Нет, это ты меня прости! У меня отняли Яну... А она для меня, когда я приехал из Таджикистана, из этого озверения, и не нашел в живых маму, она для меня была ВСЕ, последней и единственной надеждой! У меня ВСЕ отняли, понимаешь ты? А когда я пришел с ними разбираться, они со смехом предложили мне откупные! В форме работы - выгодной, денежной, снимать ихние морды и офисы... Тогда я затаился. Я знал, что когда-нибудь они нарвутся. Они и нарвались. Они перерезали друг друга. А я.. Я только сделал так, чтобы перед смертью они боялись. А ведь так - они не боялись ничего... Но ты знаешь - это ведь тоже страсть. Для меня это каждый раз - словно праздник воспоминаний таджикистанских. Теперь я в другой роли. Но я это делаю даже не только для себя...
Он осекся, но я уже догадалась, что его соседка имела в виду, когда говорила о Симе "кормилец"...
Мы молчали долго, но казалось, что мы ведем напряженный разговор, перебивая друг друга, плача и споря. И словно ни один из нас при этом не был уверен в том, что он говорит. У меня висело в душе то же самое двойственное чувство, которое я испытываю при виде нищих в метро - и жалко, и гадко. Я чувствовала тот же слабый, еле ощутимый естественный запах, который мне казался ароматом молока. Но видимо, это был запах мяса.
- Дай мне шанс, Инна. Ты же понимаешь, что я никогда никого не убью. Я только хочу доказать, что будущее - не за ними. Дай мне шанс. Может быть, тогда я выздоровею и стану... стану как все. Как ты. Как Боборыко. Дай мне шанс.
Тогда я ничего ему не ответила. Я поняла одну страшную вещь - теперь Серафим, хоть и никогда не будет моим (это исключено в принципе!), навсегда останется со мною. Я не смогу его забыть. Или предать.
Я спросила у него только одно:
- Серафим, у тебя здоровые зубы?
- Здоровые, - уныло прошептал он в ответ. - Иначе как бы я копировал голоса?
Вот и все.
Потом я видела его ночами - Сима просил у меня прощения, смотрел на меня заплаканными глазами, что-то обещал, или (в кошмарах) его волокли куда-то с раскромсанным лицом какие-то люди, - но все это не могло уже пробудить во мне ничего. Поэтому я продолжала спать дальше.
И поэтому я написала наконец свою статью. Это была большая толковая статья, в ней я изложила версию доблестной милиции. Все были довольны редактор газеты, Паша Боборыко, Яна. Козявка, которого выпустили под подписку и под залог. А я получила прекрасный гонорар. На него мне удалось не только купить себе дубленку, но и немного дать маме на питание.
Серафим, думаю, прочел статью и все понял.
Это был мой ответ. Шанс, который он получил от меня.
А вот я снова осталась одна, потому что с Сережей я больше не в силах была встречаться на его пропахшей мясом квартире, а вести его к себе в дом - ещё гаже. Возобновлять отношения просто глупо.
Ничего, про таких, как я, стареньких невест говорят: до свадьбы доживет.
