Теперь Катя могла вполне оценить особенность горной осени. Движение автобуса создавало впечатление фантастической пляски красок. Волны зеленого, желтого, красного, багрового цветов плыли, колыхались, разбегались в стороны. Через запыленное окно автобуса, да если еще прищурить глаза, все окружающее воспринималось как нечто импрессионистское, или уж такое было у нее испорченное воображение, что все, что виделось, просилось в иные контуры и формы, просилось к переиначиванию, переименованию и, наверное, к ограничению - слишком много было всего, что не успевало фиксироваться, оцениваться, осознаваться. Минут через двадцать Кате совершенно искренне хотелось увидеть подрамник, потому что восторг готов был перейти в подавленность, и возникло ощущение несоразмерности между тем, что она видела, и способностями видеть и воспринимать. В отчаянии она оглянулась на Сашку. Стало обидно. А может быть, он даже не понимает всей красоты своего мира или понимает ее слегка, поверхностно, может быть, он настолько привык к ней, что не замечает ее оттенков и тонкостей. Но такое хорошее было у него лицо, когда он смотрел в окно, что она буквально захлебнулась от зависти.
Ущелье внезапно, в один рывок автобуса широко распахнулось, и горы, кособочась, торопливо разбежались в стороны. Автобус вырвался в долину, охмуренную желтизной сплошного березняка. В отличие от ущелья, здесь уже и на земле было изрядно листа. Ветер гонял его по асфальту и пылью присыпал на обочинах. Здесь, в долине, была уже та самая осень, которая намного больше грусть, чем любование, когда понимаешь, что желтый, красный и все прочие цвета осени и их оттенки есть по сути цвета траура по лету, красочный похоронный обряд; когда начинают проситься печальные параллели в личную жизнь, когда даже самый неисправимый оптимист нет-нет да и собьется с привычных интонаций!..
Автобус остановился, хотя поблизости не было даже признаков жилья. Сашка объяснил: воду в радиатор доливают, сейчас подъем начнется. Гологор, объяснял он, это как бы плато, хотя там километра ровного нет, пади да гривы, но самая низкая точка все равно на девятьсот метров над уровнем моря. Автобус немного поднимется, а потом пойдет вправо, как бы в обход. Тут они сойдут, а дальше пешком.
На глаз подъем казался незначительным: крутизны не ощущалось. Но уже через полкилометра автобус буквально полз, водитель комбинировал скоростями, выигрывая малейший накат, но последние двести метров преодолел с дымом и скрежетом первой передачи. Не только пассажиры, но, ей-Богу, даже автобус облегченно вздохнули, когда, наконец, подъем кончился. Сразу по обе стороны тракта появились дома, мелькнули магазин, почта, клуб, какое-то учреждение с доской Почета, и вот уже, обрастая пылевой завесой, автобус тормозил около остановки - "ожидаловки". Кроме них никто здесь не сходил. Сашка на прощание сделал ручкой шоферу, тот кивнул в ответ. Катя подала Сашке чемодан, прыгнула с подножки, и они поспешили отойти подальше от автобуса, спасаясь от пылевой бури, поднятой буксовавшими задними колесами. Еще не успела закрыться дверца за ними, а автобус уже отваливал от остановки.
На той стороне тракта какой-то парень пытался остановить проходящую машину. "Из тайги, наверное!" - подумала Катя, увидев за его спиной такой же объемистый рюкзак, как у Сашки. Сашка радостно и удивленно вскрикнул:
- Это же Серега! Катя, Серега, я тебе рассказывал! Сейчас! - Оставив чемодан, он кинулся через дорогу.
- Серега, привет! Ты чего здесь?
Тот приветливо подал руку Сашке, но, видимо, просто приветливость - это было не то, чего он ожидал, и потому растерялся немного и сказал не тем тоном:
- Я вам шампанское везу! Таня где?
Парень нахмурился, взял Сашку за локоть. Они отошли на обочину.
- Случилось чего?- тревожно спросил Сашка.
- Случилось, - подтвердил тот, избегая Сашкиного взгляда. - Случилось. Ухожу я... то есть уже ушел... совсем!
Сашка не верил ушам и даже не спрашивал ничего.
- Татьяна не выдержала, - сказал Сергей и полез в карман за сигаретами. Машинально протянул Сашке, тот также машинально взял. Стоял, мял в руках сигарету и смотрел на Сергея, которого тронуло такое Сашкино участие, хотя он и не подозревал о сути его состояния.
- Как не выдержала?- спросил, наконец, Сашка. - Два года жила, все было хорошо, и вдруг...
- Не вдруг, Саша! К сожалению, не вдруг! Всего не объяснишь!
Как-то почувствовал Сергей, что приятелю очень нужно именно объяснение. Мучительно подыскивая слова, попытался:
- Два года, сам понимаешь, это, собственно, два сезона. Ну, первый прошел комом... Был интерес освоить - вжиться в роль... А дальше? Дальше уже повторение... однообразие... Но это только одна причина, всего не могу объяснить, извини...
- А где она?
- Таня? - Сергей подтянул лямки рюкзака, голоснул проходящей машине, но с опозданием.
- Уехала. Две недели назад. Выражаясь иначе, ушла от меня. Женщины не любят неудачников, а я, кажется, по всем признакам попал в эту унылую категорию!
- А сам как считаешь?- спросил Сашка, хотя не был уверен, что вопрос уместен.
Сергей усмехнулся:
- Женщины в этом смысле часто бывают правы! У них чутье, как у крыс относительно тонущего корабля!
Только сейчас Сергей заметил Катю на той стороне дороги. По ее взгляду он догадался, что она имеет отношение к Сашке. Кивнул.
- Ты, как я понимаю, собираешься повторить мою ошибку!
- Нет, у меня так не будет! - почти зло ответил Сашка.
- Не обижайся! - Сергей тронул его за плечо. - У меня там в зимовье барахла много всякого осталось. Посмотри. Гильзы для шестнадцатого, десятка четыре, новые совсем. Камусы добрые, капканы... Зайди, а то Селиванов все подберет!
- Там он?
- А где ему быть!
- А у нас, не слыхал, все в порядке?
- Филька приходил ко мне. Ничего не говорил, значит, все по-старому. Извини...
Он выскочил вперед, останавливая машину. Шофер сбросил скорость, затормозил.
- Прощай, Сашка! Наверно, не увидимся больше! Жаль, а нет у меня другого выхода! Понимаешь!
Они торопливо обнялись, и Сергей, стягивая с плеч рюкзак, полез в кабину "газика".
- У тебя все будет хорошо! Ты удачливый!
Это он прокричал, когда машина уже трогалась, и ответить Сашка не успел, только рукой махнул.
Был человек и нету! И в руках только вдвое, вчетверо сломанная, раскрошенная в пыль сигарета. Сашка разжал ладонь, крупицы табака прилипли к ней, он с остервенением стряхивал их, колотя ладонями, и уже когда ни одной не осталось крошки, все еще тряс руками, потому что трудно было поднять глаза и встретиться с Катиным вопросом на той стороне дороги, потому что было никак невозможно ответить на этот вопрос и соврать невозможно, и нельзя было дальше стоять истуканом на одном месте, а нужно идти к ней.
У нее уже страх на лице. Не просто беспокойство, а страх, испуг. И если он сейчас не сдвинется с места, она перебежит дорогу. Сашка почувствовал это.
Когда он подошел к ней, то уже твердо знал, что ничего не скроет и не соврет. В конце концов, что такого страшного произошло? Подумаешь, жена ушла от мужа! Всегда и везде бывало такое, не только в тайге! И тайга ни при чем!.. Жена от мужа... Ах, если бы эта безымянная жена ушла от безымянного мужа! Но это Сережа с Таней, чей союз всегда казался Сашке образцом!
- Случилось что-то ужасное, да? Только не обманывай меня! Я чувствую.
Он помог надеть ей рюкзак, в левую руку взял чемодан, правой Катю под локоть.
- Ужасного ничего не случилось! Пойдем, дорогой расскажу!
Они свернули в сторону от тракта, вышли на дорогу, что вела вдоль домов деревни в тот ее конец, где уже отсюда виден был трактор напротив крайнего дома. Трактор дымил и тарахтел, потому и замечался сразу, и шум его был единственным шумом деревни, если отключиться от воя машин на тракте. Отсюда был виден прицепной кузовок и люди, копошащиеся около трактора.
- Таня с Сергеем ушли из тайги, - сказал Сашка, все-таки начиная с полуправды. Катя почувствовала эту полуправду, и молчание ее было красноречивее вопросов, которых он ожидал.
- Таня не выдержала и ушла от Сережи.
- Чего не выдержала?
Сашка почти бросил чемодан на землю, почти стукнул им об землю, остановился, повернулся к Кате.
- И я не понимаю - чего! Не понимаю! Я видел, как они жили! Она всему научилась, никогда не жаловалась! Они так хорошо относились друг к другу!
- Значит, ты чего-то не знал, Саша! Ты ведь только в гостях у них бывал, так?
Она грустно улыбнулась.
- А при гостях принято держать марку!
- Не понимаю! - крикнул он, схватил чемодан и так рванул с места, что Катя едва догнала его.
- Ты не огорчайся. Чужая беда всегда непонятна!
Сашка опешил. Он ломал голову над тем, как бы не подсечь ее известием, и теперь она его успокаивает! Тут ему впервые открылось, что есть, видимо, много вопросов, в которых она опытнее его и мудрее, и это открытие вовсе не огорчило его, а, напротив, даже успокоило немного, будто кто-то взял у него часть тяжелой ноши с плеч.
