– Я хочу быть царем моей совести!
– Э! Оставь это! Поверь, веселей быть червем, гложущим тутовый лист в роще Дафны, чем томиться в царственной скуке. Дай мне вина и лобзанье в память нагого ребенка!
Зенон ей подал фиал; она отпила половину, а другую половину, смеясь, влила ему во уста и держала его все это время в своих объятиях, а потом, бросив пустой фиал, поцеловала Зенона в честь Вакха…
Страсть, как темная гора, покрыла сердце Зенона.
Случай мог быть чрезвычайно опасным для обоих, но златокузнец александрийский был тайный христианин, и это спасло обоих. В самую безумную минуту, «егда устремися уже греху, – помянуся художному мужу слово евангельское: аще соблазняет тебя рука твоя или нога – отсецы ее, или око – избоди е». «И он, возрев на жену, рече: „мало ми отступи“ (отойди немножко) и изем нож удари ся в око десное и рече: Виждь, Господи, яко сохранитель заповеди Твоя есмь, – да егда и аз востребую помощи от Тебя – Ты не удалися». Соблазнительница ужаснулась и убежала.
Вскоре в Александрии случилось гонение на христиан. Гонитель их был человек не только жестокий, но и насмешливый, – он хотел издеваться над христианами и, призвав их епископа, сказал ему: «Не нахожу в вашей вере ничего основательного и твердого, да не верю, чтобы вы и сами могли верить в то, о чем рассказываете. Вот я задам вам решительное испытание: если вы его выдержите, то вы останетесь целы, и все, чтт у вас есть, – ваше будет; а если не выдержите, тогда я поступлю с вами, как с обманщиками, и оберу у вас все, что вы имеете, на государя. Испытание же вере вашей назначаю вам по вашим книгам; там написано: если кто имеет веру и скажет горе – „стронься с места и иди в воду“, то будто гора непременно тронется и пойдет. Вон, видите, там недалеко от берега Нила есть гора Адер. Она стоит там много лет, огнем земным выдвинутая еще в начале создания земли, когда не было ни пирамид, ни сфинксов, ни праотцев наших, трудившихся над этими постройками. Выберите из себя такого истинно верующего, который мог бы сделать над Адером то, что представляется за возможное в ваших книгах; если гора Адер стронется с места и пойдет, то я поверю, что в ваших книгах писана правда, а если вы ничего этого не сделаете, то вы тем докажете, что все вы лгуны, и тогда я поступлю с вами как с недостойными уважения обманщиками, а все ваши имущества возьму у вас на государя».
Христиане пришли в ужас. Они знали, что их правитель жесток и пощады им от него не будет: если гора Адер не тронется со своего места и не пойдет в Нил, тогда всем им доведется погибнуть с позором, а все добро, которое они собрали трудами в течение всей своей жизни, будет расхватано или поверстано в казну, а дети их останутся нищими и с осмеянною религией и без руководства родителей перейдут в веру торжествующих отцовских мучителей…
В таком ужасном положении все христиане, жившие в соседстве горы Адера, надели на себя неподрубленные одежды печали, постились, молились и плакали, а между тем время шло и приближался уже срок, назначенный правителем. Никто, – ни один из христиан не чувствовал в себе той уверенности, чтобы сказать горе при людях: «стронься с места и иди в воду».
Скорбь христиан сделалась известна и иноверным людям в городе, и тогда к христианскому епископу пришла тайно та самая египетская красавица, которая ранее приходила соблазнять «златокузнеца», и она сказала епископу:
– Я узнала о вашем горе и мне вас жалко, но вы, может быть, напрасно приходите в отчаяние, ибо если только вере все возможно, то у вас есть такой человек, который имеет настоящую веру, и его вера может выдержать всякое испытание.
– Как! – воскликнул епископ: – неужели ты, нехристианка, уверена, что гора может сдвинуться?
– Да, я верю в это потому, что я видела веру, которая преодолела законы естества, но меня очень удивляет, что этого-то одного человека я и не вижу между теми, которыми ты себя здесь окружаешь и с которыми советуешься!
– Скажи же скорее, сострадательная госпожа, – кто он такой?
– Он златокузнец, художник.
– Неужто Зенон окривелый, который делает кумиры и утварь для женских уборов?
– Да, это Зенон.
– Помилуй! – воскликнул христианский епископ: – ты говоришь невозможную вещь.
– Почему?
– Зенон искусный художник, ни слова об этом; но он в вере нашей не крепок, он в постоянном общенье с людьми разных вер и ты имя его можешь увидеть на исподах различных кумиров, – крокодилов мерзостных, страстного ибиса и быка с черным пятном и коней фараона; при том Зенон часто бывает ленив: он не поспевает к общей со всеми молитве, в день недельный; когда много заказов, он одинаково трудится, будто как в будень; он живет без жены и нимало не занят тою мыслию, чтоб учредить себе семью или удалиться в пустыню, а он охотно разговаривает с посторонними женщинами, которым он нужен, и угождает их суетности.
– Может быть все это правда, – отвечала гостья, – но быть может и то, что все это не так важно, как тебе кажется.
– Ах нет, госпожа, – что уж касается степени важности в вере, то ты поверь, что нам это ближе известно.
– Я и не спорю, – отвечала Нефорис: – так и должно быть, чтобы вам все было лучше известно, но услышите и то, что я знаю о вере Зенона.
– Что же тебе стало известно?
– Мне известно, что Зенон покорил себя воле Учителя вашего, которого все вы зовете сыном вашего Бога, и при мне показал такую силу любви к его слову, какой, может быть, никто из вас не видел.
Епископ попросил ее, чтоб она рассказала, чту такое она видела, и Нефорис с полною откровенностью рассказала ему всю соблазнительную сцену, которую она устроила художнику из желания иметь от него искусный убор на голову.
Старец всплеснул руками. Ему было известно, что златокузнец недавно окривел на один глаз, но он не знал, отчего это случилось с Зеноном. Услыхав рассказ красивой Нефоры, епископ понял всю трудность борьбы, которую одолел художник, и дал цену его поступку. Он благодарил гостью и сказал ей:
– Верь, прекрасная госпожа, это никогда не позабудется в нашем народе, что ты пожалела о нас и не скрыла этого происшествия, которое при совершеннейшей красоте твоей для всякого должно быть удивительно, и я согласен с тобой, что Зенон доказал свою веру своим послушанием: я сейчас пошлю звать его, чтоб он сдвинул гору.
В тот же час от епископа пошли за Зеноном послы, чтобы он немедленно явился, а антиохийская модница, рассказав свою тайну и тайну Зенона, ушла, чтобы с ним тут не встретиться. Ни епископ, ни бывшие при нем люди не уразумели настоящих намерений гостьи. Египтянка Нефора, растлившая ум свой в Антиохии на безумных пирах в роще Дафны, не знакома была с состраданием, но мстила Зенону за его равнодушие и нарочно выставляла его на самую ответственную роль, в которой он должен быть народом осмеян.
Кривой златокузнец не скоро пришел из своего загородного дома, а когда пришел и епископ рассказал ему, что от него требуется, чтоб он сдвинул гору, то он этому очень удивился и отвечал:
– Господи, боже мой! Что только я слышу! Или вы это вздумали в шутку, чтобы посмеяться надо мной!
– Как! – отвечали ему: – да ты разве не знаешь, какое над нами случилось бедствие?
– Скажите скорее! Я живу далеко и от молвы городской в стороне, и ничего не знаю.
– Наш правитель велел нам для испытания веры нашей, чтобы мы сдвинули с места гору Адер.
– О, боже великий! Кто ж это должен исполнить?
На это все вдруг ему ответили:
– Ты!
Художник подумал, что он ослышался, и воскликнул:
– Что? Я не слышу, что вы сказали?
Но народ еще громче вскричал в одно слово:
– Ты, Зенон, ты сдвинешь гору!
Зенон закрыл себе ладонями уши и стоял в молчании минуту, а когда открыл слух, – опять оглушил его тот же самый крик:
– Ты, Зенон, сдвинешь гору!
– Так это не в шутку на меня возложили?
– Да, Зенон, да! Ты это сделай. Мы все тебя просим.
Зенон покачал головой и сказал:
– Кто научил вас задавать мне такую задачу? Неужели я во всей общине всех лучше верю, и нет человека, которого смелее можно бы выставить на такое великое дело – испытание веры.
А епископ ему отвечал:
– Напрасно, Зенон, ты стараешься спрятаться за свое смирение! Мы сами считали тебя в вере некрепким, но узнали одну твою тайну и теперь переменили свое мнение. Ты напрасно будешь отговариваться: ты один можешь сдвинуть гору.
– Но объясните мне… о какой такой моей тайне вы говорите!
– А отчего ты потерял глаз?
– Глаз?
– Да!
Зенон смутился и поник головой.
– То-то и дело, – сказал ему, ударяя его по плечу рукой, епископ: – сюда приходила красивая госпожа и все про тебя рассказала. В тебе природа повинуется Богу. Мы знаем теперь, как ты освободил себя от соблазнов, входивших в сердце твое через глаз: ты его выколол. Не марай себя ложью, скажи нам: так это было?
– Так, – уронил тихо Зенон.
– Я стар, но не даром я избран в епископы: я понимаю, какое ты сильное одолел искушение. Вере твоей больше нельзя да и не должно таиться; как старший в общине нашей, я совлекаю с тебя темный хитон твоего смирения. Отселе ты, Зенон, должен просиять всему миру и спасти нас перед издевающимся гонителем.
