- Слушай, может он просто влюбился? - предположил Александр Маркович, когда перед рассветом сын забылся глубоким сном.
- Ага, и от этого у него температура сорок! - Ольга покачала головой. - Нет, тут что-то другое. Вирус или... я не знаю - может, его сглазили?! И рукав дубленки у него весь в крови!
- Нет, с этими бабами с ума сойдешь! - возмутился отец Никиты. - Ну, что ты мелешь? Какой сглаз! Это все старушечья болтовня - и ничего больше!
- Не скажи... - отвернулась Ольга и постаралась замять разговор. Она видела, что муж на пределе - на работе пошла полоса неудач, а тут ещё бессонная ночь...
На следующий день температура спала и появилась жуткая вялость и слабость. Кит весь день дремал, от еды отказывался, а на все расспросы, что с ним случилось, отнекивался: мол, ничего особенного... С мальчишками накануне в футбол гонял - вот и все.
Он впервые соврал родителям. Вернее, не соврал, а утаил от них правду. Он не хотел их зря пугать, потому что надеялся - выздоровеет и со всем разберется... Мужчина он или нет?! Он ясно понимал одно - с Евгенией что-то не ладно. Очень не ладно! Она ведь совсем от природы не злая - она светлая, добрая... Она - как солнышко! Ион должен понять, что с ней происходит.
Он провалялся в постели больше недели, а когда встал на ноги, на носу уж был Новый год. Родители сбились с ног, выбирая обои, смесители для ванной - ремонт был практически завершен - и одновременно пытаясь купить подарки для многочисленных родственников, побыть возле больного сына и завершить дела на работе, которых, как назло накопилось по горло...
Тридцать первого Кит сообщил, что ему не терпится подышать свежим воздухом и сказал, что пойдет погуляет пару часиков. Ольга с сомнением на него посмотрела, но не стала возражать и только попросила сына не задерживаться и поплотнее укутать горло теплым шарфом.
Никита достал из нижнего ящика буфета свою копилку, спрятал под полой дубленки, вынес потихоньку на улицу и разбил об пол беседки в соседнем дворе. Смеркалось, непогода сменилась легким морозцем, падал снег... Он собрал рассыпавшиеся монетки и подсчитал - оказалось чуть больше ста тридцати рублей. Порядок! Рассовав деньги по карманам, он кинулся со всех ног к метро. У него было около двух часов. Только бы она была дома!
Возле "Курской" он купил цветы - первый в жизни букет! Это были три хризантемы - золотистые как цвет её волос. Почему-то он подумал, что дарить розы пошло. Все дарят! А у них все будет не как у всех. Ему хватило ещё на маленький флакончик духов, который продавщица, заговорщически подмигнув, обернула в зеленую блестящую фольгу и перевязала красивым бантом.
Как он добрался до дома - Кит не помнил. Ноги сами несли его, а от недавней слабости не осталось следа. Он пулей влетел в подъезд и нос к носу столкнулся с дядей Сережей. Тот взглянул на букет, обернутый в прозрачный целлофан с бантиком и спросил, не меняясь в лице:
- Это мне?
- Э-м-м-м... Н-не совсем, - заикаясь, ответил Кит. Уши и щеки его пылали.
- А-а-а, тогда значит нашей малярше Валечке? Что ж, мудро... продолжал подшучивать несносный Овечкин. - Она за три дня недельную работу сделала - и причем, качественно. Такую самоотверженность следует поощрять. Давай я с тобой поднимусь.
- Э... Нет, не надо.
- Ну, как скажешь, - кивнул Сергей Александрович, отводя взгляд, чтоб Никита не видел как в темных его глазах искрится смех и не принял это на свой счет...
- Дядя Сережа, погодите, - Кит выскочил из подъезда во двор вслед за Овечкиным. - Вы... пожалуйста, не говорите родителям...ну, про это, - он кивком указал на букет.
- Понял, - согласился Овечкин. - Мудро! Что ж, удачи тебе.
И он растворился в поднимавшейся мглистой метели. А Никита с замиранием сердца стал подниматься на лифте. Удивительно, но страха в нем не было. Он только волновался, что не застанет Женю... или Еву? И как все-таки её называть?
Пряча букет за спиной, он позвонил. Дверь открыл невысокий щупленький мужичонка с трехдневной щетиной на впалых щеках. От него несло перегаром. За спиной у него слышался грубый смех, женские взвизги и развязные пьяные голоса - как видно, здесь гуляли вовсю, загодя начав отмечать Новый год.
- О! - покачнувшись, произнес Мужичок. - Т-тебе кого?
- Мне? - переспросил Кит, отшатываясь. - Мне Евгению. Она дома?
- Он-на? Дом-ма, - старательно выговорил небритый и, обернувшись, крикнул. - Же-е-ень! Же-е-е-ня-а-а-а...
Но из-под его руки, опередив зычный зов, вынырнула Женя и, схватив мальчика за руку, втащила в квартиру. Ни слова не говоря и не давая ему опомниться, она потянула его за собой по коридору и втащила в одну из дверей. Это была небольшая уютная комнатка со множеством черно-белых и цветных фотографий, развешанных по стенам.
Ева глядела на него, на букет, широко раскрыв глаза. Наконец Никита справился с волнением и протянул ей цветы.
- Ой! Это мне? - она вспыхнула, взяла цветы, зарылась лицом в эти живые пахучие звездочки и отвернулась. Это было так хорошо, так неожиданно - она не находила слов.
Никита заметил слезы у неё на глазах. И понял, что и для Евы это первый в жизни букет.
- С Новым годом! - только и смог он произнести севшим голосом, - то есть... с наступающим... - и протянул ей коробочку, едва вытянув её из кармана онемевшими пальцами.
- Спасибо, - шепнула она, просияв. И... неловко чмокнула его куда-то в шею, приподнявшись на цыпочки.
Пауза хрусталем зазвенела в ушах. Никита задохнулся и поймал её маленькие холодные ладони в свои. Так стояли они долго, глядя в глаза друг другу, и оказалось, что слова больше им не нужны.
Потом Женя осторожно высвободила свои руки. Вздохнула.
- А мне... мне тебя даже угостить нечем.
- Это ничего, я совсем не голодный, - поспешил успокоить её Никита. А это... это чья комната?
- Соседки. Она сейчас придет. Тут я у неё ночую. Иногда...
- А-а-а... - выдохнул Никита. - А может... поднимемся ко мне? Поглядим как там ремонт?
- Ну, не знаю, - замялась она. - А где ты был? Тебя долго не было...
- Я... уезжал, - отчего-то соврал он и сглотнул. Во рту пересохло. Слушай, как же все-таки тебя зовут? Женя или... Ева?
- А как тебе больше нравится? - застенчиво улыбнулась она, потупившись.
- Наверное Ева. Не знаю - и так и так хорошо!
- Ну тогда и зови меня Евой. Хотя... мама звала меня Евгешей - это было её любимое имя.
- А где твоя мама? - спросил он и тут же пожалел об этом.
- Она умерла, - просто сказала девочка. - Ну что? Пойдем к тебе?
- А тебя отпустят?
- А я никогда и не спрашиваю - просто делаю, что хочу. И потом там не до меня...
И они выскользнули из квартиры, которая напоминала утлую лодочку в девяти балльный шторм - грохот, пьяные выкрики, звон разбитой посуды, магнитофон, орущий на полную мощь...
"Боже, как она живет в этом аду? Да ещё с маленьким братиком..." подумал Никита и решил, что он должен спасти её, забрать отсюда. Правда, как это сделать, пока не знал.
- А как поживает Сомик? - спросил он Еву, поднимаясь по лестнице.
- Нормально. Рука совсем зажила - даже следов не осталось. Эта тетушкина мазь просто диво-дивное, - весело ответила та, шагая вслед за ним через ступеньку.
Он открыл дверь своим ключом и ахнул. Овечкин поистине творил чудеса! Квартира сияла как новая - рабочие доклеивали последние рулоны шелковистых обоев, в ванной сверкал темный кафель и белоснежная новенькая сантехника, а свет розоватых светильников в форме раковин отражался в матовых дверных стеклах... Дворец, да и только!
Ева при виде всего этого великолепия сразу потупилась и как-то вся сжалась. Никита провел её в комнату вслед за собой. На свеженастеленном паркете отпечатались влажные следы снега с его сапог. Ева на цыпочках прошла за ним, как будто боялась ступать по этому новенькому паркету, и огляделась.
- Это, что, твоя комната? - спросила она, нахмурясь.
- Нет, тут будет спальня родителей.
Он обернулся к ней и вздрогнул - теперь перед ним стояла вовсе не та девочка, которая буквально минуту назад с веселым любопытством шагала за ним через ступеньку. Холодный угрюмый взгляд исподлобья пронзил его точно копьем! Она тут же отвела взгляд и уставилась на свой перстень, как будто он был единственным предметом на свете, который её интересовал. Все движения тотчас стали какими-то вялыми и даже голос переменился глуховатый стал и какой-то пустой. Точно душу из него вынули - если только в голосе хоть сколько-то пребывает душа...
- А я... - она запнулась, а потом выпалила со злостью, - у меня тоже такая будет! Даже лучше! У тетушки квартира четырех комнатная и потолок выше! И прихожая у неё большая и вообще... Она мне обещала свою квартиру оставить. И денег кучу! И завещание даже показывала, вот! Она совсем старая - скоро умрет. И тогда я разбогатею...
От такого неприкрытого цинизма Никита просто остолбенел - так не вязался он со всем её легким обликом. А Ева явно не зная, что бы ещё такое сказать, продолжала без смигу глядеть на свой перстень. И Никита с ужасом заметил, что тот начинает светиться.
