- Ma tante, ведь это опять вздор!
- Ну, он тебя в передней посадит. Сам пойдет в комнаты пирог есть, а тебе скажет: "Останьтесь, милая, в передней".
- И этого не будет.
- А если это так случится, что же ты сделаешь?
- Я пожалею о человеке, который так грубо обойдется со мной за то, что я не имею лучших прав, и только потому, что мне их не дали.
- И тебе не будет обидно?
- За чужую глупость? Конечно, не будет.
- А не лучше ли выйти замуж, как все?
- Для меня - нет!
- А отчего?
- Мне не хочется замуж.
- Ты, однако, престранно выражаешься. Это закон природы.
- Ну так он, верно, еще не дошел до меня.
- И религия того же требует.
- Моя религия этого не требует.
- Христос был, однако, за брак.
- Не читала об этом.
- А для чего же он благословлял жениха и невесту?
- Не знаю, когда это было.
- Читай в Евангелии.
- Там этого нет.
- Как нет!
- Просто нет, да и конец!
- Господи! да что же это... вы все, значит, уж вымарали!
Девушка тихо засмеялась.
- Нечего хихикать: я знаю, что об этом было, а если не в Евангелии, то в премудрости Павлочтении. Во всяком случае, он был в Кане Галилейской (*24).
- Ну и что же из этого?
- Значит, он одобрял брак.
- А он тоже был и у мытаря? (*25)
- Да.
- И говорил с блудницей? Неужто это значит, что он одобрял и то, что они делали?
- Ты ужасная спорщица.
- Я только отвечаю вам.
- А теща Петрова! Ведь Христос ее, однако, вылечил!
- А вы разве думаете, что если б она не была чьею-нибудь тещей, так он бы ее не вылечил?
- У тебя самый пренеприятный ум.
- Да. Это многие говорят, ma tante, и это всего больше убеждает меня, что мне нельзя выходить замуж.
- Ведь вот ты, решительно и совершенно как змея, вьешься так, что тебя нельзя притиснуть.
- Ma tante, да зачем же непременно надо меня притиснуть?
- Мне очень хочется...
- Мой друг, да что же делать? Нельзя все устроить так, как вам хочется.
- Нет, я ведь не про то: я хотела бы знать, какой у вас законоучитель и как он не видит, что вы все безбожницы!
- Мы получаем у него все по пяти баллов.
- Извольте! За что же он вам ставит по пяти баллов?
- Он не может иначе: мы все отлично учимся.
- Вот ведь назрели какие характеры!
- Полноте, ma tante, что это еще за характеры! Характеры идут, характеры зреют, - они впереди, и мы им в подметки не годимся. И они придут, придут! "Придет весенний шум, веселый шум!" (*26) Здоровый ум придет, ma tante! Придет! Мы живы этою верой! Живите ею и вы, и... вам будет хорошо, всегда хорошо, что бы с вами ни делали!
- Спасибо, милая.
- Не сердитесь, ma tante, - и Лидия Павловна вдруг оборотилась к теткиной гостье и сказала ей: - А вы хотели знать, был ли у Федоры роман? Я вам об этом могу рассказать. У нее был жених часовщик, но Федорушка ему отказала, потому что у нее была сестра, которая "мирилась с жизнью". У нее были "панье", брошь и серьги и двое детей. Она серьги и брошь берегла, а детей хотела стащить в воспитательный дом, но Федора над ними сжалилась и платила за них почти все, что получала.
- А собственного увлечения у нее не было?
- Вот это-то и было ее собственное увлечение!
- Да, но ей будет трудно платить: с таким характером и такими правилами, как у нее, она нигде себе места не нагреет.
- Другие помогут.
- Видите?.. Настоящие сектантки, у них все миром, - отозвалась хозяйка. - Гоните их, они не боятся и даже радуются.
- Ведь так и следует, - поддержала девушка.
- Фантазии!
- Однако так сказано: надо радоваться, когда терпим гонение за правду, и в самом деле, это очень помогает распространению идей. Нас гонят, а мы идем дальше и все говорим про хорошее все новым и новым людям...
- Ну, ты послушай, однако, сама: какая же, наконец, у самой тебя вера?
- А это такой деликатный вопрос, ma tante, которого я никому не позволяю касаться.
- Вон как уж у нас стали отвечать о вере! Это, кажется, совсем не по-нашенски.
- Да, это не по-вашенски, - рассмеявшись, ответила Лидия. По-вашенски, "подобает вопросити входящего: рцы, чадо, како веруеши?"
Хозяйка постучала по столу веером и погрозила племяннице:
- Лида! В этот раз... что ты сказала здесь, это еще ничего, пусть это так и пройдет, но впредь помни, что у тебя есть мать и ты не должна быть помехой своим братьям в карьере!
- Этого, ma tante, не забудешь!
- Ну так и нечего либеральничать.
- А "како веруеши" - это разве либеральность?
- Это не по сезону.
- Ну, ma tante, извините: жизнь, в самом деле, дается всего один раз, и очень нерасчетливо ее приноравливать к какому бы то ни было сезону... Это скоро меняется.
Сказав это, девушка встала из-за трельяжа и вышла на середину комнаты. Теперь можно было видеть, что она очень красива. У нее стройная, удивительной силы и ловкости фигура, в самом деле, напоминающая статуэтку Дианы из Танагры (*27), и милое целомудренное выражение лица с умными и смелыми глазами.
6
Тетка на нее посмотрела, и на лице ее выразилось артистическое удовольствие; она просияла и тихо заметила:
- Желала бы я знать, где глаза у людей, которые смеют что-нибудь говорить против породы? Лида, неужели ты без корсета?
- Я хожу так постоянно.
- И стройна, как богиня. Но Валериан говорил мне, что у вас очень много урОдих, и _все_ теперь сняли кольца и решили не носить ни серег и никаких других украшений.
- Ему какая забота?
- Отчего же, его интересует все. Но разве это в самом деле правда?
- Правда.
- И вот вы увидите, что, наверное, многие не выдержат.
- Очень может быть.
- Которой серьги к лицу, та и не выдержит - наденет.
- Что же, если и не выдержит, то, по крайней мере, поучится выдерживать, и это что-нибудь стоит. Прощайте, ma tante.
- И у кого пребезобразная фигура, той лучше корсет.
- Ma tante, ну что нам за дело до таких пустяков? До свидания.
- До свидания. Красота ты, моя красота! Я только все не могу быть покойна, что ты кончишь тем, что уйдешь жить с каким-нибудь непротивленышем.
Лидия холодно, но ласково улыбнулась и молвила:
- Ma tante, как можно знать, что с кем будет? Ну, зато я не сбегу с оперным певцом.
- Нет! Бога ради нет! Лучше кто хочешь, но только чтоб не непротивленыш. Эти "малютки" и их курдючки... это всего противнее.
- Ах, ma tante, я уж и не знаю, что не противно!
- Ну, пусть лучше будет все противно, но только не так, как эти, которые учат, чтоб не венчаться и не крестить. Обвенчайся, и потом пусть бог тебя хранит, как ему угодно.
И тетка встала и начала ее крестить, а потом проводила ее в переднюю и тут ей шепнула:
- Не осуждай меня, что я была с тобой резка. Я так должна при этой женщине, да и тебе вперед советую при ней быть осторожной.
- О, пустяки, ma tante! Я никого не боюсь.
- Не боишься?.. Не говори о том, чего не знаешь.
- Ах, ma tante, я не хочу и знать: мне _нечего бояться_.
Сказав это, девушка заметалась, отыскивая рукою ручку двери, и вышла на лестницу смущенная, с пылающим лицом, на котором разом отражались стыд, гнев и сожаление.
Проходя мимо швейцара, она опустила вуалетку, но зоркий, наблюдательный взор швейцара все-таки видел, что она плакала.
- Эту тут завсегда пробирают! - сказал он стоявшему у ворот дворнику.
- Да, ей видать что попало! - ответил не менее наблюдательный дворник.
А хозяйка между тем возвратилась в свой "салон" и спросила:
- Как вам нравится этот экземплярец?
Гостья только опустила глаза кроткой лани и ответила:
- Все уловить нельзя, но везде и во всем сквозит живая красная нитка.
- О, да сегодня она еще очень тиха, а в прошлый раз дело чуть не дошло до скандала. Кто-то вспомнил наше доброе время и сказал, какие тогда бывали сваты, которым никто не смел отказать. Так она прямо ответила: "Как хорошо, что теперь хоть это не делается!"
- Они, из гимназий, так реальны, что совсем не понимают институтской теплоты.
- Нисколько! Я ее тогда прямо спросила, неужто ты бы не была тронута, если бы тебе подвели жениха? - так она даже вспыхнула и оторвала: "Я не крепостная девка!"
- Я говорю вам, везде красная нить. И какая заносчивость, с какою она самоуверенностью говорит о личном увлечении несчастной сестры этой Федоры!
- Она очень сострадательна к детям.
- Но что же делать, когда дети не наполняют женщине всей ее жизни?
- Ах, с детьми очень много хлопот!
- Да и даже простые, самые грубые люди при детях еще ищут забыться в любви. У меня в прачках семь лет живет прекрасная женщина и всегда с собой борется, а в результате все-таки всякий год посылает нового жильца в воспитательный дом. А анонимный автор все продолжает, без подписи, и ничего знать не хочет: придет, отколотит ее, и что есть, все оберет. И таковы они все. Альфонсизм в наших нравах. А когда я ей сказала: "Брось их всех вон или обратись к религии: это поможет", - она меня послушала и поехала в Кронштадт (*28), но оттуда на обратном пути купила выборгских кренделей и заехала к мерзавцу вместе чай пить, и теперь опять с коробком ходит и очень счастлива. Что же тут сделать? "Не могу, - говорит, - бес сильнее". Когда женщина сознает свою слабость, то с этим миришься.
