Заметим, что в долгой человеческой истории было не так много демократических республик, а люди веками жили, и не всегда хуже. Даже испытывали то пресловутое СЧАСТЬЕ, иногда названное пасторальным, патриархальным, и не придуманное же литературой. И сохраняли физическое здоровье нации (очевидно так, раз нации не выродились). И сохраняли нравственное здоровье, запечатленное хотя бы в фольклоре, в пословицах, -- несравненно высшее здоровье, чем выражается сегодня обезьяньими радио мелодиями, песенками-шлягерами и издевательскою рекламой: может ли по ним космический радиослушатель вообразить, что на этой планете уже были -- и оставлены позади -- Бах, Рембрандт и Данте?
Среди тех государственных форм было много и авторитарных, то есть основанных на подчинении авторитету, с разным происхождением и качеством его (понимая термин наиболее широко: от власти, основанной на несомненном авторитете, до авторитета, основанного на несомненной власти). И Россия тоже много веков просуществовала под авторитарной властью нескольких форм -- и тоже сохраняла себя и свое здоровье, и не испытала таких самоуничтожений, как в XX веке, и миллионы наших крестьянских предков за десять веков, умирая, не считали, что прожили слишком невыносимую жизнь. Функционирование таких систем во многих государствах целыми веками допускает считать, что в каком-то диапазоне власти они тоже могут быть сносными для жизни людей, не только демократическая республика.
У авторитарных государственных систем при достоинствах устойчивости, преемственности, независимости от политической трясучки, само собой, есть свои большие опасности и пороки: опасность ложных авторитетов, насильственное поддержание их, опасность произвольных решений, трудность исправить такие решения, опасность сползания в тиранию. Страшны не авторитарные режимы, но режимы, не отвечающие ни перед кем, ни перед чем. Самодержцы прошлых, религиозных, веков при видимой неограниченности власти ощущали свою ответственность перед Богом и собственной совестью. Самодержцы нашего времени опасны тем, что трудно найти обязательные для них высшие ценности.
Верней сказать: по отношению к истинной земной цели людей (а она не может сводиться к целям животного мира, к одному лишь беспрепятственному существованию) -- государственное устройство является условием второстепенным. На эту второстепенность указывает нам Христос: "отдайте кесарево кесарю" -- не потому, что каждый кесарь достоин того, а потому что кесарь занимается не главным в нашей жизни.
И если Россия веками привычно жила в авторитарных системах, а в демократической за 8 месяцев 1917 года потерпела такое крушение, то, может быть, -- я не утверждаю это, лишь спрашиваю, -- может быть, следует признать, что эволюционное развитие нашей страны от одной авторитарной формы к другой будет для нее естественней, плавнее, безболезненней? Возразят: эти пути совсем не видны, и новые формы тем более. Но и реальных путей перехода от нашей сегодняшней формы к демократической республике западного типа тоже нам никто еще не указал. А по меньшей затрате необходимой народной энергии первый переход представляется более вероятным.
Государственная система, существующая у нас, не тем страшна, что она недемократична, авторитарна на основе физического принуждения, -- в таких условиях человек еще может жить без вреда для своей духовной сущности.
Всемирно-историческая уникальность нашей нынешней системы в том, что сверх всех физических и экономических понуждений от нас требуют еще и полную ОТДАЧУ ДУШИ: непрерывное активное участие в общей, для всех заведомой ЛЖИ. Вот на это растление души, на это духовное порабощение не могут согласиться люди, желающие быть людьми.
Когда кесарь, забрав от нас кесарево, тут же, еще настойчивей, требует отдать и Божье -- этого мы ему жертвовать не смеем!
Главная часть нашей свободы -- внутренняя -- всегда в нашей воле. Если мы сами отдаем ее на разврат -- нам нет людского звания.
Но заметим: коль скоро абсолютно необходимая задача сводится не к политическому освобождению, но к ОСВОБОЖДЕНИЮ НАШЕЙ ДУШИ ОТ УЧАСТИЯ в навязываемой лжи, она и не требует никаких физических, революционных, общественных, организационных действий, митингов, забастовок или союзов, о чем нам и подумать страшно и от чего отговориться условиями вполне естественно. Нет! Она есть ВСЕГО ЛИШЬ доступный нравственный шаг каждого отдельного человека. И ни перед живущими, ни перед потомками, ни перед друзьями, ни перед детьми не оправдается никто, добровольно бегавший гончею лжи или стоявший ее подпоркою.
Винить нам -- некого, кроме себя, и потому не стоят ни гроша все разоблачительные анонимные памфлеты, программы и объяснения. Каждый из нас -- в грязи и навозе по СОБСТВЕННОЙ воле, и ничья грязь не осветляется грязью соседей.
Октябрь 1973
