эта его титулованная кровь, от которой он так яро открещивался перед нами. Проскальзывало высокомерие, возможно, он этого не замечал. – Сказала будет весело. По мне так это очень странно веселиться в таком месте. Крысиные бега устраивать будем? Или жарить их на костре? В любом случае отказаться я не мог.
У меня сорвался с губ смешок:
– В твоем представлении мы так развлекаемся, да? Мы не дикари, Ники, запомни это. Ну, чего стоять тут? Пойдем тогда узнаем, что там.
Он вежливо провел рукой по воздуху, как бы пропуская меня вперед. Иногда я прекрасно понимаю Лаймона и Генри. Сдержавшись, я вышел в дверь и оказался в прихожей – длинный коридор, обклеенный безвкусными, старомодными обоями черно-белых лилий, с тремя по обе стороны комнатами и лестницей, ведущей на второй этаж. Тихо играла музыка и доносились неразборчивые голоса откуда-то сбоку, звонкий переливчатый смех. Следуя по коридору, я увидел свет от свечей и длинные тени, плясавшие по стенам; дырявые шторы на окнах, покрытые пятнами и пыльную, нерабочую люстру.
Мы попали в сумрачную гостиную, где несколько ребят сидели в деревянных креслах с высокой спинкой, еще парочка тусовалась у стола с едой и о чем-то беседовали, держа в руках бумажные стаканы с кока-колой. Два пацана, сидя на коленях у камина, пытались его разжечь. Рядом был Корман в мешковатых серых брюках и толстовке с капюшоном, мило болтающий с Амандой. Блики огня от свечи, стоявшей на каминной полке, играли на ее заинтересованном, завораживающем лице. Она была одета в спортивную голубую ветровку и джинсы.
На нас практически не обратили внимания, лишь пару брошенных в сторону взглядов и немых, приветствующих кивков. Ники прошел к столу, а я принялся изучать комнату.
Хотя мне было скучно, и я лишь делал вид, как с любопытством разглядываю ту или иную вещицу, или картину на стене, все-таки это место меня малость пугало и оставляло мрачный осадок на сердце. И кто только согласился бы здесь жить?
Вскоре появились Генри с Лаймоном, а за ними и Честер Маккри, который одним своим визитом умудрился позабавить весь народ, собравшийся в доме. Он пришел в костюме уточки.
– Вы говорили вечеринка будет костюмированной! – брызгая слюной, кричал он. – Это же Хэллоуин! Я потратил на него все свои деньги! Идиоты!
Энергично махал крыльями так, что я думал он взлетит к потолку, и вызывал этим бурную реакцию. Кто-то даже закрякал, имитируя утку.
– Маккри, у меня для тебя есть задание, – поддел его Чарли, смуглый весельчак с длинной прической, сидевший ближе к выходу. – Обойди все дома на этой улице и принеси нам конфет, хоть какая-то от тебя будет польза!
Все вновь засмеялись. Честер беспомощно опустил плечи. Мне стало его жалко, однако я тоже смеялся. Видимо инстинкт. Он перестал спорить, удрученный сел в свободное кресло и понурил голову. Честер продержался не долго и свалил отсюда раньше всех. Видимо не мог больше вынести издевательств и подколов.
На меня опять напала грусть – знакомое тоскливое чувство одиночества и ненужности. Я держался у столика, приглушая стакан за стаканом и внимательно наблюдал за Амандой, не отводя от нее взор. Она увлеченно разговаривала с Корманом. Им было весело вместе. А между тем время стремительно утекало, сокращая мои шансы на успех. Я хотел подойти – уже неуверенно направлялся в их сторону, но в последний момент, встретившись с ее взглядом, передумал, резко поменял маршрут и ноги сами понесли меня прочь из гостиной. Ужасно вспотели ладони. Я закрыл глаза, прислонившись в коридоре к стенке, крепко сжал кулаки. Я карил себя за трусость. Представлял себя на месте Кормана. Хорошо было бы его просто уничтожить, стереть из нашей жизни – так куда проще, чем с ним тягаться. Но это путь слабаков. Отец, одержимый безумной тягой к победам, воспитывал во мне соревновательный дух, который во мне так и не прижился. Он неустанно любил повторять: «Честно сражаться, чтобы всю жизнь побираться. Цель оправдывает средство, Дилан. И если у тебя когда-нибудь будет шанс добиться чего-то и ты не воспользуешься им – значит ты зря пришел в этот мир. Здесь живут голодные львы, привыкай жить с ними или становись их закуской. Они злые и хитрые, но ты должен быть злее и хитрее их. Не позволяй им превратить тебя в ничтожество!»
Внезапно я услышал над головой какой-то звук. Как будто ритмичные удары молотка. Медленно поднялся на второй этаж и замер в коридоре, прислушиваясь. Стуки явно исходили из мансарды.
Тук-тук… тук-тук… тук-тук…
Возникла дурная мысль, словно кто-то нарочно создает эти шумы, привлекая к себе внимание. Хочет, чтобы я следовал за ним. Кто-то из ребят решил побродить по дому? Или же мы все-таки не одни. Что, если это логово Мусорщика и он вернулся? Вот только зачем весь этот спектакль с молотком – позабавиться, прежде чем убить? Нет, я был уверен это что-то другое, ибо не чувствовал тревоги. Только волнение сопровождало на пути. Источник и разрушитель всех моих проблем находился в той комнате. Настырно звал меня присоединиться к нему. Я поднимался по узкой, крутой лестнице на цыпочках, руки дрожали, и сердце учащенно билось. Противно визжали ступени, словно дикие кошки.
«Элифас…»
По спине пробежал холодок. Чей-то нежный, но далекий шепот коснулся ушей, словно исходил из другого конца невероятно длинной трубы. И опять стуки, строго соблюдающие интервал.
Вдоволь наглотавшись пыли, я попал в маленькую, темную, довольно уютно обставленную мансарду. У стены стоял неотесанный шкаф, на столике в углу – старинная печатная машинка и бумаги, возложенные друг на друга. Бледный свет луны струился из овального окна, освещая ржавую кушетку. Дверца шкафа была чуть приоткрыта и указывала на тьму, обитавшую за ней. Стуки не прекращались. Затянуло тоскливым воем, от чего у меня все сжалось внутри.
«…Элифас… Элифас…»
Я медленно приближался. Осторожно ступал по доскам, стараясь не выдавать себя. У самой двери заглянул в щелку, но не сумел должным образом рассмотреть что бы там ни было. Однако почувствовал чье-то дыхание и взгляд, сверлящий мой лоб. Я с трудом сглотнул, взялся мокрой ладонью за шершавую ручку и потянул на себя дверь. Нечто гигантское внезапно выскочило из шкафа и накинулось на меня, сшибая с ног.
– Сладость или гадость! – зарычал он и, запрокинув голову, разразился диким, бурлящим хохотом. Я лежал перед ним дрожащий на полу, сам не свой от страха и смотрел снизу вверх, испуганными, как у зверька, глазами, в то время, как он жестоко потешался надо мной. Скалил кривые зубы.
Это был Уэс Дэвис. Мой школьный враг и по совместительству местный хулиган, который задирал таких, как я, и
