извинись, притворись, соблюди необходимые формальности и делай дальше спокойно все, что хочешь.
У Татьяны Михайловны – немолодой, усталой, тридцатилетней женщины, недавно вышедшей из второго декрета, Марина была на хорошем счету. Её сочинения на любую тему были лучшими в параллели. Стопку тетрадей с сочинениями, которую нужно было раздать на перемене, Марина получила от Татьяны Михайловны бонусом к «Анжелике – маркизе ангелов». Следующим уроком был русский язык в том же кабинете. Скандал вспыхнул вместе со звонком на урок.
«Не поняла!» – шумно возмутилась Бодрова, заглянув в тетрадь соседки по парте и верного вассала Сашки Свищевой. – «Почему у меня 4/3, а у нее 4/4?» Она отобрала у подружки тетрадь и с азартом почуявшей кровь гончей начала сравнивать содержимое.
«Ага!» – радостно заорала она минуту спустя, явно рассчитывая привлечь всеобщее внимание. – «Это вводное слово, балда. Ты запятую не поставила. А тут вообще речевая ошибка. Кто так формулирует, корова косноязычная?»
Схватив обе тетради, она бросилась к учительскому столу, словно Александр Матросов на амбразуру: «Татьяна Михайловна, почему у меня три, а у нее четыре?»
Сашка покорно поплелась следом, тоскливо глядя в спину подруги. Четверка по русскому была для нее редкостью. И сейчас она чувствовала, что эта птица счастья ее скоро покинет.
«Ольга,» – устало спросила учительница. – «Чего ты от меня хочешь? У тебя три ошибки, я не могу поставить тебе четыре.»
«А мне и не надо. Вы ей двойку поставьте. Смотрите, тут речевая, тут вводное слово без запятых, а тут две основы в предложении и опять нет запятой. Если Вы здесь ошибок не видите, я и к директору могу сходить,» – заявила Бодрова.
В этом Татьяна Михайловна не сомневалась. Как пить дать сходит. Таким как Бодрова дорогу лучше не переходить. Спорить с ней у учительницы не было никаких сил, да и авторитета на хватало. Татьяна Михайловна покорно отметила красной ручкой ошибки, исправила оценку в Сашиной тетради и отдала ее хозяйке. У той на глаза навернулись слезы. Бодрова же победно вскинула голову и коронованной императрицей прошествовала к своей парте. Следом семенила Свищева.
Татьяна Михайловна была слабаком и противостоять жизненным невзгодам не умела. Характер, видимо, был не тот. Дети чуяли слабину, точно акулы каплю крови за несколько километров. Авторитет учительницы русского и литературы давно находился где-то в районе плинтуса. Она была не чета другой «русичке», бывшей до нее, с классическим учительским именем Марь Иванна и таким же классическим учительским пучком седых волос на голове. Та была строгой, справедливой, но без самодурства, свойственного многим пожилым учителям. Её Марина обожала и, по мнению одноклассников, ходила у нее в любимчиках. Мария Ивановна как-то сказала, что у Марины врожденная грамотность. В отличии от уроков физры, здесь ей определенно «было дано». Периодически та вместо урока сажала Марину на заднюю парту и поручала проверять тетради. Это было нереально круто! У Марины руки по первости тряслись, когда, подсчитав количество ошибок в домашней работе, она выводила красной ручкой «2» в тетради Шматкова.
«Сорока, ты нафига мне парашу влепила? Совсем офигела? Проверяй нормально, а то в следующий раз огребешь,» – подобные претензии сыпались как из ведра. Марина устала объяснять, что если она не поставит за пять ошибок двойку, то Мария Ивановна доверять ей перестанет и проверять тетради больше не посадит. А потерять ее доверие Марина боялась больше всего на свете. На мнение остальных учителей о себе ей было плевать. Но в конце прошлого учебного года обожаемая Мария Ивановна вышла на пенсию. Вместо нее появилась вечно замученная жизнью Татьяна Михайловна. Марина иногда небезосновательно подозревала, что та и сама порой точно не знает, где нужно поставить запятую. Мария Ивановна появлялась только изредка, на замену, когда у новой «русички» заболевал ребенок. В такие дни Марина была счастлива.
Последним уроком была химия. Звездой урока сегодня и всегда был Шматков. Этот хулиган и двоечник, по которому, по выражению классухи, «давно тюрьма плачет», был нежно любим учительницей химии за безусловный талант к предмету. Шматков отвечал ей полной взаимностью. Химию он не закалывал никогда. И имел по этому предмету единственную за все школьные годы пятерку. Директор школы не позволяла химичке послать Шматкова на городскую олимпиаду по химии сколько бы та не упрашивала. Действительно, ну как бы это выглядело со стороны, если бы школу представлял парень, стоящий на учете в детской комнате милиции? Таким индивидуумам уже в колониях для несовершеннолетних места уготованы.
Химию Марина не понимала от слова совсем и совершенно искренне молилась каждый урок «только бы не спросили». Когда-то в начале курса она то ли проболела, то ли прохлопала ушами тему «Валентность», как оказалось впоследствии самую что ни на есть ключевую в курсе химии. И теперь химические уравнения, когда одно вещество (или несколько) превращалось в другое представляли для нее тайну за семью печатями. Она могла вызубрить параграф, но это было бессмысленно, ни одного химического уравнения Марина решить не могла. Химию она списывала. По возможности.
Сегодня, к счастью, пронесло. У доски маялись Ясинская – мисс самые длинные ноги и самая короткая юбка в школе и Астахова – староста, стукачка и классухина любимица, до зубовного скрежета правильная и всегда приводимая в пример.
«Ну что, святые мученицы, справились?» – через положенное время поинтересовалась химичка. Вполне ожидаемо справилась только Астахова. Ясинская полученной параше ничуть не огорчилась и прошествовала за парту как манекенщица по подиуму. Училка проводила ее добродушным взглядом: «Да и зачем тебе напрягаться? С такими-то ногами не пропадешь.» Химичка была не единственной, кто делал Ясинской скидку на красоту. Вот классуха, например, боролась, боролась с ее короткой юбкой, да и махнула рукой. Никому другому она бы такого с рук не спустила. Какая жалость, что она – Марина – не красотка. Вселенское свинство.
«Леша Шматков, иди исправь все на доске,» – улыбнулась химичка своему любимчику.
Вместо седьмого урока был классный час – тоскливая муть и игра на нервах. Сначала Галина Викторовна втирала какую-то нудятину по теме классного часа: то ли про вред курения, то ли про Сталинградскую битву. Марина во время подобных мероприятий всегда отключала слух и мечтала о чем-то о своем. Главное было при этом не пялиться с отсутствующим видом в окно. Это сразу бросалось в глаза и вызывало язвительный отклик учителя. Вот и сегодня она тупо разглядывала плакат с календарем на стене. На нем маленькая девочка с синими-пресиними глазами собирала на зеленом-презеленом лугу букет белых-пребелых ромашек с ярко-желтыми серединками. Цвета на плакате были до того
