зама и отзвонившись родителям, летел в Хельсинки.
Первый свой «репортаж» я снял еще на борту самолета. Поводив камерой вокруг себя и ткнув ей напоследок в иллюминатор, я повернул на себя объектив и сказал наверняка с ужасным акцентом: «Ракастан синуа, Аино!» Пожилой финн, сидевший чуть дальше от меня, высунулся в проход и, улыбнувшись, подмигнул. Я улыбнулся в ответ, и решил, что в конце каждой съемки буду говорить о своей любви. Приземлившись, я поспешил на Лоннротсгатан, в небольшое кафе, где мы полгода назад выпили по две чашки кофе. Этого не было в маршруте, но мне захотелось сняться на фоне светло-коричневых столиков, и узнать после, помнит ли Единственная это место. Кофе был отличным, я вновь признался Аино в любви и отправился навстречу своей судьбе.
Первую часть маршрута – 400 километров до города Куопио – я преодолел быстро, несмотря на то, что по условиям моей девушки я должен был передвигаться автостопом. Наверное, было что-то располагающее в моем большом туристическом рюкзаке, удобной неброской одежде и не успевшей располнеть от сидения в офисе фигуре. Иначе чем объяснить тот факт, что подбирали меня в основном скучающие одинокие женщины, гнавшие, несмотря на стереотипы о медлительных жителях Суоми, под сто пятьдесят. Мы общались, смеялись, шутили, несмотря даже на мой бедноватый английский, например, я узнал, что по-фински канал будет "канава", булочка "какку" (дайте мне вот эту …), а козел – "пукки", а уж слов, начинающихся на извечные три русские буквы в финском просто море.
В общем, путешествие мое начиналось настолько гладко, что, лишь взяв напрокат джип с катером на прицепе в городе Куопио, я осознал, что мне предстоит. Я должен был, ориентируясь по карте, добраться до истока реки Оулуйоки, сплавиться по ней до города Оулу и оттуда прошагать пешком несколько десятков километров. Здесь придется воздержаться от описаний бесконечных развилок, тупиков, ночевок в лесу и прочих сомнительных прелестей, ожидавших не слишком приспособленного к подобной жизни бизнесмена, покоряющего Финляндию своим ходом. Достаточно сказать, что сигареты у меня закончились на третий день, хотя покупал я их из расчета на неделю.
Но сейчас все это позади. Я стою на берегу четвертого по величине озера Финляндии и пытаюсь сказать непослушными губами три слова на чужом языке. Они уже превратились в пароль, в «Сезам, откройся», я научился повторять их почти без акцента и сказал уже раз сто… И от этого они окончательно потеряли свой смысл. Я выключил камеру и сказал куда-то в центр озера: «Я люблю тебя, Единственная!» Но это не помогло. Я рвался к девушке с самым красивым в мире именем, я разогрел воск и скрепил птичьи перья у себя на предплечьях, я сорвался с высокой скалы и помчался вверх, к звезде, которая сменила свое имя и звалась теперь Аино. И она не дала мне долететь до себя, растопив жаркими лучами всю мою конструкцию, пустив пух и перья по ветру, и я упал в море с огромной высоты и камнем пошел на дно. Нет, дело было не в испытаниях, которые мне надлежало пройти, чтобы добиться лучшей девушки в мире. Меня не страшили испытания. Меня пугали три слова, которые перестали быть главными в моей жизни. Я размахнулся, и, как мог далеко, бросил камеру в озеро. Круги на воде потревожили неустойчивую зыбь, прошлись по ней, то разглаживая, то сминая, и исчезли. А я развернул катер, и отправился назад, к тому месту, где оставил машину. И, вплетаясь в чихание и кашель мотора, прошептал: "Атыш, Аино…"
Много часов спустя мощный джип жевал километры дороги, а какой-то особенно непослушный волосок в моей бороде щекотала повисшая на нем соленая капля. Мои губы продолжали шептать: "Атыш… атыш, Аино…"
Прощай, Единственная.
Я всегда считал, что на свете нет ничего более красивого, чем человек. Для кого-то человек был царем природы, венцом всех ее творений, для кого-то же – разрушителем, присвоившим себе право ломать, крушить, портить, для кого-то – слугой Божьим, а кто-то об это вообще не задумывался. Но никто не знал, что человек – это красота, совершенная и неповторимая красота.
Я даже купил себе бинокль со штативом в интернет-магазине, чтобы лучше видеть эту красоту. Конечно, в Интернете было много фильмов, фотографий, роликов, но разве экран может заменить то, что гораздо лучше выглядит вживую? О себе я мало задумывался, а когда все-таки это случалось, ясно представлял себе свою жизнь, состоящую из двух прямоугольников: окна и экрана монитора. Все остальное тоже было жизнью. Но не моей.
В моей квартире отдельными комнатами остались только ванная и туалет, остальные стены были частично снесены или превращены в колонны, что превратило помещение в огромный зал, по стенам которого стояли шкафы, набитые дисками (я старомоден) и книгами, висели колонки, стояла кровать, стул, кресло и два низких стола, за одним из которых я ел, а на другом стояли мои суперсовременный, постоянно обновляемый компьютер с огромным монитором и сменяемый каждые десять месяцев ноутбук. Рядом примостился настоящий серверный центр с жесткими жисками. У одного из окон стоял штатив с биноклем, на стене висел огромный телевизор, а в углу, где раньше была кухня, высился двухкамерный холодильник, стояли стиральная, сушильная и посудомоечная машины. Еду я заказывал на дом, также, как и одежду, аппаратуру, диски, книги, мебель, компьютерные детали. В моем плейлисте Spotify спокойно умещались рядом Nightwishes, 2pac, Blue, Боб Марли, Бетховен, Битлз, Агиллера, Iron Maden, Стинг, Тимберлэйк, Шопен… Музыка никогда не умолкала, она только становилась тише или громче, в зависимости от времени суток.
Смешной могла показаться моя ванна, большая, но с низкими, не более 30 см в высоту бортами, похожая от этого на большое корыто. Странные на первый взгляд регуляторы, поручни, отверстия для массажирующих струй воды делали ванную комнату похожей на пыточну. Шкафы с дисками и книгами, невысокие, со стеклянными дверцами, скрывали пару сотен тысяч наименований. Здесь классика русской литературы соседствовала с шутерами, а фантастика уживалась с софтом. Отдельно стоял самый низкий шкаф, он не был застеклен и в нем были вещи более прозаические: одежда, постельное белье и прочее. Пол был покрыт специальной резиной, образовывавшей идеально ровную поверхность, – в квартире не было ни одного порога. Еще бросалось в глаза отсутствие цветов, телефонов, фотографий или картин на темно-коричневых стенах и обилие пепельниц, заполненных окурками. Только на столе с компьютером их было три. Кондиционированный поток воздуха со слабым ароматом мяты
