раз прикрыла веки. Слезы покатились на подушку, и Денни почувствовал себя так, словно из него вышел весь воздух. Он хотел держать с ней эмоциональную дистанцию, исполнить свою обязанность брата холодно и профессионально, убедиться, что с сестрой все в норме, но не скрывать свое неодобрение и даже выказать его.
А вместо этого он склонился и сжал ее здоровую руку. Она сжала его руку в ответ.
– Спасибо, что приехал.
* * *
Когда на следующее утро такси свернуло с шоссе и покатило по промышленному району, он усомнился, тот ли у него адрес. Лос-Анджелес он не знал, но разобрался, что попал в бог знает как застроенный район города.
Денни радовался, что переночевал рядом с сестрой, хоть и не выспался в жестком пластиковом кресле. Говорили они немного. У Санди уже почти не оставалось сил и всякое, даже очень слабое движение причиняло ей боль. Про аварию она ничего не помнила, и ей было мучительно поддерживать даже самый простой разговор. Ночью она ненадолго просыпалась и всякий раз, прежде чем вновь уснуть, поворачивалась к нему, будто хотела убедиться, что брат все еще рядом. Рано утром медсестра пришла, чтобы подготовить Санди руку для наложения гипса, и Денни понял, что у него появилась возможность поехать к сестре домой и принять душ.
Таксист высадил его возле невзрачного оштукатуренного двухэтажного здания с ржавыми пожарными лестницами, протянувшимися крест-накрест по фасаду. Окна нижнего этажа закрывали решетки. Все эти годы Санди говорила про прелестный дом в модном микрорайоне и теперь Денни понятия не имел, когда она перебралась в эту поганую дыру. Может быть, она всегда жила тут.
Опасения его подтвердились, когда отданный сестрой ключ подошел к замку в двери подъезда. Он одолел два пролета, прошагал по мрачному узкому коридору и оказался в ее квартирке-студии (или есть еще какое название для чего-то меньшего, чем студия?). Просто комната с крошечной ванной и «кухней», состоявшей из холодильника-малютки, микроволновки и маленькой плитки.
Оглядевшись, Денни нехотя улыбнулся: пусть жилье и крохотное, зато сестра устроилась в нем по своему вкусу. Стены были выкрашены светло-серым, почти весь пол застлан ковриком с узором из зигзагов пастельных тонов. Вдоль одной стены стояла двуспальная кровать, укрытая одеялом с большими голубыми бабочками. Противоположную стену занимали двухместный ретродиван в обивке золотого оттенка и простой столик, на котором лежали ноутбук и стопка блокнотов с желтыми листами.
Лежавшие стопками на полу книги и тесно уставленные книжные полки указывали, что это жилье Санди; за столиком на стене висела доска для заметок с фотографиями членов семьи. Денни с братьями в разные годы, родители на фоне собора Святого Креста в Бостоне за год до того, как умерла мама. Большое фото их паба с вывеской, на которой семейная фамилия была написана на кельтском: Ó’Браонэйн. Здесь же были и несколько фото Кейла и Санди вместе – со школьных времен и более поздние снимки. Здесь не было ни одной фотографии, сделанной в последнее время, и ни одной, где были бы запечатлены люди, которых он не знает.
Денни сел на вращающийся стул у столика и покрутился, разглядывая обстановку. Какие-то эстампы с пейзажами, наверное, копии импрессионистов, которых она любила больше всего. Шкаф для одежды, заполненный меньше чем наполовину, – Санди никогда не гналась за модой. Угловая полка с необходимой посудой. Денни взял черную рубашку-поло, висевшую на подлокотнике дивана. Слева вверху была приколота бирка с надписью: «Добро пожаловать в закусочную «У Дика»!»
Ничто из этого не сочеталось с жизнью, которой, как он думал, живет его сестра. Она намекала ему на успехи в карьере и широкий круг общения. Денни часто мысленно проклинал Санди, таскаясь с матерью и Шейном по всем их процедурам, врачам и благодетелям, пытаясь уберечь Джеки от него самого, перевозя семью обратно в родительский дом, потому что отцу нужен уход… Он представлял, как в это время Санди купается в солнечных лучах на пляже или тусуется в изысканном ресторане на какой-нибудь крыше, словом, в отличие от него живет беззаботной жизнью. Она ни о ком не беспокоится, кроме самой себя. И он понимал, почему она уехала и не возвращается. Но ведь реальность оказалась гораздо хуже. Судя по всему, здесь Санди очень одиноко, и тем не менее она не хочет возвращаться домой.
* * *
На следующий день после выписки Санди они вдвоем отправились на такси к ней домой. Она молчала почти все утро и по пути говорила мало, словно глубоко ушла в невеселые мысли. Началось это, когда она, осторожничая, дошла до зеркала в больничном ванной.
– Бог мой! У меня вид, как у персонажа ужастика. А что с глазами? – Белки вокруг зрачков стали красными, а синяки на лице дозревали до пурпурных – самые темные были на переносице. Выбранный ею черного цвета гипс усугублял и без того безрадостную картину.
– У тебя капилляры полопались, – сказал Денни. – Они опять станут нормальными.
– Ты уверен?
– Ну да. У меня после драки в школе было так же.
Вскоре их навестил бесцеремонный сотрудник лос-анджелесского отделения полиции, который, отбросив все любезности, обвинил Санди в вождении в нетрезвом виде, изъял у нее права, заменив их временным разрешением водить машину, которое действовало всего тридцать дней или до даты суда. Авария изменила не только внешность Санди, но и ее отношение к случившемуся.
По лестнице она поднималась медленно и неуверенно, и как только вошли в квартиру, она села за столик, положив на него загипсованную руку.
– Ты проголодалась? – спросил Денни. – Могу сбегать купить чего-нибудь.
Санди помотала головой. Она смотрела на свое жилище: ее плечи поникли и лицо скривилось. Денни видел, как до сестры доходит неприглядная реальность происходящего. Теперь ей нужно было думать, что делать дальше: сообщить на работу, потерять права, заплатить адвокатам или оплатить больничные счета.
Он сел на диван и в тот же миг принял решение, которое крутилось у него в голове весь день:
– Есть у меня мысль, и я хочу, чтоб ты ее тоже обдумала.
Она подняла на Денни свое покрытое синяками и ссадинами лицо, и он приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть. Он еще не привык к ее внешнему виду.
– Думаю, тебе надо вернуться домой.
Санди подняла брови.
– В Нью-Йорк?
– Да, по крайней мере пока ты опять не встанешь на ноги. Послушай, Сан. Доктор сказал, что тебе нужно время, чтобы поправиться. Как я понимаю, работы в закусочной ты лишишься. Но даже если и не лишишься, то прав тебя лишат надолго,
