-- Готово, товарищ старшина!
-- Спасибо, -- отозвался Василь, надавил рукой на Венькино плечо, и тот опустился на стул. -- Бери трубку! -- Венька ухватил трубку и держал ее двумя руками. В трубке что-то шуршало, щелкало и падали в этом шорохе отдельные слова и короткие фразы, будто птицы мелькали перед окном бегущего поезда. Потом раздался далекий- далекий голос:
-- На связи!
-- Товарищ Баллай, -- оглушительно закричала трубка, -- сейчас с вами говорить будут! -- Голова мгновенно показалась в окошечке, радист дал отмашку рукой, Василь слегка подтолкнул Веньку в спину, тот поднял на него глаза и пересохшими губами прошелестел:
-- Дядя Сережа!
-- Что? Кто говорит? -- донеслось из трубки
-- Громче! -- Скомандовали одновременно Василь и рыжий радист. Венька втянул воздух и отчаянно закричал:
-- Дядя Сережа, это я Венька! -- Громкоговорящая связь мгновенно выдала на всю комнату сквозь щелчки и завывания:
-- Венька? Как... -- Он видимо хотел спросить "какой", но сообразил на полслове и тоже закричал, -- Венька Марголин, Венька?
-- Да! -- Заорал Венька так, что радист покачал головой:
-- Во орет! Обрадовался! -- Объявил радист.
-- Нэ брэшет! -- пояснил ему удовлетворенно Василь. -- Говори, говори, -одобрил он Веньку. Тот посмотрел на них глазами, полными слез, и закричал дальше: Я в милиции, в узле, в Песцовом...
-- Ничего не понимаю! В какой милиции? Кто старший? -- Спросил он командирским голосом. Василь мягко отнял у Веньки трубку и отрапортовал:
-- Товарищ капитан, -- докладает старшина Опанасенко, -- мальчишку сняли с поезда в Песцовом, он доложил, что добирается к дяде, к Вам то есть. -- это проверка! Какие будут распоряжения? Доставить по месту?!
-- Доставить, конечно, доставить! Спасибо старшина! До связи! -- В трубке щелкнуло, высунулась голова радиста и объявила:
-- Все! Хорошенького помаленьку!
-- Бывай, Петров! Спасибо за службу! -- Рыжий высунулся из окошка:
-- С вас причитается!
-- Спасибо, дядя. -- Сказал Венька.
-- Бывай! Слава Богу, один нашелся...
-- Что не сбрехнул, то -- хорошо, -- размышлял вслух Василь, -- а что мать там с ума сходит --плохо.
-- Я ее записку написал, -- отпарировал Венька.
-- Записку, -- ехидно подтвердил милиционер.
-- Подробную,-- добавил Венька.
-- Подробную! Ишь ты!... -- Дальше они шли молча ГЛАВА XIX. В КОНЦЕ КОНЦОВ
Венька дважды постучал -- никто не откликался, тогда он толкнул дверь, и они с Натальей вошли в небольшие темные сени и оттуда уже без стука открыли дверь в комнату. Посредине ее стояла девочка -- в одной руке кукла, в другойшлемофон.
-- Ты кто? --Спросила она.
-- Ленка! -- Венька шагнул к ней. И вдруг девочка, узнав его, бросилась навстречу и обняла, ничего не выпуская из рук.
-- А папка спит! Я его разбужу сейчас!
-- Не надо, -- запротестовала Наталья, стоявшая сзади, -- Мы сами. -- Она огляделась, скинула пальто, взяла свое и Венькино, повернулась к вешалке, а оттуда уже вернулась с веником в руках, и работа закипела. Веньке, конечно, повезло -- так получилось, что его интересы пересеклись со стремлением милиционера Опанасенко вырваться из Песцового. Он чувствовал, как Иван следит за каждым его шагом, а потом бежит к начальнику. То ли его раздражало человеческое отношение к окружающим, то ли он завидовал тому, что Василю "везло" в делах -- он капал и капал. Чем это может кончиться, Василь знал слишком хорошо. Баллай был начальником эскадрильи, и он мог помочь перевестись, а уж если попасть к нему самому -- разве можно упустить такой случай. И сообразительный старшина дал Веньке в провожатые свою жену, а самого Веньку попросил замолвить за него словечко -- он, мол, "парень самостоятельный, если две тыщи километров отмахал сам по себе". Венька, конечно, пообещал и не забыл об этом.
Вечером, когда они впятером сидели за столом, разговор шел о жизни. Женщины, непонятно чем похожие друг на друга, сразу нашли общий язык. Тетя Маша (так называл Венька новую жену дяди Сережи) тоже была с Украины, и так же мягко говорила, как Наталья, что ему очень нравилось. Они не жаловались, а обсуждали и даже мечтательные фразы проскальзывали в их разговоре... Венька с Леной болтали ногами под столом, и Венька, поддерживая эту игру, по-взрослому снисходительно усмехался. Дядя Сережа молчал. Держал круглый тонкий стакан с тремя красными ободками по верхнему краю в кулаке и отхлебывал крепко заваренный чай крошечными глотками. Наверное, у него сегодня был выходной. Телефон на стене поразил Веньку -- он даже представить не мог себе -- домашний телефон. Но когда тот в первый раз зазвонил, и дядя Сережа командирским своим голосом отдал какие-то распоряжения, называя собеседника в трубке по фамилии -- Никонов, Венька понял, что иначе -- нельзя. Ему стало спокойно и хорошо -- он был дома... но как ни рассеянно слушал он разговоры за столом, вовремя вставил фразу, что старшина Опанасенко очень ему помог, а то попал бы он в руки Батищевой! И еще, что старшина Опнасенко про него говорил, что он замеча тельный летчик, и тут его все вокруг очень уважают.
-- Ты бы, дядь Сереж, взял его к себе служить -- он хороший милиционер!
-- Хороший милиционер! -- повторил дядя Сережа и рассмеялся! -- Хорошо звучит! Поговорить им удалось только через день. Весь следующий, после приезда гостя, летчик пропадал на аэродроме. Вечером он пришел поздно, шумно мылся и жаловался, что попал ему такой остолоп Никонов, которому поручить ничего нельзя. Венька чувствовал покой и счастье. Радиограмму маме они отправили сразу, как только проснулся дядя Сережа -- в первый день, в первый час. Отправили прямо отсюда из дома по телефону. А сегодня он целый день играл с Ленкой -- она задавала такие вопросы, что Венька даже не представлял, как на них можно ответить, и восхищенно говорил тете Маше:
-- Она такая умная!
-- Очень! -- соглашалась тетя Маша и каждый раз в подтверждение рассказывала какую-нибудь забавную историю.
"Вот теперь и время поговорить есть. -- Сказал дядя Сережа. -- Не просто же посмотреть на меня ты приехал... или по Ленке соскучился? -- Он усмехнулся. -Я когда постарше тебя самую малость был, знаешь в кого влюблен был? -- Вопрос повис в воздухе.Венька напряженно всматривался в лицо дяди Сережи... -- В твою маму! -- Венька даже отшатнулся от неожиданности! -- Да, да... она нас учила, а тебя еще на свете не было, и отец твой только на подступах был -ухаживал за Цилей! Так красиво ухаживал, а я сходил с ума от ревности и думал, что убью его. А потом... знаешь, мне казалось, что я никогда никого не смогу полюбить больше... Твой отец меня спас дважды: один раз от смерти, второй -- от большой глупости... считай, тоже от смерти... вот так... ну, это для зачина... а теперь ты давай... что наболело... накинь-ка мою форменку, пойдем в сенцы, я подымлю..."
Здесь Веньке было проще. Дядя Сережа не смотрел на него. В полумраке светилась его папироса. Форменка уютно окутывала все тело -- даже ноги ниже колен, и он начал рассказывать, сбивчиво и не стесняясь, не дожидаясь ответов на свои вопросы: зачем, почему, как, что делать... Обо всем на свете. Теперь ему просто было рассказать про Эсфирь, словно дядя Сережа заранее облегчил ему дорогу к этому своим неожиданным признанием. Он рассказал ему о Лизке, о драке в овраге, о погроме и о новой встрече с ремесленниками, о том, что все всего боятся, а евреи хотят уехать, и что все их ненавидят, о том, что он слышал по "вражескому голосу" у Шурки Соломина, и еще о том, что не с кем поговорить, и почему он сюда к нему прибежал... И еще Венька добавил, что ему тут нравится, и нельзя ли ему пожить немножко... Венька говорил долго, сбивчиво, даже рассказал про Белобородку про то, как учил его каркать со смыслом их руководитель, и про то, что их кружок закрыли... он уже не разделял главное и второстепенное. Он "вываливал все". Похоже было, что в нем не осталось больше места для нового -- новых впечатлений, мыслей, решений, даже для новых желаний, и ему надо было непременно освободиться от старого груза -- иначе невозможно жить. Венька не ошибся в своем выборе -- дядя Сережа не перебивал, не поучал его и реагировал, как все Венькины ровесники, просто и открыто. Он слушал внимательно и отвлекался только, чтобы закурить новую папиросу. Когда рассказ кончился, они долго молчали. Казалось, взрослый забыл о мальчишке, о том, с какой надеждой он ждет его слова. Потом он повернулся к Веньке, взял его за плечи двумя руками и присел на корточки. Их лица оказались близко друг против друга глаза в глаза. В темноте не было видно их выражение, но крепко сжав плечи мальчишки, взрослый сказал тихо и очень напряженно:
-- Я не знаю. Ты же не затем пол России отмахал, чтобы я врал тебе. Нет у меня ответа на этот вопрос... -- Он молчал долго, не меняя позы. Потом добавил. -- Ни у кого нет. Давно. Мы ему на фронте ответ дали, а он, гад, оказывается в тылу вылез...
-- А как же ... -- начал было Венька. Он не верил, не верил! Не потому, что дядя Сережа врет, а потому -- что не мог... как тогда жить ему -- Веньке, жидовской морде, в этом страхе и политике...
