офис. Миша скажет шефу, что она отравилась.
Тем же утром Оля получит письмо от Кости. Она прочитает его. Сделает мультики погромче, зайдет в ванную комнату. Откроет все краны. И будет кричать.
8. Две новости
Любимая!
Хорошая новость: мне все-таки дали отправить это письмо. Плохая – я опаздываю. Тут у нас полная жопа. Но с ума не сходите, я в порядке. Надеюсь, без приключений улечу следующим рейсом. Кто-то должен был остаться, этим кто-то оказался я. Прости миллион раз. Передай крохе, что папа не сможет проводить в первый класс, но на последний звонок постарается успеть. Вот такой вот непунктуальный папа.
Твой Космонавт.
P. S. Скучаю по тебе. По нашей квартирке, по твоим волосам на расческе, по нашим дурацким танцам. Целую, безумно люблю.
9. Секунда
В кафе играет какой-то древний неосоул. Люди едят, пьют, приходят, уходят. Снаружи обыденно питерская серость размазывается по потертым фасадам когда-то имперских зданий.
Официант ставит на мраморный столик чашку эспрессо, от которого поднимается едва заметный пар, и граненый стакан холодной воды. Костя закрывает ноутбук и на мгновение замирает. Через несколько столиков от него в противоположном конце зала сидит Оля, пьет чай. С ней маленькая девочка, что-то нехотя ковыряет в тарелке. Костя не может отвести глаз. Оля откидывается в кресле, и их взгляды на секунду пересекаются. На протяжении этой долгой секунды в голове Кости мысли, чувства и воспоминания сменяются с бешеной скоростью, лихорадочно путаясь, цепляясь друг за друга. К Косте возвращается почти забытое чувство страха, того самого, что колотил его изнутри на бразильском пляже. Страха поставить точку, причинить боль, сказать правду. Что он был запасным и в итоге не понадобился в команду. Что не хотел ребенка. Что у него есть другая. Возвращается и то гнусное, паршивое чувство, накатывавшее после каждого отправленного Оле письма. Он ведь оставлял себе лазейку, возможность вернуться. «А она улыбается. Может, давно меня раскусила» – проносится в голове у Кости. «Какой же я тупой, если думал, что она не догадается. Каким идиотом нужно быть, чтобы вернуться в Питер и думать, что мы с ней никогда здесь не встретимся? И что теперь делать? Подойти? Тогда что ей сказать? Привет, я врал тебе шесть лет, прости меня? Или сделать вид, что ничего не произошло? Мудак, Господи, какой же я мудак».
Секунда все же проходит, Оля уже рассчитывается с официантом. Встает, берет за руку дочку и выходит из кафе. Короткая пауза между песнями резко обнажает шум столовых приборов, чье-то покашливание и обрывки чужих разговоров. Кофе безнадежно остыл. За окном темнеет, начинается дождь. Оля раскрывает цветастый зонт. Костя сидит, наблюдая за тем, как капли воды медленно скатываются по ту сторону стекла.
– Иди ко мне, не бойся! Падать не больно!
Мишка делает шаг. Другой. И на третьем теряет равновесие, но сильные руки подхватывают его и уносят наверх. Ух! Он зажмуривается и, дождавшись конца полета, осторожно открывает глаза. Папино улыбающееся лицо. Теперь Мишке совсем не страшно, только сердце еще колотится. Отец смеется, прижимает к себе.
Тук-тук. Тук-тук, – стучит большое сердце, успокаивая маленькое. Как хорошо!
Но папа снова опускает его на пол:
– Иди ко мне, Мишка! Не бойся! Я с тобой.
– Сергей, хватит, хватит! Он уже устал, – смеется рядом мама.
* * *
Сон про папу прогнало торопливое: «Ох, уже опаздываем». В прихожей щелкнул дверной замок. Это мама с Игорьком ушли. Она на работу, он в детский сад.
До вечера Мишка будет один. Мама оставляет ему еду. Знает, что он самостоятельный, может о себе позаботиться. И в детский сад его не водит. Потому что он не такой, как Игорёк.
Мишка побежал на кухню, забрался на подоконник и прижал нос к холодному стеклу. Снова зима. Под белым небом, накрывшим все вокруг, словно в молоке растворяются два пятнышка. Большое и маленькое. Это мама и Игорёк идут через заснеженный пустырь к автобусной остановке.
Мишка вздохнул. Раньше его утро начиналось не так. Он прибегал в родительскую спальню, забирался в кровать, втискивался между папой и мамой, а они спорили, кого он больше любит. И смеялись.
– Ха-ха-ха! – Папа шлепал раскрытой ладонью по колену, утирал слезы, и снова: – Ха-ха-ха!
Есть не хотелось. Потом поест. Мишка пошел в кабинет и забрался на большой синий диван. Тут все, как раньше. Тихо. Письменный стол у окна. И полки с книгами на стенах.
Папа перестал выходить из дома несколько зим назад. И переселился в кабинет. Днем сидел за столом, обложившись книгами и тетрадями. Ночью спал на диване.
– Солнышко, ты папе не мешай, он работает, – шепотом говорила мама. Мишка тихо-тихо крался к окну, забирался на широкий подоконник и смотрел, как падают листья с деревьев.
Когда за окном темнело, папа вставал из-за стола, обнимал Мишку:
– Ту звезду видишь? Это Гамаль. А там двойная – Мезартим. Смотри, какая она яркая. Скоро я допишу книгу о звездах. А пока давай читать про принца и лиса.
Папе эта сказка нравилась даже больше, чем Мишке.
– Ирина, ты только послушай! – восхищался папа, когда мама приносила поднос с чаем. – Как верно и хорошо сказано: «Хотел бы я знать, зачем звезды светятся. Наверно, затем, чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою».
Вскоре листьев на деревьях не осталось. Папа поднимался все реже. Работал на диване, подложив под спину подушку.
Однажды Мишка увидел, как папа достает из шкафа спортивную сумку.
– Сергей, зачем ты встал? Я все соберу, – хотела помочь ему мама, но папа тихо сказал:
– Я сам, я уже большой, – и засмеялся громко, как раньше, до слез.
Он сложил в сумку тетради, книги и одежду. Поднял Мишку на руки и прижался к нему лицом:
– Вот такие, брат, дела. Сказали, что нужно подлечиться в больничке. Я скоро вернусь.
Папа долго не возвращался. А Мишка ждал. Забирался на подоконник в кабинете и смотрел, как темнеет белое зимнее небо и появляются звезды. Заходила мама, вздыхала, гладила Мишку по рыжей макушке:
– Скучаешь? Я тоже. Папа теперь живет на звезде. Самой большой и красивой.
За окнами позеленело, потом пожелтело. Когда все стало белым, в доме появился Вадим. Мама сказала, что это школьный друг.
Вадим был большой, как папа. Но совсем другой. Смеялся еле слышно: «Хи-хи-хи». А потом покашливал в кулак и смотрел вниз, словно сделал что-то плохое.
Однажды утром он вышел из родительской спальни. И Мишка перестал туда заходить. Вадим часто
