Маячил у окна и, прихлебывая из чашки, пялился на улицу.
– О, проснулся наконец! – отчаянно замахал он мне рукой, словно я проносился мимо на скором поезде. – Посмотри-ка вниз. Это как раз по твоей части.
Томимый самыми неважнецкими предчувствиями я нехотя подгреб к окну, и, прижавшись лбом к стеклу, увидел крытый тентом грузовик, медленно и торжественно въезжающий в широко распахнутые ворота стройки. Я печально зевнул и отошел к столу, чтобы бросить в чашку чайный пакетик и залить его кипятком, но Славка снова меня позвал – на этот раз поглазеть, как из грузовика выпрыгивают зеленые человечки в рыжих касках, числом не меньше десятка. От этого зрелища под ложечкой у меня тревожно заныло. Я, конечно, не дурак и догадался, что ничего мы вчера на самом деле не добились, но могли бы эти застройщики хотя бы для приличия паузу выдержать! А заодно дать передышку мне. Потому что нет у меня такой привычки – бороться за справедливость с утра пораньше и на пустой желудок! Я и писать-то себя заставить не могу, если настроения нет (а его, как все уже, надеюсь, уяснили, нет практически никогда!), а тут изволь – высекай из себя искру, когда ты пуст и бесполезен, как использованный чайный пакетик.
– Нет, ты видел? Видел? – как нарочно не унимался Славка. – Они уже рабочих завезли. А еще там прибавилось охраны. Явно какой-то ЧОП подрядили. Ну, все, кранты конюшне.
Я, сцепив зубы, дал себе слово не вестись на Славкины провокации, и, надо сказать, до поры мне это удавалось. Все испортила Псина, которой, в отличие от меня, хладнокровия не хватило. В результате вместо того, чтобы спокойно поглощать из миски заботливо поданую мною пищу, она не без Славкиной помощи взгромоздилась на подоконник и принялась громко лаять на мельтешащих внизу зеленых работяг. В точности как на котов, нагло превративших в ночлежку историческую конюшню.
– Тебе что, делать нечего? – окрысился я на Славку.
– А что я? – скорчил рожу этот шалопай, который собирался меня бросить и по которому я уже заранее тосковал. – Она просто хочет справедливости. Правда, Псина?
– Да пошел ты! – буркнул я, сооружая себе унылый бутерброд из подсохшего куска хлеба и холодной, резиновой на вкус колбасы.
На самом деле Псине хотелось гулять, тем более что два вчерашних наших променада по причине уже известных событий получились непривычно для нее куцыми, а потому, глядя в окно, она периодически оборачивалась ко мне, повиливая при этом хвостом. Дескать, не видишь разве, что я уже засиделась в четырех стенах? А все по твоей милости. И во мне, как всегда, тут же зашевелились угрызения совести, эти противные маленькие пиявки, которым только дай волю: присосутся – клещами не отдерешь.
Через десять минут мы были во дворе. Псина традиционно бегала от дерева к дереву, я курил, нервно прохаживаясь у ворот стройки, кстати, уже закрытых. Сигареты у меня оставалось еще на три-четыре затяжки, когда из-за кучно сгрудившихся во дворе автомобилей показалась Старшая, и шла она, конечно, ко мне. Из чего можно было сделать вывод, что все утро бдительная пенсионерка провела у окна. А может быть, даже и ночь.
– Они завезли рабочих! – объявила Старшая вместо приветствия.
– Я знаю, – я затушил сигарету и сунул ее в карман куртки.
Тем временем Старшая продолжала грузить меня оперативной информацией:
– Я уже позвонила Саблину из префектуры. Ну, тому, что был вчера.
– А-а, – протянул я, с одобрением наблюдая, как моя Псина тщательно примеряется к неприятельскому забору и дает по нему прицельную струю, – и что он?
– Да что он, – Старшая озабоченно свела к переносице подрисованные брови, – говорит, что все под контролем, что идет проверка… Как будто эти будут ждать, пока они там проверяют! Возьмут за выходные все снесут и вырубят, а в понедельник в префектуре руками разведут. После драки кулаками не машут!
– Да уж, против лома нет приема, – согласился я и мобилизовал свое серое вещество, – только людей-то они завезли, а вот техники там пока нет. Вряд ли они будут сносить здание вручную. Для этого обычно используют бульдозер. Или экскаватор…
– Значит, мы не должны туда бульдозер пропустить! А что? Станем на воротах и все! Надо наших обзвонить, чтобы наготове были, а пока дежурство установить!
– Вот и обзванивайте, – такой расклад радовал уже тем, что не требовал от меня никакой инициативы, – а я здесь подежурю. С собакой, – я подозвал к себе Псину, которая тут же приникла к воротам, за которыми скрывалось любимое место наших игрищ, напряглась и залаяла.
Само собой, меня разобрало любопытство, что она там нанюхала. Поэтому я заглянул в ближайшую щель в заборе и, что бы вы думали, увидел? Вернее, кого! Да все того же наглого кота! Этот предатель, явно рассчитывая на подачку, подобострастно крутился под ногами у охранников, которые, посмеиваясь, что-то уплетали. Продажная полосатая шкура! А я еще хотел его приютить!
– Ладно, не переживай, – вздохнул я, сочувствуя Псине, и пообещал, – мы еще до них до всех доберемся, зуб тебе даю.
Псина в ответ тихо взвизгнула. Похоже, не очень-то она мне поверила.
Зато в этот раз мы нагулялись от души. Правда, не покидая двора. Хотя Псине явно хотелось прошвырнуться по одному из наших любимых маршрутов с заходом в зоомагазин, разгоном голубей на бульваре и выслеживанием шныряющих в подворотнях бездомных котов. Пару раз она давала мне это понять, добегая до угла ближайшего переулка, а потом возвращаясь, так и не дождавшись меня.
– Мы тут на посту, понимаешь, – убеждал я ее, – вахту несем. Вот когда сдадим, другое дело. Так что потерпи.
Она внимательно меня слушала, склонив на бок свою кудлатую мордаху, фыркала и принималась накручивать круги между подернутыми нежносалатовой дымкой дворовыми деревьями, готовыми со дня на день проклюнуться клейкими листочками. Занималась беспутная московская весна. Когда вчера еще грязный снег, а завтра уже плюс двадцать пять и никакого межсезонья. Тем более все и так затянулось дальше некуда, на календаре конец апреля, и хочется наконец настоящего тепла.
Впрочем, с подветренной стороны да на солнышке при большом желании можно было погреться уже сегодня. По крайней мере, я нашел себе такой укромный уголок, прислонился к забору, сладко зажмурился, разомлел, и, вполне вероятно, заснул бы в стоячем положении, если б не Псина, которая время от времени бдительно торкалась носом мне в коленки. После каждого такого заботливого толчка я вздрагивал, тряс головой и осматривался, а потом снова погружался в сонную нирвану. Наверное, у меня авитаминоз, думал я лениво, и почти
