пробуя разные шрифты. Вскоре мелькнула и розовая заколка.
Появились рисунки фасада: большие окна, неровная кирпичная кладка, навесы с оборками. Первым шел набросок витрины зоомагазина. За ним – свечная лавочка, мастерская лоскутных одеял, книжный, пекарня, магазин подарков, «Географические карты», пиццерия и кофейня. Рядом с каждым рисунком помещался список плюсов и минусов.
Самым смешным оказался список плюсов и минусов пиццерии. «Плюсы: пицца. Минусы: всегда будешь пахнуть пиццей». Для магазина карт в графе плюсов значилось: «Карты нужны всем». А в графе минусов: «Ску-у-учно». Плюсы кофейни: «Почти ничего не нужно переделывать (и три галочки рядом)». Минусы: «Не люблю кофе». Дальше шли лишь пустые страницы. Мама приняла решение. В итоге победил скромный бюджет.
Закрыв альбом, я прижала его к груди и задумалась над тем, что увидела.
Я всю жизнь считала, что «Сорока» была маминой заветной мечтой.
Но оказалось, я ошибалась.
Она служила всего лишь средством достижения цели!
Стать своей в городе без крупных финансовых затрат.
Вспомнилось, как отец ответил на вопрос, зачем ему продавать кофейню: «Для меня пришло время отпустить прошлое».
Мне казалось, если я отпущу кофейню, это будет все равно что навсегда проститься с мамой. Но тут, в кладовке, я поняла, что боялась отказаться от нее из страха потерять себя.
Конечно, когда-то это была мамина кофейня. Но теперь она стала моим сердцем, моей душой, любовью к моим родителям.
«Цепляться за что-то хорошо, если у тебя есть на то разумная причина. Но ты, Мэгги, цепляешься только потому, что боишься отпустить».
Больше я не боялась. А значит, отныне страх никогда не будет решать мою судьбу.
Я найду способ выкупить кофейню. Займу, выпрошу, украду, если потребуется.
Но «Сорока» – моя.
АВА
Лето приближалось к концу, но на прощание все же решило взять жаркий и влажный финальный аккорд. В первый день дворовой распродажи температура перевалила за девяносто [14], влажность тоже зашкаливала. Точка росы никому не давала пощады.
– А это что? – спросил Сэм.
Он вертел в руках потускневшую от времени серебристую штуку – нечто среднее между щеткой и игрушкой-пружинкой.
– Не знаю.
– Уф…
Он вернул неизвестную вещицу на один из множества раскладных столов, которые мы с Дезом расставили утром.
Под столом, устроившись под портативным вентилятором, который я включила, чтобы не умереть от жары прямо за кассой, спал Норман. Конечно, прохлады от этого агрегата было не больше, чем от снежинки в аду, но приходилось довольствоваться малым.
До закрытия оставалось всего пятнадцать минут, и уже можно было сказать, что первый день распродажи прошел с большим успехом. Еще утром вещи Деза громоздились на подъездной дорожке, под навесом для машины, на крыльце, на заднем дворе, на улице – даже часть двора Сэма захватили. А сейчас от них почти ничего не осталось.
Однако на складе еще лежало все то, что он рассчитывал продать завтра и в воскресенье.
Я спросила, почему бы не выставить все в один день, а Дез ответил:
– Я сею вокруг любовь.
Сейчас он стоял возле розовых колонн и торговался с юной парой, желающей приобрести комод. Дез явно чувствовал себя в своей стихии: кручу-верчу – продать хочу. Прямо прирожденный делец!
Энергии у него было хоть отбавляй: за весь день он ни разу не присел – носился, как мальчишка, переевший сладкого. Весь взмокший, глаза блестят от жажды жизни…
На вид он был совершенно здоров.
И абсолютно нормален.
Но я-то знала, что он разговаривает с призраками!
По крайней мере, с одним.
Я все еще не рассказала Мэгги про тот разговор. Она и так была в дурном настроении – не хотелось еще больше ее расстраивать. Но я дала себе слово, что совсем скоро она все узнает.
Сэм окинул меня взглядом и нахмурился:
– Может, принести тебе воды?
Я не знала, что именно в моем облике вызвало у него такой вопрос, но догадаться могла. Рубашка давно прилипла к спине. Кожа горела, хоть я и сидела в тени. Я продемонстрировала Сэму свою бутылку.
– Там еще половина осталась с тех пор, как ты в последний раз наливал.
Он наклонил голову:
– Тогда что-то поесть?
– Все в порядке! Я просто устала и беспокоюсь за Ханну. Джолли до сих пор не звонила. – Я сделала глоток из бутылки. – Кстати, ты Мэгги сегодня не видел?
– Нет. Я не был в кофейне, помогал Дезу. А что?
– За нее я тоже волнуюсь. Она в последнее время такая нервная…
Парочка, что торговалась с Дезом, подошла, чтобы оплатить комод. Потом они спросили у Сэма, не поможет ли он оттащить его в припаркованную в конце улицы машину, и он без раздумий согласился.
Я знала, что он за меня волнуется. И Дез тоже. И Мэгги. И мне это не нравилось: я приехала сюда, чтобы больше не циклиться на болезни, чтобы стать нормальной, – и вот снова вся моя жизнь определялась состоянием здоровья. Наверное, пришло время признать, что нормальной я никогда не буду.
Может, это и хорошо. В конце концов, мне же сказали, что быть нормальной утомительно и тоскливо.
А я просто Ава. У меня обостренные слух и обоняние, иногда случаются припадки. Я люблю животных, море, лунный свет и запах клубники. Люблю шить, читать и смотреть старое кино. Я люблю этот городок и его жителей.
Я покосилась на Сэма.
А некоторых – особенно!
Я снова отхлебнула воды, и мне неожиданно стало лучше. День вообще начинался очень хорошо. Проснулась я, просто кипя энергией, – и сразу бросилась помогать Дезу расставлять столы. Потом побродила по округе, посмотрела, кто еще что продает. Кое-что прикупила: ткань, фурнитуру, морские стеклышки, пуговицы, набор для создания украшений и коробку бусин. И, конечно, очень аппетитные брауни «Земля Миссисипи» от Сиенны, как она ни пыталась всучить их мне бесплатно. Правда, я их до сих пор не попробовала – не было аппетита.
Наконец усталость взяла свое, руки и ноги отяжелели – и Дез назначил меня ответственной за кассу.
Теперь я сидела под навесом в кресле-качалке и посматривала на часы. Как только церковный колокол пробьет два, я начну помогать Дезу собирать остатки, потом приму душ и лягу подремать.
Завтра ему придется справляться самому – у меня смена в кофейне. Но, если честно, мне показалось, что ему помощь и не нужна!
Ни на дворовой распродаже, ни вообще по жизни.
Зачем он взял меня на работу?
Да, дом у него в ужасном состоянии, но, как только он продаст свою всякую всячину, клининговая служба мигом приведет его в порядок. С тех пор, как я у него поселилась, готовить мне пришлось всего трижды. Завтракал он редко, а обедал и ужинал почти всегда не дома.
Никаких ментальных нарушений я у него не заметила, разве что забывчивость и беседы с призраком. Впрочем, кто мог бы поручиться, что он не обращался вслух к своей покойной любимой жене? Я сама так делала: с Банни разговаривала, да и с Пенни несколько дней назад. Ничего страшного в этом не было, если не считать, что Дез сказал: «Мы будем вместе навсегда». Вот это настораживало. Очень настораживало!
Я снова взглянула на Деза. Тот, широко улыбаясь и легко перекрикивая гомон, рассказывал покупательнице о статуе кактуса. Статую он нашел на блошином рынке в Техасе и просто не мог там оставить. Чтобы перевезти ее сюда, пришлось нанимать грузовик.
А теперь он ее продает.
Продает почти все свои вещи!
В смысле, распродает имущество?
И кофейню тоже… Чтобы покончить со всеми делами?
От этих мыслей у меня скрутило желудок. Норман, словно почувствовав это, закряколаял, и я погладила его под столом.
Следующие полчаса я сидела словно в тумане. Люди продолжали приходить и после двух, но Дез никого не разворачивал. Мы как раз собирали и перетаскивали под навес остатки, когда у меня зазвонил телефон. Алабамский номер. Я поспешно сняла трубку.
– Алло?
– Ава, милая, это Джолли.
В животе разверзлась пропасть, а я словно балансировала на ее краю.
– Джолли, как хорошо, что ты позвонила!
Сэм обернулся, и я глазами показала, что иду на задний двор. Там можно было спрятаться от всех в летней душевой с решетчатыми стенами
