по улице, – этого кому угодно хватило бы. Шерсть, летящая во все стороны на солнце, вываленный из пасти язык, глаза сияют от узнавания любимых людей, от знакомых запахов, искрящихся в мозгу, и от собственного великого везения. Возможно, этого хватило, чтобы лицо мужа сделалось таким открытым, каким я увидела его в прихожей. Или это не все? Наверное, пока я была в Норт-бич, приходил Базз и повел своего прежнего любовника гулять к океану. Возможно, он наконец сказал: «Вернись ко мне», как сказала я много лет назад на трамвайных путях. Он произнес правильные слова. Те, что призывают наши сердца к действию, всегда одни и те же: «Позволь мне о тебе заботиться».
Потом Базз рассказал мне, что они уже почти назначили дату, что он должен был уехать однажды рано утром, а Холланд поехал бы с ним: «Перли, привыкай к мысли, что скоро ты останешься одна». Только когда он это сказал, я действительно представила, что он задумал: просто Холланд сядет в машину. Все муки, все хитроумные планы сводились к хлопку дверцей. Но еще я поняла, причем впервые, что Базза я тоже потеряю. Все это казалось несбыточной фантазией, а теперь я слышала, как Базз говорит: «Я сказал ему, чего я хочу и как я не мог забыть его все эти годы». Такие проявления страсти всегда трогали моего мужа, они привели его из жизни Базза в мою, а теперь возвращали его в прежнюю среду обитания. Проявления чужой страсти. «В этом смысле он как зеркало», – сказал Базз. Это самое правдивое, что он когда-либо говорил о Холланде Куке.
В день своего возвращения Лайл лежал на полу и осторожно жевал руку моего сына. Он был тощий, свалявшийся и весь в репьях. Все золотистое стало тусклым, грязным. Я подумала, что ни одному из моих мужчин не пришло в голову вымыть собаку, он выглядел как вольное животное, ничейное. Однако он пришел домой. Может быть, как и большинство из нас, он все же был слишком домашним.
– Ты нас любишь, что ли? – поддразнил пса Холланд, почесывая ему живот, и Лайл блаженно закрыл глаза. – Мы тебя прощаем, сумасшедшая ты собака.
Если бы Лайл мог завыть во всю глотку, он бы так и сделал, уверена.
* * *
В последний раз мы с Баззом виделись наедине в заброшенном парке. Молодые тополя просеивали свет, а крапива теснилась в тени, откуда, словно вспугнутые птицы из кустов, выпорхнула парочка и устремилась к припаркованной машине. Мы дошли до прогалины, заросшей почти целиком, за исключением двух каменных постаментов, отмечающих место последней в Калифорнии дуэли. Вряд ли сюда приходил хоть кто-нибудь. Я сама нашла его на карте и предложила здесь встретиться – у нас почти кончились места для встреч. Правда, теперь они нам не будут нужны.
– Ты должен сказать мне.
Он помолчал, серьезно на меня глядя.
– Завтра.
– Вы уезжаете завтра? Это слишком скоро, ты не говорил…
– Завтра, Перли. Мы с тобой это обсуждали, и так будет лучше. Я не хочу тянуть, с ним все очень тонко. Как говорят китайцы, счастлив тот, кто быстр.
Интересно, правда ли китайцы так говорят, подумала я. Я пристально изучала его лицо.
– Ты ему сказал?
Он провел рукой по листьям.
– У нас на днях был большой разговор.
– Ты сказал ему все.
Он кивнул.
– Ты сказал ему про меня.
– Да.
– Что ты сказал?
Он оторвал лист и расправил на ладони.
– Что я позабочусь о тебе и сыне.
– Он знает, что я его не брошу?
– Никто никого не бросает, – сказал он, поднимая взгляд. – Он знает. Что ты понимаешь и что ты этого хочешь для Сыночка.
На деревьях надрывались птицы.
– Я бы сказала не так.
– Тогда прошу прощения. Я старался как мог. Очень волновался.
Я обернулась к нему и спросила наконец:
– Разве он не любит тебя?
Базз вертел лист в руках и с улыбкой гладил маленький гребень прожилок.
– Любит. Теперь я точно знаю.
Я вспомнила, что видела на днях в прихожей нашего дома: мужчину с открытым разумом. Лицо, на котором наконец можно было что-то прочесть. Перемирие, заключенное с самим собой.
– Да, – сказала я уверенно. – Почему-то мне нужно было это знать.
С минуту он шагал молча и отрывал от листа клочок за клочком.
– Спасибо.
– За что?
– Ты была ко мне добра.
Я оперлась на каменный постамент с именем дуэлянта.
– Мы ведь друзья, – сказала я. – Несмотря ни на что.
– Кто бы мог подумать. Но я рад услышать это от тебя. Несмотря ни на что.
Где-то за деревьями проехал грузовик, и мальчишеский голос закричал что-то на иностранном языке. Я спросила, упомянул ли он Аннабель, и он покачал головой.
– Значит, он знает не все.
– А это нужно? – спросил он, и я не ответила. Мы сделали достаточно.
– Значит, завтра.
Он на ходу бросил лист в траву.
– Верно. Я подумал – может, сегодня Холланд уложит Сыночка.
– Но его всегда укладываю я, это будет…
