тебе сказать? Оказывается, мы себя совсем не знаем, нами движут привычки и какие-то установки. У меня такая каша в голове после каждой встречи. Такое ощущение, что я все это время летел в космическом корабле на автопилоте прямо в могилу.
– Звучит пугающе.
– Я сам в ужасе!
Кручу в пальцах картошку, золотистая корочка манит, но аппетита почему-то больше нет.
– Солнышко, я тебя расстроил? Извини, не нужно было рассказывать об этом.
– Нет, нет, – упрямо качаю головой. – Я рада, что ты со мной поделился, просто… мне казалось, проблема решится быстрее. Я не хочу, чтобы ты страдал.
– Если бы ты не хотела, чтобы я страдал, то не притащила бы меня в торговый центр в субботу днем. Тут куча народу! – шутливо возмущается папа. – Ты только посмотри, какие очереди!
– Это ты еще в дни распродаж здесь не был.
– И слава богу, а то мне понадобился бы не только психолог, но еще и психиатр.
– Ну, па-а-ап… – жалобно тяну я. – Не могла же я идти выбирать подарок Кате на день рождения вместе с ней!
– Почему? Так она сама бы его выбрала, и не пришлось ломать голову.
– Мужская логика, – закатываю я глаза. – Весь смысл подарка в том, что его выбирают для тебя, а не ты сам его придумываешь.
– Да? – удивляется папа. – Я не знал. Получается, мне самому нужно выбирать тебе подарки?
– Нет! Только не это! У меня не такая большая комната, чтобы хранить там гигантские плюшевые игрушки!
– Ты их любила!
– В пять лет!
Заливаемся с папой дружным смехом, напряжение постепенно отпускает. Может быть, папа еще не вернулся в нормальное состояние, но проблески жизненного света – хороший знак.
Бургеры вновь перетягивают внимание на себя, разжигая аппетит. Доедаем с папой обед, а мой взгляд то и дело мечется к телефону, что лежит на краю стола. Уже почти два часа дня, а Елисей все молчит. Как целоваться, он знает, а как сообщения писать – нет? Он вообще в курсе, что значит встречаться? Хоть бы смайлик прислал, булыжник дурацкий!
– Лана, ты так смотришь на телефон, будто оттуда должен выпрыгнуть Бабадук. Все хорошо?
– Все отлично, – недовольно отвечаю я и выпиваю одним махом половину стакана цитрусовой газировки.
– А так и не скажешь. В чем дело? Я, конечно, не психолог, но…
Да, он не психолог… он куда лучше. Отец никогда не сюсюкался со мной и не ставил себя выше в силу возраста. Он с интересом выслушивал мои детские фантазии и воспринимал каждое слово серьезно. Помню, как-то раз я сказала, что мой плюшевый слон храпит, и мы целую неделю укладывали его спать в прихожей. Позже до меня наконец дошло, что игрушки неживые, а за храп я приняла шум мусоровоза, который приезжал рано утром каждый день. Когда я поделилась этим открытием с отцом, он сделал вид, что очень удивился, и искренне меня похвалил. Мы вернули слона на место, а я была на седьмом небе от гордости, потому что додумалась до этого сама. С папой я не чувствую себя глупым ребенком, он не принижает мои чувства и проблемы. И я легко могу говорить с ним обо всем без страха быть непонятой или осужденной, поэтому и сейчас выдаю как на духу:
– У меня появился парень.
Папа мгновенно подбирается, нахмурив брови, берет в руки пластиковую вилку и ломает ее пополам, надавливая большим пальцем:
– И кто он?
– Тебе не идет этот образ, – хихикаю я. – Перевоплощайся.
– А я так надеялся, – с театральным разочарованием отвечает он.
– Это мальчик из школы. Ты вчера забирал меня из его дома.
– Ты была у него дома?! Где запись на премию «Худший отец года»?! Внесите меня в список на расстрел, пожалуйста!
Это я еще не сказала, что не просто была у Елисея дома, но и ночевала там. Лучше все-таки опустить эту деталь, а то и правда психиатр понадобится.
– Спокойно, – мягко произношу я, – за нами приглядывала его мама. Тетя Яна очень хорошая, мы пили чай, и все. Ничего криминального, честно.
– Ладно. И что же это за мальчик?
– Его зовут Елисей.
– Как богатыря из мультика? Он такой же чудик?
– Нет! – смеюсь я. – Он… хороший.
Беру в руки мобильник, черный экран, точно бездонная яма. Хороший, но тупой.
– Тогда что это за взгляд, солнышко? Вы поссорились?
– Еще нет. Он мне не пишет.
– Напиши ему сама.
– Спасибо, папуль, – саркастично бросаю я. – Ты вообще ничего не понимаешь, да? Я не могу написать первая.
– Это еще почему?
– Так вот в чем дело. Вы правда этого не понимаете?
– Чего именно?
– Ужас! – хлопаю себя по щеке. – У вас это в ДНК!
– Лана, да о чем ты говоришь?!
– О том, что нам нравится, когда вы делаете первый шаг, но вы, как будто специально, никогда его не делаете!
Папа оскорбленно открывает рот и прижимает руку к груди.
– Нам, вообще-то, тоже нравится, когда вы делаете первый шаг!
– Мы в тупике, – вздыхаю я. – Наверное, именно поэтому в мире столько несчастных людей.
– Хочешь, я ему напишу? Заодно и узнаю, что он из себя представляет.
– Нет, тогда это будут самые короткие отношения в мире.
– А когда они начались?
– Вчера.
– И ты мне об этом рассказала? – с тихим ужасом спрашивает папа. – Не через полгода, не за день до свадьбы, а сегодня? Прям вот так сразу?
– Ну, конечно. Зачем мне скрывать это от тебя?
Он прищуривается и говорит голосом мультяшного злодея:
– А вдруг я запрещу вам встречаться?
– Тогда я сбегу из дома и буду жить с любимым в шалаше посреди леса.
Его губы трогает нежная улыбка, и я улыбаюсь в ответ с такой же теплотой. И кто сказал, что дети и родители не могут быть на одной волне? Что они не могут быть друзьями? Мы ведь частички друг друга, плоть, кровь, гены, в конце концов! Дети, взрослея, берут пример с родителей, даже если сами этого не хотят, закон зеркала. А это значит, мы похожи на них так же, как и они на нас. Папе сейчас нужна поддержка, друг, близкий человек рядом. И всем этим могу быть я, и он для меня, конечно же, тоже.
– Лана, ты можешь взрослеть помедленнее? Я еще не готов отдавать тебя замуж.
– У тебя будет еще много времени подготовиться.
Телефон в моей руке вдруг оживает, сердце колотится, как бешеное, но быстро возвращается к привычному ритму.
Сева Рог: «Привет) Как дела?»
Нажимаю на кнопку блокировки, экран гаснет.
– Не ответишь? – спрашивает папа.
– Это не он.
