Два вертолета с группой захвата и московским следователем, ждавшие все утро вестей от посредника, еще с вечера отправленного в РУБР, ждать устали и по очереди взлетели. С посредником, кстати, служба безопасности Никодиму поговорить так и не разрешила. "И не надо! Какие посредники! Захват, только захват!" - налегал еще недавно Степененко на старшего группы, длинного, крючконосого майора службы "бэзпэки". Майор, одетый в штатское, усмехался, не отвечал: он в посредника верил. Но время шло, условленные шесть утра давно миновали, большая стрелка тяжко подтянулась к семерке, прошла и ее. Дурнев знать о себе не давал, не было связи и с командиром направленного вчера в самопровозглашенную республику вертолета. У командира вертолета была рация? Была. Но она молчала. В 7.45 старший группы, недовольно смотревший в сторону реки, где стал внезапно скапливаться туман, дал команду на взлет. Однако прежде чем отдать команду эту, он десятью минутами раньше, переговорив с руководством, отдал другую. По этой второй команде с одной из военных баз взлетала пара легоньких, вертких "сушек", оснащенных корректирующими бомбами: старший группы спешил! И спешил он не из-за тумана, а из-за полученной накануне достоверной, хоть и расплывчатой информации о готовящейся по отношению к разрабатываемым "службой бэзпэки" объектам акции российских военных. Акция, по сведениям майора и его руководителей, была в общих чертах согласована двумя высокими, правда, не главными политиками России и Большой Независимой Республики. Кус дымящегося пирога прямо из-под шевелящего ноздрями крючковатого носа - уплывал...
Остановленный и обысканный, но за неимением в отношении него каких-либо указаний отпущенный, Дурнев около восьми утра стал из столицы республики-заморыша выбираться. Пилот вертолета был рубровцами задержан, и о судьбе его Дурневу ничего известно не было. Да если б и было, что с того? Рацию у них отобрали еще вчера, вылететь назад не разрешили, поэтому встретиться с хлыстиком у контрольно-пропускного пункта никакой возможности не было. Оставалось, отойдя на безопасное расстояние, ждать результатов неминуемой теперь операции, о которой и предупреждал контрразведчик-хлыстик. Дурнев быстро спустился к дощатой пристани, от нее берегом реки пошел вниз по течению. Лицо ученого пылало, внутри попеременно вспыхивали то досада, то гнев. "Успею! Успею вернуться! Их пугнут как следует, а потом возьмут голенькими. Ладно, надо отойти подальше. Так и под бомбочку угодить недолго". Не чуя своего горящего лица, слегка вздрагивая от внезапной туманной сырости и надеясь смести все преграды мощным своим умом, Дурнев вошел в реликтовый рай высокого, толстого, прошлогоднего камыша.
- Дела у нас поганые, - повторил батько. - Вы меня слышите, пан советник?
В знак того, что он слышит, очнувшийся Нелепин чуть склонил голову набок.
- Вас на границе обстреляли не случайно, - батько для убедительности стал говорить по-русски. - Имеем сведения, - дружок ваш Дурнев навел. Теперь он сам сюда заявился. - Нелепин удивленно вскинул брови. - Вязать вас будут. Ставлю вопрос: сотрудничать с нэзалэжныками будете?
Нелепин отрицательно покачал головой.
- Тогда предлагаю: вас с Иванной Михайловной немедленно отправляем на нашу тайную базу, в Апостолово. Там не найдут, для себя готовил, для себя! - криво усмехнулся батько. - Тикать надо зараз, через час-другой они могут оказаться здесь. Опять же имеем сведения: ищут еще какую-то кассету. Не научную, другую...
- Я сам - кассета... - впервые после ранения Нелепин произнес несколько связных слов. Иванна охнула, быстро нагнулась, сжала ладонями нелепинские виски. - Не верю я им... Кассету - не отдам... - раненый закрыл глаза.
- Ясней ясного! Сейчас вас, Иванна Михайловна, доставят на берег, там баркас с мотором. Хлопец поведет, больше никого дать не могу. Апостолово это село почти в гирле реки, территория уже не наша, но люди - наши. Там вас днем с огнем не найдут. Есть там одна хитрая улочка, а на ней хитрый домик... Вот записка...
Батько внезапно склонил голову набок, прислушался. Сквозь суету и первые утренние крики, хлынувшие на улицы городка, ему услышался дальний, низкий и тяжкий гул. Он покрутил головой. "Рано вроде..."
- Скориш! - крикнул он входящему в дверь и, как всегда, облаченному в причудливую форму с перьями адъютанту. - На берег!
Самолет с десантом снизился до заданной высоты. Он должен был выбросить десант и сесть на заброшенный, но имевшийся на всех военных картах аэродром. Аэродром находился на границе Большой Независимой Республики и РУБРа. Договоренность о посадке с бэнээровцами была. Дальше десанту следовало действовать самостоятельно. Через сутки десантники должны были выйти к заброшенному аэродрому, откуда дозаправленный морскими ВВС транспортник и обязан был доставить захваченного Нелепина в Москву, на Чкаловский...
- В небе "сухие"! - крикнул, выпадая вдруг из кабины, штурман транспортника.
- Что творят, хари! - занервничал, сперва про чужие "сушки" услыхав, а затем и увидев их, въедливый полковник.
- Они заходят для удара! - штурман заметно волновался.
- Кто их звал... Они же нам всех в капусту покрошат! Да еще такая облачность... - прошипевши слова эти, как змей, полковник на минуту смолк. - Высадка десанта отменяется, - внезапно отчеканил он и повернулся грозно к двум стоявшим позади него рослым офицерам. Давно, с самого начала полета, искал полковник причину для отмены сомнительной операции! Теперь причина нашлась. "Пусть понижают. Пусть орет эта рыхлая баба, этот зам поганый... Не дам ребят крошить..." - Безопасность высадки гарантировать не могу, - сказал полковник вслух. - Передайте восьмому: сядем в Крыму. Радисту: запросить Донузлаву.
- "Чуфал-Су", "Чуфал-Су", - заныл и застонал через минуту далекий и высокий, женский почти, затерявшийся в чреве транспортника дискант радиста. - "Чуфал-Су", здесь "Сахалин", "Сахалин"...
Раздался слитный, широко разошедшийся по земле удар, за ним еще один, и давно не имевшие настоящей практики, а потому радостно-возбужденные летчики фронтовых бомбардировщиков, израсходовав бомбовый запас, развернувшись, пошли домой, на базу. Выходя из пике, один из серебристых низковысотных бомбардировщиков СУ-24 зацепил в тумане головной - с майором "бэзпэки" и следователем - вертолет, начисто срезав ему несущий винт. Вертолет, как китайский бумажный журавлик, завертелся юлой, затем кувырнулся носом книзу. "Туман, черт его дери!" - успел подосадовать про себя отнюдь не напуганный сильным толчком и гадким скрежетом, возбуждаемый одним только предстоящим взятием под стражу подозреваемых и теми возможностями, что открывались перед ним как перед частным судьей, следователь Степененко. "Ну ничего! Пробьем..."
Страшный пылающий удар перевернул мысли Никодима вверх дном, вздул их громадным кровавым пузырем, без следа рассеял над РУБРом.
Второй адъютант и двое автоматчиков-рубровцев, убрав носилки, аккуратно уложили Нелепина на нос просторного черносмоленого баркаса. Иванна примостилась рядом. Ждали лишь хлопца. Он тотчас и прибежал, сел за мотор, стал заводить его, завел, адъютант в перьях разулся, зашел по щиколотки в воду, толкнул баркас, тот, кренясь на правый бок, скользнул на стремнину...
- Батько вэлив, по-быстрому! - радовался хлопец, наслаждаясь полоснувшим по горлу ветром. - Протокамы, протокамы! Ни за що нэ найдуть!
- Ты осторожней! - перекрикивала мотор Иванна. - Туман же! Как бы во что не врезаться! - Она огляделась. Туман высоченной льдиной белого океанского теплохода сползал вниз по реке. Было ясно: в таком тумане может потонуть не только река, но и все сущее, в таком тумане не отыщут их ни дьявол, ни Бог!
Иванна услышала туповато-страстный удар о землю, затем - словно бы резкий разрыв небесной, удерживающей землю в равновесии пленки. Баркас качнуло (наверное, хлопец со страху выпустил на миг руль), но тут же баркас и выровнялся.
Нелепин открыл глаза, чуть повернул голову. Лодка входила в огромное, спускавшееся на реку, словно на сотне парашютов, облако. Казалось, что лодка ударяется об облако со стуком-грюком. Но, может, это хлопал-постреливал мотор? Постепенно облако стало сплошным, молочным. Вдруг шапку облака, как ножом, срезало: молоко и вата остались низко над водой, а выше - засияла голубая, чисто протертая твердь. Нелепин с наслажденьем задрал голову в голубизну и увидел: с правого, высокого, круто выставляющегося из туманов берега улыбается ему одними глазами не старый еще, с седоватой, разбросавшейся по груди бородою человек.
- На меня, - проговорил человек радостно, - на меня держите! Давно жду... - Лодка тотчас к месту, где стоял человек, и повернула.
Тяжелый пулемет БМП-1 бился в истерике где-то рядом, бился под чьим-то налегшим на него телом, как норовистая женщина. От возбуждения Дурневу стало жарко, как в парной. Он наполовину выдвинулся из желто-смуглых, голоногих, бесстыже заголивших себя снизу, от щиколоток до плеч, стеблей камыша. Рев снижающегося транспортника, визг уходящих после первого удара "сушек", стрельба рубровцев, кавардак смешавшихся в низком воздухе нематерьяльных субстанций и физических тел представились ему почему-то визгом-хрипом притягивающей его женщины. Представилась и вся Иванна целиком: сломленная, как тот блескуче-выпуклый стебель, пополам, в легкой, в камышево-пленочной одежде...
