Солнце уже палило, над кочевьем кружились, жужжа, большие синие мухи. Женщины вывешивали на солнце одеяла и матрацы. Во дворе работала маслобойка.
Салатын взяла свой кувшин и пошла на родник.
На склоне горы, под большим деревом бездельничали парни. Они лежали на зеленой горе, образовав кружок, а один сидел в центре, играл на сазе и пел. Салатын прислушалась. Голос был неплохой, да и на сазе парень играл, как видно, не в первый раз, только на высоких нотах не мог тянуть.
У воды собралось много девушек и женщин. Некоторые полоскали белье, иные драили песком посуду, начищая ее до блеска, а третьи просто сидели и слушали песню, доносившуюся со склона горы.
- Вот как хорошо поет! Видно, по кому-нибудь страдает.
- Да, в горле у него так и кипит.
- Ашуг любви!
Одна из девушек повернулась лицом к певцу и крикнула:
- Слушай, парень, пусть пропадет твоя зазноба! Не терзай себя!
Девушки расхохотались.
Салатын тихо подошла к ним. Наполнила свой кувшин, поставила его в сторону и, подобрав подол, пошла вниз по течению воды. Нарвала там ярпыза и вернулась обратно. Хотела было взять свой кувшин и уйти, как вдруг одна из девушек взяла ее за руку и расхохоталась.
- Слушай, посмотри на себя, какая ты!
- А что случилось?
- Губы у тебя синие. Что ты ела?
Салатын ладонью вытерла рот и увидела на пальцах следы чернил.
- Это от ручки.
- Какой еще ручки? Разве ты пишешь?
- Да нет, от ручки Ашрафа. - Салатын подолом платья стала вытирать рот, но еще больше размазала чернила по лицу. Девушки опять засмеялись. Салатын пришлось поставить кувшин на землю и вымыть лицо родниковой водой.
- Возьми песок, почисти себя, как самовар, - пошутил кто-то.
- Ты и молитву умеешь написать?
- Да отстаньте вы от меня. Я вижу, у вас настроение повеселиться, а у меня дела.
Салатын рассталась с девушками и поднялась по извилистой тропинке. А ребята все играли и пели на той стороне. Саз звучал все громче и громче. Слова ашуга доносились до Салатын.
Салатын, куда идешь по тропе?
Слушай, я пою о тебе.
Ты гибка, как весной лоза.
Как у серны, твои глаза.
Но куда бы ни шла, грустя,
Мои слова догонят тебя.
Салатын, услышав свое имя в песне, споткнулась и чуть не упала. Губы ее задрожали от обиды и гнева. "Чтоб ты пропал, опозорил меня на все кочевье".
Ашуг же, поняв, что песня его услышана, встал и запел еще громче, повернувшись лицом к долине:
Не беги так поспешно ты,
Скажи, чья невеста ты.
Горным снегом сверкаешь ты,
Но на солнце растаешь ты.
Салатын заколебалась. Ей хотелось скорее добежать до кочевья, но ей хотелось и дослушать песню. Ей было приятно, что в песне восхваляется ее красота, но ей было неприятно, что упоминается вслух и пускается по ветру ее имя. При последних словах песни ашуг вскинул вверх свой саз и закружился на одном месте. Салатын показалось, что за ее спиной, около родника смеются девушки. Хотелось оглянуться, но не хватило смелости. Наконец она добежала до своего становища, опустила кувшин с плеча на землю и вытерла пот со лба.
Ее позвала Зарнигяр-ханум.
- Ну что, нарвала ярпыз?
- Нарвала. Посмотри сколько, - наверно, хватит.
- Достаточно. Теперь отнеси еду Ахмеду и его ученикам.
Салатын начала хлопотать. Вынесла на улицу постель, перестелила ее и аккуратно сложила в угол. Взяла пиджак Ахмеда и хотела тоже его погладить, но в это время из бокового кармана пиджака выскользнула коробка. Папиросы рассыпались. Салатын опустилась на колени и собрала все папиросы. Мелкие золотые буквы на каждой папиросе привлекли ее внимание, тем более что теперь многие буквы были ей знакомы. Она никогда не видела таких красивых папирос. Отец и Шамхал курили просто табак, сами сворачивали папиросы из бумаги. А эти были так красивы, что хоть вешай вместо украшений. Салатын понюхала их и удивилась их аромату. На нее вдруг напало озорство. Она спрятала папиросы за пазуху и побежала в свой алачыг. Открыла сундук, достала флакончик с духами и обрызгала все папиросы. Интересно, догадается ли он, когда будет курить, что папиросы обрызганы духами, и догадается ли, кто это сделал? Что он подумает? Будет гадать. Вот потеха!
Тут новая проказа пришла ей в голову. Она достала из-под перины все свои письменные принадлежности, высыпала папиросы на стол, а на дне коробки написала "Ахмед". Теперь надо было выполнять поручение матери. Салатын взяла узелок с едой и пошла в долину. По дороге на нее напало раскаяние. "Что же это я наделала, - казнила девушка сама себя, - или совсем уж я лишилась разума. Зачем надо было душить чужие папиросы? Какое мне дело до чужого парня? Разве мыслимо так шутить с посторонним человеком? Ни с того ни с сего наделала глупостей. Может, пока не поздно, взять эти папиросы и спрятать или выкинуть? Тогда он не подумает на меня, а подумает на ребят. Или сказать, что нечаянно пролила духи. А куда денешь написанное слово? Дура я, дура. Как вернусь, так и спрячу коробку. Если отец узнает о моей проделке, он изрежет меня на кусочки величиной не крупнее уха. А что сделает со мной Шамхал?"
Ахмед и его ученики расположились в тени скалы. Ахмед сидел на большом камне. Осман писал углем на скале. Немного в стороне Ашраф учил Селима читать стихи. Даже на земле виднелись кривые строчки. Все были очень увлечены. Осман остановился с углем в руке и, глядя на скалу, задумался. Вид у мальчика сейчас был забавный, лицо измазано углем, вспотело. Глядя вверх Осман что-то считал про себя, опять писал углем на скале и снова стирал. Потом он вытер камень мокрой тряпкой и стал быстро писать. Ахмед подошел к Осману и похлопал его по плечу.
- Теперь я спокоен, молодец. А как ты, Селим?
- Я все знаю. Хоть во сне могу рассказать.
- Очень хорошо, и стихи знаешь?
- И стихи.
- А я вам принесла еду, пора обедать.
Все обернулись и посмотрели на Салатын, стоявшую на скале с узелком в руке. Ашраф побежал к сестре, обнял ее за плечи.
- Вот это прекрасно! Быстрее развяжи узелок, что ты там принесла?
Салатын расстелила скатерть в тени скалы на зеленой траве. Аромат свежего горячего чурека распространился вокруг. Ашраф взял целый чурек и завернул в него овечий белоснежный сыр.
- Скорее, Ахмед! Свежий чурек с овечьим сыром!
Ахмед не торопясь подошел к скатерти.
- Вечером у нас будет довга, - сообщила Салатын.
- Из ярпыза, не так ли?
Ашраф позвал и детей. Они сели в круг, скрестив ноги. Салатын, увидев измазанное лицо Османа, засмеялась.
- Ты похож на угольщика. Да и другие ничуть не лучше, ну-ка быстрее бегите на родник. Кто скорее умоется и вернется?
Ребята, перегоняя друг друга, пустились в долину, к роднику.
14
Ночью над кочевьем поднялся шум. Начали лаять псы. Только что уснувшие женщины и дети проснулись. Все насторожились и сидели на своих постелях, прислушиваясь. Неизвестно было, кто возмутил спокойствие становища, но по голосам, а главным образом по шуму можно было следить за действиями напавших. Послышалась грубая брань, кого-то оттолкнули, заплакали дети, запричитала женщина, треснул забор. Ночная возня перемещалась от алачыга к алачыгу.
Зарнигяр-ханум тоже прислушивалась к шуму. Она воображала себе, как разбойники врываются в алачыги, сбрасывают одеяла с женщин и детей, хватают за руки девушек. Страх обуял ее. Она сразу поняла, откуда произошел весь этот шум, кто эти разбойники и кого они ищут. И надо же было совершить такую оплошность. Мужчины все уехали вниз, на уборку хлеба, здесь остались только одни пастухи. Разве можно было в такое время оставлять Салатын у себя? Надо было спрятать ее где-нибудь, надо было оставить ее у Ашрафа. Какой-никакой мужчина. Да она и спала всегда у него. Сегодня, как на грех, пришла к матери. Что теперь будет?
Вблизи раздались грубые, хриплые голоса. Шарили уже в соседнем алачыге. Выбрасывали на улицу детей. Ругань смешалась с плачем.
- Собачьи дети! Что вы ищете здесь? Что хотите от женщин?
- Где девка?
- Какая девка, тупица, собачий сын?
- Молчи, гадина! Говори, где девка?
Зарнигяр показалось, что она среди брани услышала имя Салатын. Она похолодела, а в коленях послышалась странная слабость. В лихорадочной дрожи застучали зубы.
"Сейчас придут, опозорят. Что же делать? Аллах, помоги! Чтобы тебе всегда было пусто, Джахандар-ага! Это из-за тебя мы страдаем!" Она задохнулась. Хотела встать и, в чем была, схватив Салатын за руку, бежать в долину. Позвать Ашрафа на помощь. Но и сына она боялась звать на помощь. Его в два счета убьют, трудно ли с ним справиться этим бандитам.
Тем временем шум приблизился вплотную. Салатын трясло как в лихорадке. Она понимала, что происходит вокруг и что с ней может приключиться. Но что она могла сделать? "Может быть, мне спрятаться в чувале? Или завернуться в войлок и встать около чатена16? Авось не заметят!..."
Пришельцы подошли к кочевью Джахандар-аги. Пастухи и слуги встретили их с палками в руках. Началась рукопашная. Раздался треск палок и звон кинжалов. Вдруг Салатын сбросила с себя одеяло и, как была, в одном белье, босиком выбежала во двор. Сперва она хотела броситься в долину, но раздумала и побежала к дубу. Она думала, что как-нибудь залезет на дерево и спрячется среди веток. Но она не дотянулась! чтобы ухватиться за нижний сук, да и руки дрожали.
