выкинул. Если верить тому, что было написано в протоколе, я устроил драку с водителем грузовика, но сам я почему-то этого не помнил. Зато помнил, как уже в автозаке увидел в окно стоящий рядом на светофоре «БМВ», а в нем Анатолия – мужа моей сестры Алки. Сто лет не видел, а тут – на тебе. Вольготно раскинувшийся на переднем пассажирском сиденье Анатолий гладил длинную ногу сидящей за рулем женщины, которую я с моей позиции не мог как следует рассмотреть, но это точно была не Алка. Уже потому хотя бы, что сестрица моя машину не водит, да и в Москву давно не выбирается. Однако не скажу, чтобы сие открытие меня поразило. Во-первых, я знал от матери об Алкиных подозрениях. Во-вторых, где вы видели российского мужика, у которого вместе с деньгами не завелась бы длинноногая, а то и две? А в-третьих, не все ли мне равно. Особенно сейчас.
Когда меня выпустили, было уже темно.
– Всего хорошего, – сказал мне дежурный и добавил, – вас ждут.
– Да-а?.. – заторможено протянул я.
А меня и впрямь ждали: Славка и Айгуль. Славка был примерно такой же, как всегда, а Айгуль я узнал с трудом: от слез ее скуластое личико совсем опухло и расплылось. Когда мы встретились взглядами, ее зашатало, и я поспешил ее подхватить.
– Я не знаю… Не знаю, как она вырвалась, – расслышал я сквозь рыдания, – я не хотела… Честное слово, не хотела…
Чтобы хоть как-то ее утешить, я осторожно погладил ее по голове. Волосы у нее были мягкие и прохладные.
– Ну что, пойдем? – спросил Славка и мы пошли.
Шли мы медленно. Славка чуть впереди, мы с Айгуль, приотстав на пару шагов. Я все еще ее поддерживал.
– Извини, но мы похоронили Псину без тебя, потому что не знали, когда ты вернешься, – сообщил Славка, не оборачиваясь.
– Где?
– Да там же, во дворе… Под деревом, у забора… Там никто особо не ходит, но если…
– Ничего, я не против.
– Тогда можно помянуть, – Славка остановился и распахнул полу куртки, во внутреннем кармане которой матово отсвечивала бутылка.
– Можно, – кивнул я, – только не здесь.
– Конечно-конечно, – оживился Славка, явно почувствовавший облегчение после того, как самая тяжелая часть разговора осталась позади.
И уже более привычным для него тоном изложил, что происходило вокруг конюшни в мое отсутствие, хотя я его и не спрашивал. А у ворот, по Славкиным словам, без меня бузили почти до вечера. Народ, конечно, с бульдозера поснимали, а вот укротительницу-депутатшу как лицо неприкосновенное покинуть ковш еще долго уговаривали. В итоге все кончилось тем же, чем и накануне. Не сумевшая прорваться за ограждение техника ретировалась, страсти утихли, люди разошлись. Короче, вопрос остался открытым, но меня это больше не трогало. Я даже отказался подойти к дереву, под которым зарыли Псину, чтобы не столкнуться с кем-либо из своих бывших соратников, возможно стоящих на посту у ворот. Поэтому бутылку мы распили дома на кухне. В основном со Славкой. Айгуль чисто символически отпила глоточек из своей рюмки, которую потом намертво сжимала в руках, глядя на миску Псины возле холодильника. В ней все еще лежал сухой корм.
Потом Славка пошел провожать Айгуль, а я завалился на свой диван и сразу же отключился. Спал я крепко и без сновидений, а проснулся на том же боку, на каком и заснул. По-моему, в последний раз со мной такое было только в детстве. Когда я открыл глаза, солнце уже вовсю било в окно, освещая пыль на столе и в углах. Я еще немного полежал, прислушиваясь к тишине в квартире, при этом меня мучил вопрос, дома ли Славка. Мне не хотелось его видеть, ни его, ни кого-либо другого. Не знаю, о чем бы мы могли говорить в такое утро. Привет-привет, как дела? А обсуждать случившееся накануне у меня не было ни малейшего желания. По этой же причине я, спохватившись, хотел выключить телефон, но оказалось, что он сам благополучно разрядился.
На кухне все было, как всегда, включая мокнувшие в чашках чайные пакетики. Не было только собачьей миски, и убрать ее мог только Славка. Я с минуту смотрел на то место, где она стояла, прежде чем открыть холодильник. Единственное, что не догадался сделать Славка, – это смести рассыпавшиеся вдоль плинтуса комочки собачьего корма. На завтрак я пожарил себе яичницу и, как ни странно, съел ее с аппетитом. Потом попил чаю и пошел к себе. В прихожей бросил взгляд на вешалку, отметив, что собачий поводок тоже исчез. А остаток дня провел на диване и даже умудрился снова заснуть. Правда, некрепко и прерывисто, а потому сквозь полудрему слышал, как вернулся Славка, как он потихоньку заглянул ко мне и как, убедившись, что я на месте, осторожно попятился, закрыв за собой дверь.
Назавтра Славкино «привет-как дела» я уже перенес и даже буркнул в ответ что-то нечленораздельное. Вполне этим удовлетворившись, Славка шмыгнул к себе в комнату, не навязывая мне свое общество. Я вспомнил миску и поводок и испытал легкий укол совести. В чем другом, а в тонкости и тактичности я своему квартиранту всегда отказывал. Получается, что незаслуженно. А ведь скоро он уедет и, может быть, я его больше никогда не увижу. Так же, как Псину. Так же, как… Я не мог себя заставить подойти к окну, чтобы проверить, на месте ли еще конюшня. Вместо этого я пошел к Славке.
Он традиционно сидел за компом, но сразу обернулся и внимательно на меня посмотрел.
– Можно я у тебя посижу? – спросил я.
– Конечно, о чем ты спрашиваешь.
Я сел в старое, оставшееся еще от тетки кресло. Мы помолчали. Потом Славка сказал:
– Айгуль себя ужасно винит и думает, что ты ее возненавидел.
– Глупости! – я обвел взглядом комнату, которая давно напрашивалась на ремонт. Как и вся квартира в целом. – Я же ей тогда еще сказал, что она ни в чем не виновата, – а про себя добавил, – если кто и виноват, то это я.
– Ты бы ей позвонил. А то она, говорит, звонила, а у тебя телефон не отвечает. Вот и решила…
– Позвоню, – пообещал я, – просто у меня батарейка разрядилась.
– Я так и думал, – протянул Славка, как мне показалось, с воодушевлением. Похоже, он переживал за Айгуль. Вот вам и еще один штришок к портрету моего приятеля, который скоро меня покинет. Хоть бери и помещай в рамку, чтобы было потом над чем слезами умываться.
– А ты как? Скоро уезжаешь?
– Через неделю. Все
