к своим прежним ежевечерним прогулкам, вспоминая, как еще год назад заставлял ее ходить вместе с собой, но медленно и по сокращенному маршруту.
Как это обычно свойственно интеллектуалам, она не любила природу, и ей всегда было скучно. И вот теперь он ходит один, а зима еще виляет время от времени своим мокрым холодным хвостом, и туманы, наплывающие с моря, окутывают гору и осыпают его мелкими брызгами дождя. Он бродил по улицам своего и соседних кварталов, то и дело останавливаясь и заглядывая в окна, освещенные призрачно-голубоватым светом телевизора, вслушивался в голоса и смех женщин, иногда садился на пустой автобусной остановке, под рекламным плакатом, и из-за освещенного стекла на него смотрела какая-нибудь породистая овчарка или коробка нового стирального порошка, но также порой лица и тела молодых девушек, и тогда он, бывало, подходил вплотную к стеклу и прижимался к нему лицом, ощущая холодную, равнодушную наготу этих изображений. Но в основном его прогулки были посвящены рассматриванию новых моделей автомашин. Он подолгу задерживался возле них и смотрел через стекло, пытаясь разглядеть внутреннюю отделку и приборную панель и гадая, каково назначение той или иной кнопки. Когда он после этого возвращался домой и видел свою машину, она снова казалась ему невзрачной и старой, и, хотя поездка за границу несколько выбила его из финансовой колеи, а к тому же младший сын вдруг начал сорить деньгами без счета и та небольшая сумма, которую жена получала из Германии, тоже перестала приходить, он был по-прежнему настроен избавиться от нынешней машины и купить новую. Автомобильный рынок лихорадило, и, как обычно, ходили слухи о том, что вот-вот введут новые налоги. Решать нужно было быстро. Он надумал сменить марку и на этот раз заказать «ситроен», «Эта машина более женственна», — с ухмылкой сказал он продавцу, сев оформлять договор на покупку, после того как покрутился несколько часов вокруг нового «ситроена». Но продавец почему-то обиделся: «В каком смысле „женственна“? Это потому, что она из Франции?» Но Молхо не уступал: «Конечно, женственна. И не только потому, что из Франции. Тут главное — линии. И этот ее живот… А зад! Ты только посмотри на этот зад!»
7
Продать старую машину оказалось нелегко. За ту цену, которую он назначил, покупателей не нашлось, выявились дефекты, о которых он даже не знал, и он вдруг испугался, что она вообще не продастся. Он то и дело ездил в гараж, где ему непрерывно подправляли то одно, то другое, соскребали ржавые пятна, красили тут и там, промывали двигатель и, наконец, согласился сбавить цену, и тогда ее немедленно купили, но выяснилось, что его новая машина еще не пришла с таможни, и ему пришлось несколько дней ездить автобусом, так что он даже начал опаздывать на работу. Правда, он все еще пользовался снисхождением как муж раковой больной, но однажды его вызвал начальник отдела — когда-то он пришел на похороны и потом навестил Молхо в дни траура, — тепло пожал руку, поинтересовался, как дела, спросил, как дети, и даже припомнил тещу, которую видел тогда на похоронах: «Она еще жива? Ну и как она держится? А как дети пережили смерть матери? Очень важно, чтобы они не загоняли свои чувства внутрь». Ему почему-то казалось, что у Молхо штук пять детей, и он слегка удивился, что их только трое и младший уже в шестом классе. Ну, тогда еще не так страшно, скоро все утрясется, — у него у самого двоюродная сестра после смерти мужа целый год бегала за разными справками. Вначале Молхо думал, что начальник вызвал его, чтобы познакомить с этой своей сестрой, но выяснилось, что у него и а мыслях не было говорить о сватовстве, а все это длинное вступление было предисловием к деловому вопросу — готов ли Молхо вернуться наконец к нормальному режиму работы, потому что тут назрело одно важное дело. Вот-вот ожидается публикация ежегодного отчета государственного контролера, и нужно хорошенько проверить работу некоторых муниципалитетов на севере страны, особенно в тех далеких местах, где на бюджете сидят люди неопытные или вообще новички. Есть серьезные опасения, что кое-где налицо нарушение установленных правил и несоблюдение инструкций министерства. Тут есть такой маленький городок, Зруа, там всем командует какой-то молодой парень, студент-заочник, и вот он несколько дней назад прислал весьма странный отчет, совсем не по форме, совершенно непонятно, то ли он такой неопытный и наивный человек, то ли наглый и изобретательный ворюга, нужно бы это выяснить, и поскорее. Хорошо бы пригласить его с бухгалтером сюда и тщательно пройтись с ними по всему отчету, а еще лучше, если Молхо сам подъедет туда и посмотрит, есть ли покрытие всем счетам, тогда легче будет выявить приписки, пока они их не подчистили. Министерство, разумеется, оплатит ему проезд и командировочные, а работа эта в самый раз для него — живая и интересная. Ну как? Он в состоянии заняться этим делом, может немного повозиться или он до сих пор занят всякими бумажками после смерти жены?
Молхо начал было мямлить, что еще не совсем готов к новому заданию, тем более к такому ответственному, как это, но начальник с профессиональным дружелюбием опытного бюрократа мягко подталкивал его, и он подумал — а почему бы не взяться, в самом деле? Ведь все эти годы в министерстве к нему относились тепло и проявляли снисхождение, начиная с того дня, когда он сразу же после диагноза пришел к начальнику, все ему рассказал и попросил перевести на особый режим работы. Жена была потрясена, услышав об этом. Почему это он так поторопился рассказывать — что, он сразу и отчаялся? Оказалось, что документация по Зруа уже лежит на столе начальника — несколько связанных вместе папок, — и в конце концов Молхо забрал их с собой. Возвращаясь от начальника, он прошел мимо кабинета юридической советницы и вдруг решил войти поздороваться — именно так, нагруженный папками дел. Она сидела за письменным столом в своей большой, залитой солнцем комнате и с кем-то говорила по телефону, но радушно улыбнулась ему, и он подождал, пока она положила трубку, и со спокойной улыбкой сказал: «Я шел по коридору и вспомнил о вас. Как прошел обратный полег, как ваша нога?» Она поднялась — в очках, с карандашиком в руке, — молча, весело посмотрела на него, прищурив свои узкие беличьи глаза, и он увидел, что морщинки вокруг них кажутся еще глубже в ярком солнечном свете,
