И без этого немногочисленное сословие растворялось без следа среди людей низкого звания и уже не помышляло ни о каких высоких целях, кроме как заботы о хлебе насущном.
Еще в 1294 году до Магистра каким-то чудом через казначея ордена дошла копия завещания, которое оставил по себе его друг детства Гийо. Это с ним, с Гийо, юный Жак мечтал о будущей жизни воина, с ним обсуждал возможное путешествие в далекую Палестину и грезил о Святой Земле, смотря на зеленые виноградники соседних холмов родной Бургундии.
Так вот, Гийо не захотел покидать Франции и поэтому после своей смерти оставил по себе лишь две постели, три одеяла, меховую накидку, два небольших ковра, один стол, три скамейки, пять сундуков, две курицы, немного окорока и пять пустых бочек в погребе, а также рыцарский шлем и копье. Фамильного меча при описи не обнаружилось.
Магистр вспомнил, с какой душевной болью прочитал он тогда этот убогий список. Он вспомнил, что оплакал своего друга детства, оплакал его потерянную для ордена жизнь и в соответствии с таинством совершил как мессу в христианском храме, так и молитву богу зла Багомету, чье металлическое изваяние, украшенное золотом и серебром и напоминающее не то череп мертвеца, не то лицо старца с большой бородой, он специально достал из футляра, а затем аккуратно положил реликвию назад и заботливо закрыл потаенный шкаф на ключ.
Душе бедного Гийо должна была быть приятна такая забота, где бы эта душа ни обитала после смерти: в мире Света или в мире Тьмы.
Завещание несчастного Гийо дошло до Магистра потому, что сын умершего друга решил не повторять ошибки отца и сдал бургундским тамплиерам под расписку все оставшееся имущество. Чтобы не тащить весь этот скарб с собой в Палестину, юный воин взял лишь самое необходимое, получил расписку и отправился налегке в поисках удачи. Подобные расписки были одной из статей дохода ордена. Это был прообраз будущей банковской системы Западной Европы. Великий прецептор Иерусалима считался казнохранителем и отвечал за состояние всех ценных бумаг: завещаний, расписок, индульгенций и прочее.
Вообще, община рыцарей имела строго иерархическое устройство. Во главе стоял Магистр, избираемый по большинству голосов особым комитетом из членов капитула и утверждаемый последним. Хотя во всех важнейших вопросах требовалось согласие капитула, решавшего дела большинством голосов, и Магистр был обязан повиновением ему, он все же обладал широкими полномочиями, как, например, правом назначения высших должностных лиц. Его ближайшую свиту составлял каплан, искусный писец-клирик, два служащих брата, один арабский писец, рыцарь, исполняющий обязанность ординарца, кузнец, повар, и, наконец, два конюха, на обязанности которых лежал уход за боевым конем. Далее при Магистре в качестве адъютантов состояли два рыцаря из благородных родов, которые составляли его ближайший совет.
В случае отсутствия Магистра его замещал сенешаль. Ему прислуживали два оруженосца, брат из низших членов ордена, каплан, песец и двое пеших слуг.
Маршал был военным министром и полководцем ордена. Рыцари и служащие братья в военное время состояли у него под началом. Как уже говорилось выше, великий прецептор Иерусалима отвечал за всю финансовую систему ордена. Он вел строжайший учет и был, пожалуй, первым в истории банкиром. В этой роли процептор также размещал братий по различным орденским убежищам и надзирал за всеми поселениями, имениями и фермами, принадлежавшими ордену. Под его началом находились и принадлежавшие храмовникам суда. Он же распоряжался и военной добычей. Ни одна статья дохода, ни одна монета, ни одно драгоценное ожерелье не оставались не зарегистрированными в особых книгах.
Так, Альфонс Арагонский подарил храмовникам целую провинцию и оговорил в своем завещании, что в случае, если он умрет бездетным, все королевство перейдет в собственность тамплиеров. Рыцари не приняли это завещание на веру и потребовали составления договора, по которому получили полдюжины испанских крепостей и богатейшие земли. Король Португалии отдал храмовникам в дар огромный лес, где обитали ещё мавры. Тамплиеры изгнали мусульман из своих владений и основали провинцию Коимбру, что тоже получило законное письменное подтверждение. Впоследствии храмовникам удалось убедить папу Иннокентия III предоставить им исключительные привилегии: ордену оставлялась вся без исключения военная добыча, он не подчинялся ни королю, ни епископу, ни иерусалимскому патриарху, а лишь одному папе. Тамплиеры были освобождены от уплаты десятины, но сами имели право производить этот сбор на подвластных им территориях.
В 1261 году в парижский орденский храм сроком на десять лет была помещена английская корона, так как король, чувствуя недовольство своих баронов по отношению к собственной персоне, боялся держать эту весьма дорогую вещь у себя в Лондоне. Оригинал договора 1258 года между Англией и Францией также хранился у парижских храмовников.
Эти ценные бумаги, расписки и дарственные и были основой основ могущества и влияния ордена. Следует сказать, что тамплиеры одни из первых поняли и осознали власть денег. Пожалуй, к этому их привел дуализм религиозных воззрений.
Посвященные в тайные мистерии, храмовники поклонялись высшему Богу, в котором они видели одновременно творца духа и добра и наряду с ним низшему богу, создателю материи и злого начала. Такой дуализм был свойственен и манихеям, учение которых получило широкое распространение на юге Франции в XIII веке и с которыми тамплиеры были в большой связи, всячески укрывая их от гнева папы римского.
Это поклонение богу материи и зла неизбежно привело к тому, что храмовники стали всерьез интересоваться теми механизмами, которые и управляли реальным, а не духовным миром. Если все средневековье смотрело на мир с точки зрения чего-то преходящего, тварного, суетного, не заслуживающего внимания истинного христианина, то тамплиеры, благодаря своему дуализму, прекрасно понимали, что этот материальный мир не столь призрачен, что знание законов, по которым он действует и живет, может дать неограниченную власть. Впервые за все средневековье, обратив внимание на огромную роль денег, храмовники решили соединить и привести к одной цели и силы добра и силы зла.
Деньги в эпоху средневековья имели следующий эквивалент - это один фунт чистого золота. Вот основа основ, вот тот атом, тот священный первоэлемент, тот архимедов рычаг, с помощью которого рыцари храма решили перевернуть мир с ног на голову. И в связи с этим следует отметить, что в парижский орденский храм был помещен образцовый золотой ливр (фунт), служивший идеальной монетой для всего французского королевства.
Другой, более поздний, стандарт соответствовал монете, содержащей от 3 до 5 граммов чистого золота и отчеканенной во Флоренции (флорин) или в Венеции (дукат) в середине XIII века. Но эту первоматерию бытия суждено было уже использовать в своих целях тем, кто продолжил дело тамплиеров после официальной гибели ордена.
При казначее же находился и портной, снабжавший всю братию платьем. Каждому рыцарю полагалось иметь три лошади, одного оруженосца и один шатер. Все члены получали одинаковые пайки, скромное, но самого лучшего качества одинаковое оружие. Было точно определено, сколько полагалось каждому брату одежды, постельных принадлежностей и оружия. Эта бережливость скряги, как ни странно, великолепно сочеталась у тамплиеров с истинно благородным рыцарским духом. Они копили деньги не для себя, а для неведомой и тайной Великой Цели.
Тамплиеров воспитывали как прекрасных воинов. По преданию, каждый их них в бою должен был стоить двух или трех рыцарей врага.
При взятии Аскалона они показали все свое отчаянное безумство в бою. Защитники города попытались было поджечь осадные сооружения атакующих, но ветер подул в их сторону, огонь охватил стены и вскоре образовалась брешь. Тут же все нападавшие ринулись к пролому. Однако по приказу Великого Магистра, тогда ещё де Моле не был удостоен подобной чести, в этом месте устраивают затор. По замыслу, в город первыми должны были ворваться лишь воины Храма, дабы удивить всех своей доблестью и мужеством. Сам Магистр, показывая пример безумной храбрости, въехал на своем скакуне впереди небольшого отряда в город, численность гарнизона которого превосходила численность его воинов в несколько десятков раз. На огромной скорости на глазах опешившего населения они промчались по узким улицам к самому центру. Их бородатые лица излучали в этот момент огонь. Они летели на своих скакунах в красивых белых плащах с красным крестом под развивающимся бело-черным знаменем, готовые распрощаться с жизнью в смертельной схватке, и несмываемый пот придавал бронзовый отлив их благородно-саркастической и устрашающей улыбке...
Ничего не замечая в своей безумной скачке, тамплиеры даже не обратили внимание на то, что подкрепление не способно пробраться к ним на помощь. Доскакав до противоположной стены и оказавшись в тупике, рыцари только сейчас смогли оценить свое отчаянное положение. Посмотрев друг на друга, толком так и не поняв, зачем надо было совершать подобное безумство, тамплиеры ринулись на полчища врагов вслед за своим Магистром. Какой-то турок нанес ему удар копьем, лошадь воина упала на колени, сам Магистр перелетел через голову, затем быстро поднялся с мечом в руке, готовый дорого продать свою жизнь. Рыцарь свиты, мессир Антуан де Лорей, подает знак Магистру укрыться в разрушенном доме. Он прикрывает отход своего начальника и погибает в бою. Оставшиеся в живых тамплиеры окружают кольцом пешего Магистра. Они движутся к разрушенному дому, чтобы занять оборону. Еще один рыцарь свиты, мессир Грандис де Савойя ранен в оба плеча, "и рана была столь велика, что кровь текоша, словно родник", затем ещё один рыцарь оказался ранен обломком сабли в лицо так, что "нос падоша на уста". Но каждый борется как лев. И все, включая Магистра, погибают в неравном бою, так и не дождавшись подмоги. Безумный и славный день! Безумный и славный подвиг то ли во имя Господне, то ли в честь демона Богомета!
