"Папа!-крикнулапрямовухоЛена-Скорейсмотри!Израиль!Родина!"
Да, вот это была заграница, вот это была Америка!
Все до горизонта сияло и сверкало ночными огнями. Огни скользили и неслись по бесчисленным автострадам. Вся страна - один огромный город! Лернеры ступили на Святую землю и шли, жадно глядя по сторонам. Никакой нелюди, ждущей их, чтобы унизить не было и в помине. Напротив, все встречные им дружески улыбались. На лестнице к верхним залам аэропорта стояли нарядные дети с белоголубыми флажками и непривычно звонко, искренне и счастливо им что-то пели на иврите.
"Ну, нету сыновей Репы?" - спрашивала Женя, вертя головой. "Откуда я знаю? - возбужденно отвечал Илья, страстно желая, чтобы прав оказался Репа, а не норковая дама. - Объявят по радио, если они здесь"
"Папа, а ведь тут лето! Смотри - пальмы! И ни одного, кроме нас, нет в пальто."
В зале оформления документов стояли столы с нарезанными яркими свежими сочными апельсинами и вкуснейшими напитками - даром! По радио объявляли фамилии и номера кабинок, но Лернеры все ждали, что по радио их позовут сыновья Репы...
Но их позвали только в кабинку. Шустрый вежливый чиновник удивительно быстро и умело оформил документы, удостоверяющие гражданство Израиля всей семье, выдал незнакомые деньги и спросил, куда они намерены ехать. "Вообще-то нас должны были встретить и отвезти в Иерусалим - неуверенно сказал Илья. - Но почему-то не встретили..." "У вас есть иерусалимский телефон ваших друзей? Тогда звоните вон оттуда. Бесплатно. Не исключено, что они просто с вами разминулись."
Оба телефона уныло отвечали длинными гудками.
Илья вернулся в кабину. "Вообще-то мы бы хотели поселиться в Хайфе, робко сказал он чиновнику. - Можно?" "Конечно. К кому?" "А что, можно только к родственникам?" "Можно куда угодно и к кому угодно. Но надо же сказать водителю, куда вас отвезти." "А если никого у нас в Хайфе нет?" "В гостиницу хотите?" "А места есть?" "Разумеется." "Тогда, конечно!"
Чиновник простучал что-то на компьютере и отдал Илье: "Отдадите водителю на площади".
Водитель, высокий черноглазый и белозубый красавец, весело погрузил их вещи в такой "мерседес", на каком Лернерам сроду не приходилось кататься. И все это - бесплатно!..
Машина понеслась по совершенно американским хайвеям, по широчайшим эстакадам, в море огней и машин вокруг. "Вот это жизнь, ничего себе!" крикнула Лена, сверкая счастливыми глазами.
"From where had you gone here?" - блеснул Илья своим английским к восхищению жены и дочери.
"Where I'm from? - понял водитель, без конца счастливо лучащийся белозубой улыбкой и обволакивающий Лену и Женю бархатным томным взглядом, My family is from Morocco, if you please".
"Марокканец", - горячо зашептала Лена, в ужасе глядя на веселого красавца. А тот как пушинки отнес к стойке гостиницы их вещи, с хохотом, похлопав Илью по плечу, отказался от чаевых и отбыл, помахивая издали рукой. Теплая ночь стояла над тихой душистой Хайфой. Человек у стойки быстро и молча, тоже улыбаясь, что-то выписал Илье и отдал ключи от номера.
"Илья, позвони Хмельницкому, - вдруг сказала Женя очень серьезно. Смотри, мы отдали ему пятую часть всех наших шекелей..."
Хмельницкий был ленинградским коллегой Ильи, всегда готовым к услугам восходящему гению, без пяти минут Нобелевскому лауреату. Перед отъездом три месяца назад он оставил Илье, на всякий случай, свой хайфский телефон - он ехал к родственникам-старожилам, которые зараннее сняли ему квартиру.
"Неудобно звонить так поздно, - пытался отмахнуться Илья. - Поживем пока здесь, оглядимся, завтра Репы проявятся..."
"Не проявятся, - непривычно жестко отрезала Женя. - За сколько дней ты заплатил?" "Я думаю, за месяц". "А вдруг только за неделю?" "Ты шутишь, такие деньги..."
Портье неожиданно понял, о чем они спорят и показал один палец. "One month?" - спросил Илья с надеждой. "No, sir, - счастливо рассмеялся израильтянин. - It's for night only."
"Что он сказал?" "Он говорит... что мы заплатили за ... один день".
Портье любезно разрешил Илье позвонить со своего аппарата.
"Олег, - кричал Илья.- Мы уже здесь. Мы в гостинице на улице Кармелия." "Ты с ума сошел! Почему не прямо ко мне из аэропорта? Ты уже заплатил? Сколько? Нет, ОНИ денег обратно не возвращают. Ночуйте, а завтра утром к вам приедет Веничка, и вас заберет к нам. Все, спокойной ночи..."
"Неудобно вас стеснять," - начал было Илья, но Олег непривычно жестко оборвал его: "Мы и не позволим нас стеснять. За два-три дня мы вам поможем снять квартиру, а пока надо срочно оставить гостиницу..."
В номере оказалось сыро и холодно. Мир вокруг казался уже не теплым и радостным, а снова беспощадным и опасным. Норковая дама снова пинала ногой свой зонтик и содрогалась в рыданиях...
Лена забралась в старый российский спальный мешок, а родители завернулись во все, что было в комнате, Все трое продрожали до утра.
А утро было солнечное, ясное. С балкончика за трисами голубел теннисный корт с играющими поутру юношами, двигались красивые машины и автобусы по крутой улице, все вокруг сияло зеленью и голубизной, подчеркивающими белизну ажурных восточных зданий. Израиль... 3.
Хмельницкие снимали на три родственные семьи огромную квартиру с застекленной стеной в сторону моря. Квартира словно парила на самолетной высоте. Под ее крылом простирались крыши нарядного города до самого порта, после которого до горизонта широко искрилась необозримая ширь Средиземного моря. Квартира показалась Лернерам виллой миллионера. И завтрак казался неслыханно вкусным по совковым понятиям. Перекусив, хозяева заторопились "в ульпан" - учить иврит - и оставили Лернеров одних.
Илья набрал снова Иерусалим. Репы, оба, не отвечали. Оставалось только ехать по указанному в бумажке Олега маршруту.
Все эти Ривки, Тами, Рути профессионально и привычно втянули их в безупречно организованную цепочку оформления, которая заняла полдня, а в Союзе потребовала бы месяцев и лет. Уже знакомые с ценами на автобус, они повсюду бегали пешком, с улицы на улицу, обалдело останавливаясь у витрин лавочек, переполненных дефицитом и только дефицитом, который к тому же тут же предлагали гортанными выкриками: "Давай-давай, Горбачев тов!" То же касалось и прущих в глаза сияющих деликатесов с умопомрачительными запахами. Если Лена и заикалась робко о покупке электронных часов за пять шекелей, то родители тут же делали страшные глаза.
В очереди их уже просвятили: покупать только на шуке-рынке, в лучшем случае - в супермаркетах, готовить только самим, никакого общепита, иначе денег не хватит и на четверть срока до следующего такого же мизерного пособия. Приехали за месяц сразу десятки тысяч - всех не накормишь, прокормить бы...
Когда Лернеры к вечеру, голодные и досмерти усталые появились у Хмельницких, те, все три семьи, сосредоточенно и целенаправленно звонили по телефонам разных Эдиков, Вер, Миш и прочих маклеров - искали жилье незванным гостям. Илья, чувствуя всеобщее напряжение и нетерпение, едва решился попросить разрешения позвонить в Иерусалим. Дескать, удивительно, что Репы их не встретили в аэропорту.
"Может быть с ними что-нибудь случилось," - тревожно предположил он.
Олег как-то дико взглянул на Илью. Он вообще стал резким, злым, растерял улыбчивость, которая его некогда так украшала. Теперь же его прямо перекосило: "Случилось?- прошипел он. - С НИМИ? Может быть, с тобой?.."
О Репах он слышал от Ильи еще ТАМ, но помалкивал.
После серии длинных гудков один из телефонов неожиданно ответил.
Володя Репа говорил отрывисто и неохотно: "Лернер? Не знаю. Какой Абрам Александрович? Мой отец? Этот старый дурак вечно что-то перепутает. Нет, ничего не получали. Нет, ничего не знает и брат, можете и не спрашивать. Старик вечно дает всем наши телефоны. Я же говорю - из ума выжил. Некуда деньги девать, фирму придумал. Нет, ничего не пропало. Там у него и лежит где-то в Ленинграде. Вы шутите, переправлять сюда все еврейские изобретения. И нафиг они здесь нужны? Своих открытий и научных трудов девать некуда. Вы в еврейской стране, мой милый, здесь одни гении. Приятной абсорбции, леhитраот..."
На Илью страшно было смотреть. Веничка Хмельницкий прыснул от смеха и увлек Лену в свою комнату. Женя сразу вспотела и осторожно коснулась руки мужа. Тот раздраженно выдернул руку.
Домочадцы Олега с новой энергией бросились звонить маклерам.
Тут раздался звонок в дверь. Ворвались какие-то странные бесполые личности, заверещали по-английски. Хмурые Хмельницкие мгновенно рассиялись улыбками, запасенными на этот случай. Начался светский разговор о чем-то, чего Лернеры не могли постичь, глупо улыбаясь, жалко кивая невпопад, когда обращались к ним.
Они не знали языков. Им это было не нужно, пока они жили в своей необъятной стране, казавшейся такой незыблемой. Они никогда не помышляли об эмиграции, не готовились к бытовому общению с иностранцами без переводчика.
Шустрым иностранцам-израильтянам ненавязчиво объяснили, что это совсем другие "руситы", которых надо поскорее сплавить в нижний город, не нашего с вами поля ягоды. Те понимающе улыбались убогим.