А теперь о себе-то тебе расскажу, - продолжала старушка. - Наше-то дело какое... а? Видел попа-то? Заметил, как он по сторонам оглядывается? А все от страху... Так всего и боимся: щелкнет где, стукнет - у нас и душа в пятки. Уж, кажись, чего бы и бояться: нас, стариков, никуда не подернешь, а молодых не осталось... Так вот и маячим да со дня на день ждем какой-нибудь беды. С требой как-то приехали за попом, так он со страху на погреб залез... Едва оттуда его вытащили. Ей-богу... И грех и смех! Так в худых душах* и живем: ни живы мы, ни мертвы, а один страх... Вот я тебя и хотела спросить насчет этого: долго еще нам в худых-то душах жить? Прежде вот холерные годы бывали, тоже вот солдатчина, а нынче в худых душах живем. Погляжу это я кругом-то и точно отемнею, ничего не понимаю. Как уж мы и жить будем - одной царице небесной известно...
______________
* "В худых душах" - равносильно при смерти, в ожидании смерти. (Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)
Старушка, очевидно, спрашивала только для формы, чтобы поделиться своим горем с живым человеком. Она не ждала моего ответа и смотрела куда-то в сторону, опустив голову. А летняя ночь была уже на исходе; окутывавший нас мягкий сумрак сменился белесоватым светом занимавшейся зари. Звезды тихо гасли; только две или три продолжали еще теплиться мигающими блестками. Небо было серо. Откуда-то набегал слабый ветерок, безыменная птичка беззаботно и весело заливалась на ближайшей черемухе. Могучим покоем веяло от этой незамысловатой картины, которая с первым солнечным лучом проснется разом в тысячах звуков и красок. Но теперь этот покой природы заставлял подозревать что-то скрытое, недосказанное, что, казалось, висело в воздухе... Вот в этой сочной зеленой траве, подернутой утренней росой, с виду тоже тихо, как и в воздухе, но сколько в этот момент там и здесь погибает живых существований, погибает без крика и стона, в немых конвульсиях. Одна букашка душит другую, червяк точит червяка, весело чирикающая птичка одинаково весело ест и букашку и червяка, делаясь в свою очередь добычей кошки или ястреба. В этом концерте пожирания друг друга творится тайна жизни...
- Гляди-ко, гляди... - зашептала таинственно матушка Руфина, толкая меня своей короткой ручкой.
В это время двери сеней домика о.Якова слегка приотворились, и в них показалась седая голова самого хозяина. Он осторожно и подозрительно огляделся кругом и вышел во двор. Где-то глухо стучала деревенская телега, старик долго прислушивался к удалявшемуся стуку, а потом, озираясь по сторонам, подкрался к воротам и припал глазом к узкой щели в полотнище калитки. Что-то такое жалкое и несчастное было в этой старческой фигуре, которая теперь стояла у ворот в положении насторожившегося зайца...
ПРИМЕЧАНИЯ
"В ХУДЫХ ДУШАХ..."
Рассказ
Впервые напечатан в "Вестнике Европы", 1882, № 12, с подзаголовком "Люди и нравы в Зауралье". Подзаголовок сохранен в первом издании книги "Уральские рассказы". М., 1888. Критика положительно отозвалась о рассказе. Рецензент журнала "Северный вестник" (1888, № 9) писал о нем как об одном из лучших произведений, напечатанных в "Уральских рассказах", однако указал, что подзаголовок не вполне соответствует содержанию рассказа. "Изображаются "люди", каких в Петербурге, конечно, больше, чем в Зауралье, и рисуются нравы не совсем обыкновенные для глухого медвежьего угла". Подзаголовок снят автором в третьем издании "Уральских рассказов" (М., 1899).
Рассказ был написан в пору тяжелой реакции, наступившей в стране после убийства народниками Александра II. Изображение трагической судьбы талантливых и самоотверженных детей матушки Руфины являлось резким протестом против полицейского бесчинства, гневным осуждением атмосферы тягостной подозрительности, политических доносов, слежки и преследований.
С. 3. Абориген - коренной житель.
Тебеневки - пастбища.
С. 4. Изгребной холст - грубый холст, сотканный из оческов льна.
С. 5. Сабан - род примитивного двухколесного плуга.
С. 9. Нанковый - сделанный из нанки - грубой хлопчатобумажной ткани.
Казинет - плотная бумажная или полушерстяная ткань.
С. 14. Люстрин - шерстяная или полушерстяная ткань с глянцем.
С. 16. Шадривый - рябой.
С. 21. ...за боляры и за вои - буквально: за бояр и за воинов. Здесь употреблено в переносном смысле: наивная матушка Руфина молится за обидчиков и за обиженных.
С. 25. Треба - отправление церковного обряда по заказу кого-либо из верующих прихожан (исповедание умирающего, молебствие и т.п.).
А.Груздев
