Сашка скоро затих - взрыв протеста отнял все силы. И с гулкой, больной головой стал проваливаться в сон... глубже, глубже... он спал. Спал впервые с того злополучного вечера, когда нездоровая липкая дрема одолела его. И снился ему странный сон - видел он, что летает! Но там, во сне не было больше пухлого Пончика, не был он неуклюжим нелепым подростком... Над лесом, над полем, в тумане едва пробужденного дня летела гордая и дерзкая птица. И только ветер рвался навстречу, а её мощным крыльям все нипочем что им ветер?! Ведь эта птица была любого ветра сильней...
И птицей этой был Александр. И был он свободен.
Глава 3
ЧЕРНАЯ ТЕНЬ
Лариса Борисовна вернулась довольно поздно очень усталая. Еле дошла: ноги гудели, вены на них вздулись и покраснели. С Валей они распрощались той уж пора было на вокзал, она сегодня же отбывала в Питер на "Красной стреле".
Охая и постанывая негромко, Плюха скинула туфли, с наслаждением надела мягкие тапочки и покачиваясь, как баркас в непогоду, побрела к себе в комнату. Там она вынула из сумки довольно объемистый твердый предмет, завернутый в чистое полотенце, развернула... и в сумрачной комнате тускло сверкнула бронза. То была статуэтка какого-то идола, сидящего в позе лотоса подвернув под себя ноги и сложив руки на груди. Его раскосые узкие глаза в упор глядели на женщину, и на миг ей стало не по себе.
- Что ж, - вздохнула она, - если это сынуле поможет... пускай.
Она сняла с тумбочки свою любимую вазочку из синего хрусталя и статуэтку фарфоровой балерины, застелила её крахмальной кружевной салфеточкой и водрузила идола посередине. Сходила на кухню, принесла блюдечко с молоком и тарелку с печеньем и поставила эти нехитрые дары перед бронзовой статуэткой. Зажгла ароматические тонкие палочки, вставила их в чистый стаканчик, и тотчас терпкий и густой дымок змейками заструился по комнате. Потом она снова вздохнула, немного подумала, сложила просительно руки на груди и жарко молитвенно зашептала.
- Ты... ох, и не знаю как обращаться к тебе... Ты, божочек, нам помоги. Ты сыночке моему помоги, Саше! Сделай так, чтоб его мечты исполнились - я знаю, он много мечтает... И пусть у него головка не болит его так головные боли измучили! И пусть он будет счастливый, пускай живется ему легче, чем мне. Я ведь так намучилась! Да, ты, наверное, все знаешь ты ведь бог! Очень прошу, пожалуйста! А я тебя кормить буду, палочки жечь, маслице вот особое дали мне! Ой, а я про него и забыла...
Она торопливо порылась в сумке и достала маленький пузырек с благовонным маслом. Капнула несколько капель на блюдечко, и всю комнату затопил терпкий запах сандала. От этих непривычных восточных курений и ароматов у Ларисы Борисовны закружилась голова. Она покачнулась, комната перед ней поплыла, стала двоиться, и неуклюже, как-то боком она бухнулась на свою продавленную тахту. Посидела немного... и вроде стало полегче.
- Ну вот, лягушка, допрыгалась! - в который раз за этот волнительный день вздохнула Лара и стала тереть виски. - Надо к сыночке заглянуть, кивнула она божку, который пристально глядел на неё со своего пьедестала, как он там? А то уж полдня, глядишь, к нему не ходила - не дело это, так ведь? Не дело!
Она тяжело поднялась и пошлепала к сыну в комнату. Тот спал и хрипло дышал во сне. Даже тихонько постанывал. Она с любовью наклонилась над ним, сдунула с взмокшего лба прилипшую темную прядь...
- Ну вот, заснул ты, Сашуля, и славно! И хорошо... Спасибо Валечке, что сходить к магине мне присоветовала. Это её божочек тебе, сынуля, помог, он, не иначе!
Она оглядела комнату и, щурясь, - в комнате было темно, - приблизилась к подоконнику. Вот отцветающие пеларгонии, вот плющ восковой, аспарагус... Но горшочка с её любимым кактусом не было.
- Эй, дружочек мой, где ты? - шепнула она, беспомощно шаря руками по подоконнику. И тут только заметила, что окно приоткрыто. - Как же так? Я же сама его наглухо закрывала!
Недоброе предчувствие приливом крови застучало в висках. Она ахнула, заторопилась, напялила туфли и, спеша, спустилась по лестнице... Вот и палисадник под окнами - заброшенный, весь заросший снытью и сорняками. Над головой тревожно шумела береза - поднимался холодный порывистый ветер, неласковый спутник поздней московской осени.
Тьма. Ноябрь...
Под чахлой кривенькой елочкой, не смевшей тягаться с раскидистой вольной березой, застившей свет всему, что росло под её ветвями, валялся разбитый горшок. Она его сразу признала, верней не его, а то что от него осталось: бежевые глянцевитые черепки с зеленой полоской по краю. Плюха сдавленно вскрикнула и схватилась за сердце. Задыхаясь, присела на корточки и стала звать:
- Дружочек мой! Как же так... где же ты?!
Ее рука, шарившая на земле, укололась о пучок острых иголок. Лариса Борисовна, наконец, отыскала его - свой кактус, своего друга по имени Звездочка... От удара о землю он разорвался на части и был разметан по влажной холодной земле.
Плача, она упала в траву. Из окна первого этажа высунулась седенькая головка в платочке, она принадлежала соседке Евдокии Михайловне. Та часами сидела в кухоньке у окна и глядела во двор. Евдокия Михайловна после инсульта была частично парализована, а следил и ухаживал за ней внук Димка.
- Лариса Борисовна! Ларочка, что с вами?
- А? - та машинально обернулась на зов, хотя сейчас плохо соображала. - Я... это ничего. Ничего...
- Димка! - крикнула старушка куда-то в глубину своей комнаты. - Беги вниз, Ларисе Борисовне плохо!
И через минуту рослый детина буквально втащил на пятый этаж Ларису Борисовну - ноги у той совсем отказали. Он помог ей переодеть тапочки и попытался было отобрать у неё какой-то кусочек живой клочкастой плоти с колючками - огрызок кактуса, на котором болтались жиденькие корешки... но она не дала.
- Это, Димочка, кактус мой. Он хотел зацвести. Но вот видишь... беда с ним вышла. Упал он - вывалился из окна.
- А че это? - хмуро полюбопытствовал Димка. - Окна-то вы всегда закрытыми держите, я ж знаю как сквозняков боитесь...
- Не знаю как, - она обнимала ладонями то, что осталось от кактуса, нежно как птичку. - Может, ветер, может ещё что... Я попробую, Димочка, попытаюсь его прирастить. Вдруг приживется. Ну, спасибо тебе. Ты к нам заходи, Сашулю проведай, он болеет у нас...
Она, сгорбившись, потащилась на кухню и посадила обрывок с колючками в новый горшок. Отнесла к себе в комнату, поставила на подоконник, взглянула на статую... и ей показалось, что у той загорелись глаза... Легла и уже не вставала. На следующий день утром Сашка, напрасно прождав с полчаса, когда мать как обычно позовет его завтракать, наведался к ней. Она неподвижно лежала на спине с открытыми глазами, которые были какими-то мутными. В них затаилась тоска. Он склонился над ней, потряс за плечо.
- Мам, что с тобой? Тебе плохо?
Мать не ответила. Ведь она поняла, что случилось - поняла, что только сын - её ненаглядный сыночка мог открыть шпингалет, распахнуть окно и выбросить кактус вниз с пятого этажа. И это открытие разбило ей сердце.
- Мам, давай я врача вызову!
Поняв, что мама не говорит, Сашка бросился к телефону и вызвал скорую. Та приехала быстро, врач нашел у Ларисы Борисовны микроинфаркт и её решили везти в больницу.
- Это ненадолго, я думаю, - успокоила молодая докторша растерянного парня, - мама твоя поправится. А ты её навещай. Раз болеешь - сейчас с нами ехать не надо. Вот тебе адрес, а часы посещений у нас вечером с пяти до семи. Деньги-то у тебя есть?
Он отрицательно покачал головой. Денег не было, ну и плевать - займет у соседей! Зато теперь - вот она, желанная свобода! Стыдно признаться, но в глубине души Саня был даже рад, что мать забирают в больницу. Ведь впереди несколько дней вольной волюшки... у него даже голова разом перестала болеть!
- Ты тете Оле сейчас позвони, - с трудом выговорила Лариса Борисовна, - скажи ей, где я. И пускай приглядит за тобой.
- Я все сделаю, мам, не волнуйся! Только ты выздоравливай... ладно?
Она взглянула на него, и в этом взгляде на сына что-то новое появилось. Испытующим, что ли, был он, а может быть укоризненным... Ее безоглядная и слепая любовь словно впервые прозрела, и от этого жизнь стала ещё мучительней, ещё тяжелей. Мать впервые задумалась: нужна ли она ему, любит ли он её, если смог вот так поступить с тем, что было для матери всего дороже... после него самого.
Он хотел спуститься вниз вслед за санитарами, уносящими носилки, на которых лежала мать, но она не позволила - велела дома остаться.
- Вот поправишься - тогда и придешь ко мне... с тетей Олей. Один по городу не ходи - только в школу. Это близко, не страшно - дорогу не надо ведь переходить...
Кивнула ему, губы было скривились, но сдержалась она, не заплакала. С тем и увезли Ларису Борисовну в городскую больницу.
А Сашка сел у окна и принялся думать. Что бы выкинуть этакое, что учинить? У него был один день - один-единственный день свободы! Тете Оле он, естественно, сразу же позвонил, и та сказала, что завтра приедет и останется с ним, а сегодня не может - сегодня у них в бухгалтерии проверочная комиссия. Так что... Ух! Дух захватывало! Делай, что душенька пожелает! У него сразу сил прибавилось, и словно спала какая-то пелена точно он не болел, а просто кто-то накрыл его тяжелым и затхлым застиранным покрывалом. Накрыл и чуть-чуть придушил. Но кто? И зачем? Нет, ясно странное творилось с ним что-то, и это "что-то" занимало парня гораздо больше чем болезнь матери.
