и сам не писал никому. Жил старик замкнуто, друзей не имел, но Марии явно симпатизировал.
– Красивая ты девка, Мария. В свое время, ох, как бы я за тобой приударил, не отвертелась бы, милая, от меня! – при каждой встрече говорил ей старик.
Мария в ответ только слегка иронично улыбалась и опускала глаза. Но не только старик отмечал красоту молодой женщины. На стройке случайно увидел тонконогую стройную красавицу инженер строящегося аэропорта. Это был видный статный мужчина лет под сорок. Высокий выпуклый лоб с залысинами, прямой нос, крупные губы над твердым подбородком, статный, он никогда не испытывающий недостатка женского внимания. Мария привлекла его не столько своей красотой, а какой-то отрешенностью во взгляде, необычайной женственностью, сквозившей в каждом ее движении и позе, которую невозможно было скрыть ни под грубыми кирзовыми сапогами, ни под бесформенной ватной фуфайкой.
Дмитрий Иванович, так звали инженера, привел ее в свою комнату в таком же бараке, в какой жила Мария, но более чистом и теплом. В тот же вечер она осталась у него. О любви Дмитрий Иванович никогда ей не говорил, но то, что восхищался ее внешностью и жалел за выпавшие на ее долю страдания, не вызывало у Марии сомнений. А что это, если не любовь? О себе она почти не рассказывала, так, несколько зарисовок из жизни в Германии. О фрау. Когда же он ее спрашивал о Жане, она сразу замыкалась, лицо каменело, и только одна эмоция еще долго отражалась на ее красивом лице – отчуждение.
Дмитрий Иванович устроил ее секретарем в администрацию стоящегося аэропорта, и Марии впервые за десять лет любовалась своими ухоженными руками с красиво подстриженными ногтями.
В первый же месяц она забеременела и в положенное время родила сына. Как же Дмитрий Иванович радовался – у него сын, его наследник! А через месяц после рождения сына они расписались. Так в тридцать с небольшим лет Мария стала законной женой мужчины, пользующегося уважением и авторитетом, и счастливой матерью.
На день рождение муж подарил ей отрез трофейного шифона ярко бирюзового цвета и черный панбархат. В два дня Мария из шифона сшила себе нарядное платье. Когда она вышла в обновке, отодвинув занавеску, загораживающую детскую кроватку, муж не смог сдержать своего восхищения:
– Какая ты красавица, Машенька!
«Видел бы меня сейчас Жаночка», – с грустью думала она, вальсируя перед мужем в нарядном платье.
А через полгода пришла в их дом беда – умер от скарлатины ее первенец. Вторая беременность Марии также закончилась трагично. Ребенок – снова мальчик, умер, прожив только десять дней от роду. Так, на местном кладбище в вечной мерзлоте у нее появились две маленькие могилки.
Но видно бог не оставил Марию. Через два года она родила здоровую девочку. Ей уже к этому времени исполнилось 36 лет, а мужу – 44. Как они радовались малютке, души в ней не чаяли! Молока у Марии было много, девочка еле хорошо, росла спокойным, здоровым ребенком и больших хлопот своих уже немолодым родителям не доставляла.
Муж настоял, чтобы Мария уволилась с работы и занималась только воспитанием дочери. Внешне все было хорошо – муж хорошо зарабатывал, семья жила в достатке, дочка – мамина-папина радость. В поселке им многие завидовали. Но Мария стала замечать изменившееся поведение мужа по отношению к ней. Он стал все чаще задерживаться на работе, приходил поздно, когда уже дочка спала. Молча ужинал, уставясь в тарелку. На все ее попытки поговорить, отвечал односложно, ссылался на усталость. А она целый день одна с ребенком, кроме магазина и детской поликлиники никуда и не ходила, особо ни с кем и не общалась, подруг за эти пять лет она так и не завела, и невнимание мужа, его непонятная отчужденность больно ранили ее уже почти зарубцованное сердце.
Поселок маленький, все друг о друге все знают, новости и сплетни распространяются как огонек по сухой поленнице. Вот до Марии и дошли – «загулял твой мужик», принесла сорока на хвосте. В отдел, возглавляемый Дмитрием Ивановичем, приехала по распределению молодой специалист. Сначала их сблизили общие интересы – оба ленинградца, а потом между ними вспыхнули чувства. И разница в возрасте почти в 20 лет не была помехой.
Поселившаяся в сердце Марии обида, как змея, пригревшаяся на солнце после зимы, свернулась клубком и счастливых пять лет не поднимала головку с ядовитым жалом. «Я дома одна целый день с маленьким ребенком, горячий ужин всегда на столе, чистота, сама еще хороша собой, а он на сторону заглядывается, ученую молодуху завел», – зашептала змейка-обида Марии. То, что у нее с мужем никогда не было общих интересов, существующая разница в уровне образования, все это привело к тому, что, собственно, поговорить им кроме как семейных дел было не о чем. Но Мария тогда об этом не задумывалась и во всем винила только мужа и молодую разлучницу. Она даже хотела пойти в партийную организации с жалобой на мужа-изменника, да вовремя опомнилась.
Обычно после обеда она гуляла с дочкой и по пути заходила в магазин – самое популярное место в их поселке. Вот там она и почувствовала, как за ее спиной женщины перешептывались, а некоторые и злорадно посмеивались. Марию в поселке не любили, многие завидовали ее семейному благополучию, удачному, как считали замужеству. А тут вдруг и ее прошлое ей припомнили, и подзабытое прозвище снова всплыло – «французская подстилка». Так ей стало невыносимо тяжело сердце, а поплакаться со своей бедой пойти было не к кому, не к старику же, к Яну Петровичу идти.
И в тот вечер впервые в жизни она устроила мужу скандал. Она кричала, обзывала его «предателем и изменником», «плохим отцом», даже попыталась разбить две тарелки. Дмитрий Иванович сидел за столом, сложив перед собой руки и сосредоточив на них свой взгляд. За все время ее истерики не проронил ни слова. Когда же Мария на время затихла, он поднял на нее усталые глаза и тихо спросил:
– Маша, а ты меня когда-нибудь любила?
Мария сначала растерялась, потом в прежнем истеричном тоне начала:
– О чем ты? Я родила от тебя троих детей! Всегда старалась быть хорошей женой, целый день верчусь как белка в колесе, чтобы и чистота в доме, и обед на столе!
– Ты не о том, Маша. Ты хорошая мать и жена, но меня ты никогда не любила. Никогда! – с чувством сказал он. – Да и себя ты запустила, перестала развиваться, обабилась, только в халате тебя и вижу. Вот когда ты в последний раз взяла в руки книгу?
– Да, мне сейчас только книги читать с маленьким ребенком на
