и брусьях; в шесть часов начинал тренировку в зале; а вечером, если хватало сил, повторял удары перед зеркалом. Но этим трудоголизм не ограничился, и Викентий завёл новое правило: превращать любую активность в тренировку. Надо было пройтись — он бегал; надо было помочь маме донести продукты с базара — он выхватывал все пакеты и поднимал кульки к груди, тем самым качая бицепсы. Даже в троллейбусе Викентий никогда не садился и не держался за ручки. Чтобы не рухнуть, ему приходилось балансировать, и так он отрабатывал уклоны.
Парень знал о недостатке в силе и выносливости, но одну проблему ему никак не удавалось решить. Это был страх. Страх получить по голове во время боя. По этой причине Викентий вытягивал левую руку и закрывал глаза, когда чей-то кулак летел к его лицу. Во время спаррингов ему проигрывали только ещё большие трусы. Страх перед дракой сидел глубоко в психике Викентия, и как только наступало время боя, — его конечности немели, а от прежней решимости оставались только мысли о бегстве. После одного из таких спаррингов тренер не выдержал:
— Да что с тобой такое?! Чего ты боишься, а? Чего?! Что морду разобьют? А?! — тренер ткнул пальцем в одну из газетных вырезок на стене. — Али, Фрейзер, все падали! Но потом они всё равно поднимались! Поднимались, бля!!! — мужчина яростно ударил грушу.
Все боксёры остановились и посмотрели на тренера. Атмосфера была настолько подавляющей, что, если бы в магнитофоне не играла зажигательная песня группы «A-ha», в зале воцарилась бы абсолютная тишина.
— Пока ты будешь бояться, любой мудак с сигаретой в зубах сможет унизить тебя. А ты будешь терпеть. Или полезешь в драку, сделаешь один удар и будешь смотреть на него, мол: «Извини, я не хотел тебя трогать».
Тренер разжал кулак и отошёл в другой конец зала. Мужчину было тяжело вывести из себя, а его советы, как правило, больше походили на анекдоты. Например, когда Викентий впервые встал у боксёрского мешка, тренер сказал ему: «Ну что ты её гладишь? С грушей надо пожестче, как с женщиной». Ещё у мужчины была привычка говорить: «Чего встали, как старые девственницы?», если парни не выкладывались в полную силу. А иногда, под конец тренировки, он ставил бодрящую музыку и сам под неё пританцовывал.
С того дня отношение к Викентию действительно изменилось: теперь его чаще ставили в спарринги. Противниками были не зелёные сверстники, а опытные мужики (некоторые из них были на двадцать килограммов тяжелее Викентия). Иногда тренер лично с ним дрался (не в полную силу, конечно). Надо признать, этот метод сработал, и к началу сентября Викентий уже не закрывал глаза и не вытягивал левую руку.
За прошедшие месяцы Викентий изменился до неузнаваемости. Во-первых, он отрастил длинные волосы (чтобы больше походить на молодого Сталлоне), а его тело стало крупнее и рельефней. Но самые большие перемены произошли в характере. Викентий больше не собирался терпеть унижения и планировал расквитаться с обидчиками. Его останавливали слова матери: «постоять за себя и не ввязаться в уличную разборку»; «быть настоящим мужчиной». К тому же Викентий слишком сильно любил бокс, чтобы марать руки в драках. Бокс был не инструментом для мести, а благородной целью. Поэтому, когда начался новый учебный год, ничего не изменилось. Викентия так же травили, а он так же не отвечал. Только теперь он не боялся агрессоров, а насмехался над ними.
Всё же у Викентия была гордость, и он придумал способ разобраться с одним из обидчиков. Ведь Шарпей тоже занимался боксом… хоть и был для спорта ходячим позором.
Викентий не торопился с местью, так как хотел выиграть во что бы то ни стало. Парень решил, что бой пройдёт только после того, как он побьёт одного из пятёрки сильнейших боксёров в зале. До того момента Викентий игнорировал учёбу и тренировался как проклятый.
Только в середине марта он добился поставленной цели: его прямой удар разбил губу взрослому дядьке. Этого было достаточно. На следующий день, во время одной из перемен, Викентий проследил за Шарпеем, который вышел покурить вместе с лучшим другом.
— Чё надо, Вика? Зубов слишком много? Ну, ты подожди, ща пацаны докурят и помогут. Нам же не сложно, да, Пчелоед? — сказал Шарпей.
Староста улыбнулся и одобрительно кивнул.
— Ты ведь занимаешься боксом, да? — спросил Викентий.
— Хе-х, а ты чё, значит, хочешь…
— Если ты не трус, давай проведём бой, — перебил Викентий. — Настоящий бой в ринге.
Шарпей бросил сигарету и приблизился.
— Какой ринг? Какой бой? Ты чё, Вика, совсем…
— Успокойся, — сказал Пчелоед, а затем посмотрел на Викентия: — Ты что, уродец, тоже на бокс записался?
— Записался или нет, это не ваше дело. А кто тут уродец, мы посмотрим после боя, — произнёс Викентий и бросил взгляд на Шарпея. — Если не согласишься, я всем расскажу, что ты трус.
— Ах, ты ж тварь!
— Заткнись, твою мать! — вновь перебил его Пчелоед и для верности влепил ему пощёчину.
На это пёс не обиделся, а наоборот, отполз на пару шагов от хозяина. Пчелоед, в свою очередь, подошел к Викентию вплотную. Мальчик сжал губы. В горле у него застрял ком. Грозное лицо и вздутые вены на лбу Пчелоеда всё ещё выглядели устрашающе.
— Ты что себе надумал, ты, кучерявый кусок говна? Думаешь, можешь Шарпея побить, да? Ну ладно, хочешь бой — будет тебе бой. А ещё, раз уж ты такой уверенный в своих силах, мы сделаем вот что: если проиграешь, даёшь нам 50 рублей.
— А… а если… вы проиграете?
После такой дерзости у Пчелоеда ещё сильнее вздулись вены и выпучились глаза. Он начал глубоко дышать носом, словно бешеный бык. В это время прозвучал звонок, однако ни Викентий, ни Пчелоед его не слышали.
— А-ха-ха, так мы ещё и проиграем? Ну да, я ж забыл. Я ж забыл, что мы проиграем! Ладно, мудила, если побьёшь Шарпея, он заплатит. А чтобы ты не тявкал о нечестной борьбе, мы тебя даже пальцем не тронем. Только в ринге, как ты и хотел. Так что давай тренируйся, спортсмен херов.
Шарпей потянул Пчелоеда за плечо, и тот понял, что опаздывает. Он
