Кстати о Крылове. Вслушивайтесь в простонародное наречие, молодые писатели, - вы в нем можете научиться многому, чего не найдете в наших журналах.
Так одевает бури тень
Едва рождающийся день.
Там, где сходство именительного падежа с винительным может произвести двусмыслие, должно по крайней мере писать все предложение в естественном его порядке (sine inversione) {1}.
Стесняет сожаленье, безумные страданья есть весьма простая метонимия.
Два века ссорить не хочу. - "Кажется,есть правило об отрицании не"...
Грамматика наша еще не пояснена. Замечу, во-первых, что так называемая стихотворческая вольность допускает нас со времен Ломоносова употреблять indifferemment {2} после отрицательной частицы не родительный и винительный падеж. Например - . . . . . . . .
Во-вторых, в чем состоит правило: что действительный глагол, непосредственно управляемый частицею не, требует вместо винительного падежа родительного. Например - я не пишу стихов. - Но если действительный глагол зависит не от отрицательной частицы, но от другой части речи, управляемой оною частицею, то он требует падежа винительного, например: Я не хочу писать стихи, я не способен писать стихи. В следующем предложении - Я не могу позволить ему начать писать стихи - ужели частица не управляет глаголом писать?
Если критик об этом подумает, то, вероятно, со мною согласится.
Младой и свежий поцелуй
вместо поцелуй молодых и свежих уст - очень простая метафора.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лед,
"в извлечении для смысла: ребятишки катаются по льду". Точно так - сие справедливое изъяснение делает честь догадливости автора.
На красных лапках гусь тяжелый,
Задумав плыть по лону вод,
Ступает бережно на лед.
Лоно не означает глубины, лоно значит грудь.
...теплотою
Камин чуть дышит
опять простая метафора.
Кибитка удалая
опять метафора.
Людская молвь и конский топ
выражение сказочное (Бова Королевич).
Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свойства русского языка.
"Как приятно будет читать роп вм. ропот, топ вм. топот" и проч. На сие замечу моему критику, что роп, топ и проч. употребляются простолюдимами во многих русских губерниях - NB мне случалось также слышать стукот вместо стук.
Если наши чопорные критики сомневаются, можно ли дозволить нам употребление риторических фигуров и тропов, о коих они могли бы даже получить некоторое понятие в предуготовительном курсе своего учения, что же они скажут о поэтической дерзости Кальдерона, Шекспира или нашего Державина. Что скажут они о Потемкине сего последнего, который взвесить смел
Дух россов, мощь Екатерины,
И, опершись на них, хотел
Вознесть твой гром на те стремнины,
На коих древний Рим стоял
И всей вселенной колебал?
Или о воине, который
Поникнул лавровой главою
Или . . . . . . . . . .
Люди, выдающие себя за поборников старых грамматик, должны были бы по крайней мере иметь школьные сведения о грамматиках и риториках - и иметь хоть малое понятие о свойствах русского языка.
ПОЭМА БАРАТЫНСКОГО "БАЛ"
Наши поэты не могут жаловаться на излишнюю строгость критиков и публики - напротив. Едва заметим в молодом писателе навык к стихосложению, знание языка и средств оного, уже тотчас спешим приветствовать его титлом гения, за гладкие стишки - нежно благодарим его в журналах от имени человечества, неверный перевод, бледное подражание сравниваем без церемонии с бессмертными произведениями Гете и Байрона. Таким образом набралось у нас несколько своих Пиндаров, Ариостов и Байронов и десятка три писателей, делающих истинную честь нашему веку, - добродушие смешное, но безвредное; истинный талант доверяет более собственному суждению, основанному на любви к искусству, нежели малообдуманному решению записных Аристархов. Зачем лишать златую посредственность невинных удовольствий, доставляемых журнальным торжеством.
Из наших поэтов Баратынский всех менее пользуется обычной благосклонностию журналов. Оттого ли, что верность ума, чувства, точность выражения, вкус, ясность и стройность менее действует на толпу, чем преувеличение (exageration) модной поэзии, потому ли, что наш поэт некоторыми эпиграммами заслужил негодование братии, не всегда смиренной, как бы то ни было, критики изъявляли в отношении к нему или недобросовестное равнодушие, или даже неприязненное расположение. Не упоминая уже об известных шуточках покойного "Благонамеренного", известного весельчака, заметим, для назидания молодых писателей, что появление "Эды", произведения столь замечательного оригинальной своею простотою, прелестью рассказа, живостью красок и очерком характеров, слегка, но мастерски означенных, появление "Эды" подало только повод к неприличной статейке в "Северной пчеле" и слабому возражению, кажется, в "Московском телеграфе". Как отозвался "Московский вестник" об собрании стихотворений нашего первого элегического поэта! Между тем Баратынский спокойно усовершенствовался последние его произведения являются плодами зрелого таланта. Пора Баратынскому занять на русском Парнасе место, давно ему принадлежащее.
Его последняя поэма "Бал", напечатанная в "Северных цветах", подтверждает наше мнение. Сие блестящее произведение исполнено оригинальных красот и прелести необыкновенной. Поэт с удивительным искусством соединил в быстром рассказе тон шутливый и страстный, метафизику и поэзию.
Поэма начинается описанием московского бала. Гости съехались, пожилые дамы в пышных уборах сидят около стен и смотрят на толпу с тупым вниманием. Вельможи в лентах и звездах сидят за картами и, встав из-за ломберных столов, иногда приходят
Взглянуть на мчащиеся пары
Под гул порывистый смычков.
Молодые красавицы кружатся около их. Гусар крутит свои усы,
Писатель чопорно острится.
Вдруг все смутились; посыпались вопросы. Княгиня Нина вдруг уехала с бала.
Вся зала шепотом полна:
"Домой уехала она!
Вдруг стало дурно ей". - Ужели?
"В кадрили весело вертясь,
Вдруг помертвела!" - Что причиной?
Ах, боже мой! Скажите, князь,
Скажите, что с княгиней Ниной,
Женою вашею?
- Бог весть, - отвечает с супружеским равнодушием князь, занятый своим бостоном. Поэт отвечает вместо князя. Ответ и составляет поэму.
Нина исключительно занимает нас. Характер ее совершенно новый, развит con amore {1}, широко и с удивительным искусством, для него поэт наш создал совершенно своеобразный язык и выразил на нем все оттенки своей метафизики для нее расточил он всю элегическую негу, всю прелесть своей поэзии.
Презренья к мнению полна,
Над добродетелию женской
Не насмехается ль она,
Как над ужимкой деревенской?
Кого в свой дом она манит:
Не записных ли волокит,
Не новичков ли миловидных?
Не утомлен ли слух людей
Молвой побед ее бесстыдных
И соблазнительных связей?
Но как влекла к себе всесильно
Ее живая красота!
Чьи непорочные уста
Так улыбалися умильно!
Какая бы Людмила ей,
Смирясь, лучей благочестивых
Своих лазоревых очей
И свежести ланит стыдливых
Не отдала бы сей же час
За яркий глянец черных глаз,
Облитых влагой сладострастной,
За пламя жаркое ланит?
Какая фее самовластной
Не уступила б из харит?
Как в близких сердца разговорах
Была пленительна она!
Как угодительно-нежна!
Какая ласковость во взорах
У ней сияла! Но порой,
Ревнивым гневом пламенея,
Как зла в словах, страшна собой,
Являлась новая Медея!
Какие слезы из очей
Потом катилися у ней!
Терзая душу, проливали
В нее томленье слезы те:
Кто б не отер их у печали,
Кто б не оставил красоте?
Напрасно поэт берет иногда строгий тон порицания, укоризны, напрасно он с принужденной холодностью говорит о ее смерти, сатирически описывает нам ее похороны и шуткою кончит поэму свою. Мы чувствуем, что он любит свою бедную страстную героиню. Он заставляет и нас принимать болезненное соучастие в судьбе падшего, но еще очаровательного создания.
Арсений есть тот самый, кого должна была полюбить бедная Нина. Он сильно овладел ее воображением и, никогда вполне не удовлетворя ни ее страсти, ни любопытству, должен был до конца сохранить над нею роковое свое влияние (ascendant).
В ЗРЕЛОЙ СЛОВЕСНОСТИ ПРИХОДИТ ВРЕМЯ...
В зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и к странному просторечию, сначала презренному. Так некогда во Франции blases, светские люди, восхищались музою Ваде, так ныне Wordsworth, Coleridge увлекли за собою мнения многих. Но Ваде не имел ни воображения, ни поэтического чувства, его остроумные произведения дышат одною веселостию, выраженной площадным языком торговок и носильщиков. Произведения английских поэтов, напротив, исполнены глубоких чувств и поэтических мыслей, выраженных языком честного простолюдима. У нас это время, слава богу, еще не приспело, так называемый язык богов так еще для нас нов, что мы называем поэтом всякого, кто может написать десяток ямбических стихов с рифмами. Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность, поэзию же, освобожденную от условных украшений стихотворства, мы еще не понимаем. Опыты Жуковского и Катенина были неудачны не сами по себе, но по действию, ими произведенному. Мало, весьма мало людей поняли достоинство переводов из Гебеля, и еще менее силу и оригинальность "Убийцы", баллады, которая может стать наряду с лучшими произведениями Бюргера и Саувея. Обращение убийцы к месяцу, единственному свидетелю его злодеяния,
