— А не опасно? спросилъ Конуринъ.
— Что-же тутъ можетъ быть опаснаго! отвѣчалъ контролеръ. — Смотрите, море какъ паркетъ. Тишина…
— Впрочемъ, и то сказать, на огненную гору Везувій третьяго дня лазали, такъ ужъ чего тутъ!..
— Надо только поспѣшить во время морскаго отлива въѣхать въ этотъ гротъ и во время отлива выѣхать, а то при приливѣ можно тамъ на долго остаться.
— Ой! Какъ-же это такъ? Тогда Богъ съ нимъ и съ гротомъ, проговорилъ Николай Ивановичъ.
— Не безпокойтесь, не безпокойтесь. Пароходъ подойдетъ къ гроту именно во время отлива и гребецъ и ввезетъ и вывезетъ васъ безъ задержки.
— Послушайте… Поѣдемте и вы съ нами. Съ вами все-таки не такъ страшно… упрашивала контролера Глафира Семеновна.
— Съ удовольствіемъ-бы, сударыня, но я по обязанностямъ службы долженъ быть на пароходѣ.
— Боюсь, право боюсь ѣхать. А ежели мы не успѣемъ выѣхать изъ грота и наступитъ приливъ?
— Успѣете. Времени много. Лодочникъ опытный. Каждый день на этомъ дѣлѣ.
— Ну, а ежели-бы не успѣли?
— Тогда придется остаться въ гротѣ до отлива на нѣсколько часовъ.
— Въ потемкахъ? Бр… Фу! Страшно!
— А вотъ увидите, какой въ этомъ гротѣ особенный фосфорическій свѣтъ.
— Да вѣдь задохнуться можно.
— Не бойтесь пожалуйста. Голубой гротъ — это все равно что большой залъ съ куполомъ. Зрѣлище потрясающее.
— Николай Иванычъ, ужъ ѣхать-ли намъ въ гротъ-то?
— Непремѣнно надо. Чего ты боишься! Ты за меня держись.
Конуринъ покрутилъ головой.
— Надо все-таки для храбрости еще коньяку выпить. Господинъ землякъ! Скомандуй-ка! обратился онъ къ контролеру.
— Нѣтъ, нѣтъ. Съ пьяными я ни за что не поѣду! воскликнула Глафира Семеновна.
Пароходъ убавлялъ ходъ и давалъ свистки.
— Голубой гротъ… Подъѣхали. Идите скорѣй къ трапу и я рекомендую вамъ опытнаго лодочника, проговорилъ контролеръ и бросился съ верхней палубы внизъ.
Ивановы и Конуринъ тихо послѣдовали за нимъ. Глафира Семеновна была блѣдна и крестилась.
Около пароходнаго трапа вверху толпились пассажиры всѣхъ національностей и по одиночкѣ сходили по лѣстницѣ, чтобы помѣститься въ цѣпляющіяся за пароходъ маленькія лодочки, дабы ѣхать осматривать Голубой гротъ. Гребцы, переругиваясь между собой, принимали пассажировъ и отчаливали отъ парохода. На палубѣ парохода была страшная суматоха. Всѣ старались какъ можно скорѣе попасть въ лодку, дабы подольше пробыть въ гротѣ до морскаго прилива. Слышались итальянская, французская, нѣмецкая и всего больше англійская рѣчь. Даже всегда медленные въ своихъ движеніяхъ и флегматичные англичане — и тѣ суетились, проталкиваясь къ лодкамъ. Англичанинъ въ клѣтчатомъ шотландскомъ костюмѣ и шапочкѣ, кромѣ бинокля, барометра, фляжки и баула, перекинутыхъ черезъ плечо на ремняхъ, имѣлъ при себѣ еще плетеную корзинку съ ручкой. Въ корзинкѣ лежала масса маленькихъ коробочекъ съ надписями на нихъ краснымъ карандашомъ.
— Спускайтесь, спускайтесь скорѣй и садитесь въ лодку вотъ съ этимъ старымъ гребцомъ. У него хоть одинъ глазъ, но онъ опытнѣе другаго двухглазаго и маракуетъ немножко по французски, сказалъ Ивановымъ и Конурину контролеръ, проталкивая ихъ на лѣстницу.
Лодка внизу у лѣстницы такъ и прыгала по морской зыби. Кривой старый гребецъ принялъ Николая Ивановича и Конурина, спрыгнувшихъ въ лодку, а Глафиру Семеновну просто схватилъ въ охапку и перетащилъ на скамейку въ лодкѣ.
— Легче, легче! Черепаховыя гребенки сломаешь! У меня черепаховыя гребенки въ карманѣ! кричала она, но лодка уже отвалила отъ парохода.
Кривой гребецъ взялся за весла. Онъ былъ почти полуголый. Штаны и рукава грязной рубахи были засучены до-нельзя, дальше чего уже ихъ засучивать нельзя. Въ разстегнутый воротъ виднѣлась волосатая коричневая грудь. Лицо было также коричневое, обрамленное сѣдой вплотную подстриженной бородой, и смотрѣлъ только одинъ глазъ. Голова была вмѣсто шляпы обвязана какой-то цвѣтной тряпицей. Лодка подъѣзжала къ громадной отвѣсной скалѣ, на вершинѣ которой карабкались козы, казавшіяся величиной съ цыпленка. Внизу подъ скалой бродили по колѣно въ водѣ два голыхъ субъекта, нагота которыхъ прикрывалась только короткими штанами. Они размахивали руками, что-то кричали и манили къ себѣ приближающіяся лодки.
— Смотрите, смотрите, въ какихъ костюмахъ… указывалъ на голыхъ Конуринъ. — Неужто на этомъ островѣ всѣ жители въ такой одеждѣ щеголяютъ? Вѣдь это Адамова одежда-то.
— Не можетъ быть. Это навѣрно купающіеся, отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — Глаша, смотри.
— Вотъ еще… Очень нужно на голыхъ смотрѣть, отвѣтила Глафира Семеповна.
— Позвольте… А можетъ быть этотъ островъ съ дикимъ сословіемъ… Дикое сословіе здѣсь живетъ. Вѣдь есть-же такіе острова, гдѣ дикіе, опять началъ Конуринъ. — Какъ-же тогда-то?.. За неволю придется на нихъ смотрѣть, глаза себѣ не выколешь.
— Полноте врать-то, Иванъ Кондратьичъ. Дикіе въ Африкѣ, а здѣсь Италія.
— А почемъ вы знаете, что Италія? Можетъ быть ужъ насъ въ Африку привезли.
— Въ Африкѣ арапы, а здѣсь неужто не видишь., это бѣлый народъ, вставилъ свое слово Николай Ивановичъ.
— Да ты посмотри. Какой-же это бѣлый. Полубѣлый — вотъ я согласенъ. Совсѣмъ коричневыя морды…
Къ голымъ субъектамъ, однако, подъѣхали двѣ лодки. Голые субъекты тотчасъ-же бросились въ воду, нырнули и по прошествіи нѣкотораго времени вынырнули, высоко держа что-то въ рукахъ надъ головами.
— Что-то показываютъ… сказалъ Николай Ивановичъ. — Должно-быть представленіе какое-то. Глаша! Не подъѣхать-ли намъ посмотрѣть? спросилъ онъ жену.
— Выдумай еще что-нибудь! огрызнулась Глафира Семеновна и, обратясь къ лодочнику, стала спрашивать:- У е гротъ бле? Далеко гротъ бле? Луанъ?
Лодочникъ обернулся, пробормоталъ что-то непонятное и указалъ на небольшое отверстіе въ скалѣ, приходящееся надъ самой водой. Передовыя лодки, подъѣзжая къ нему, мгновенно исчезали. Около отверстія, на камняхъ стоялъ шалашъ и у шалаша виднѣлись два солдата въ кепи съ свѣтлозелеными околышками.
— Солдаты какіе-то стоятъ, указала Глафира Семеновна. — Должно-быть для порядку поставлены.
Лодочникъ подвезъ къ шалашу. Солдаты протягивали руки съ маленькими цвѣтными билетами и кричали что-то, изъ чего Глафира Семеновна могла понять только слово —,антрэ".
— Де лира перъ персонъ, — кивнулъ лодочникъ на солдатъ.
— За входъ берутъ двѣ лиры съ персоны. Припасай, Николай Ивановичъ, скорѣй шесть лиръ, сказала Глафира Семеновна. — Батюшки! Какое маленькое отверстіе въ гротѣ! Какъ мы проѣдемъ и выѣдемъ? Господи! пронеси!
Николай Ивановичъ купилъ въѣздные билеты. Конуринъ сидѣлъ блѣдный и говорилъ:
— За свои деньги и не вѣдь въ какую морскую дыру лѣзть! Вотъ не было-то печали!..
— Надо нагнуться. Вонъ даже ложатся на дно лодки… А то не проѣдешь… указывала Глафира Семеновна и первая встала на колѣни на дно лодки.
Лодка стояла у самаго отверстія въ гротъ. Изъ грота слышался глухой всплескъ воды. Лодочникъ, упираясь весломъ въ скалу, кричалъ что-то Николаю Ивановичу и Конурину, но тѣ не понимали, что имъ говорятъ. Онъ подскочилъ къ нимъ, обхватилъ ихъ за шею руками и сталъ пригибать къ дну лодки. Конуринъ началъ бороться съ лодочникомъ.
— Что ты, арапская морда! Съума сошелъ, что-ли, закричалъ онъ и, въ свою очередь, схватилъ лодочника за горло.
— Пригнитесь, пригнитесь… Лягте въ лодку. — Иначе не проѣдете въ гротъ, говорила Глафира Семеновна, но сильный лодочникъ повалился уже вмѣстѣ съ Николаемъ Ивановичемъ и Конуринымъ на дно лодки и лодка проскочила въ гротъ.
— Анафема треклятая! Да какъ ты смѣешь!.. заоралъ на лодочника Конуринъ, поднимаясь съ дна лодки, но тотчасъ-же умолкъ, будучи пораженъ величественнымъ зрѣлищемъ. Громадный гротъ, вышиною въ нѣсколько сажень, свѣтился весь голубымъ фосфорическимъ блескомъ. Вода, стѣны, куполъ — все было голубое и искрилось. Со стѣнъ и съ купола грота свѣшивались лазуревые сталактиты. Вода была до того прозрачна, что при нѣсколькихъ саженяхъ глубины было видно дно.
— Ахъ, какая прелесть! Да это просто волшебное царство! вырвалось восклицаніе у Глафиры Семеновны.
— Ловко размалевано! пробормоталъ Конуринъ.
— Что вы, что вы! Да это все натуральное, это природа.
— Неужто природа? А мнѣ кажется, что нѣмецъ подсинилъ.
— Изъ-за того-то и ѣздятъ сюда смотрѣть, что все это природное.
— Позвольте… Но какъ сосульки-то съ потолка? Сосульки совсѣмъ какъ въ зимнемъ саду "Аркадіи".
— И сосульки отъ природы, отвѣчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Однако, какъ-бы такая сосулька не оборвалась да по башкѣ…
— Гдѣ у нихъ тутъ лампы съ голубыми колпаками понавѣшаны — вотъ что я разобрать не могу, разглядывалъ гротъ Конуринъ.
