Итак, доставлю эту 9-ю книгу в декабре, и тогда же и извинительное письмо в редакцию (для напечатания), по поводу перенесения окончания романа в будущий год, о котором (письме) я Вам писал еще летом. Это письмо мне непременно хочется напечатать, на совести моей лежит.
Но в письме этом будет приписочка, именно: теперь тянется еще только 2-я часть романа, раздвинувшаяся на 20 печатных листов. Я первоначально действительно хотел сделать лишь в 3-х частях. Но так как пишу книгами, то забыл (или пренебрег) поправить то, что давно замыслил. А потому и пришлю при письме в редакцию и приписку, чтоб эту вторую часть считать за две части, то есть за 2-ю и 3-ю, а в будущем году напечатана будет, стало быть, лишь последняя четвертая часть. Таким образом, 4-я, 5-я и 6-я книги романа составят вторую часть, а 7-я, 8-я и 9-я книги составят 3-ю часть. Во всех трех частях будет таким образом в каждой по три книги, и почти по ровному числу печатных листов. Такова же будет и 4-я часть, то есть в 3-х книгах и от 10 до одиннадцати печатных листов. Об этом обо всем нахожу необходимым известить Вас, многоуважаемый Николай Алексеевич, теперь, то есть заранее. В случае, если найдете какие препятствия, то еще есть время порешить предварительно. Но надеюсь, что препятствий Вы не найдете, дело неважное.
У меня в том, что теперь выслал, выведены два поляка, которые говорят или чисто по-польски (между собою), или ломаною смесью русского с польским. Фразы чисто польские у меня правильны, но в смешанной речи польские слова, может быть, вышли несколько и дико, но, я думаю, тоже правильно. Желательно мне очень, чтобы в этих польских местах корректура была продержана по возможности тщательнее. Переписано же у меня, кажется, четко.
Вставлен анекдот о пане Подвысоцком - легендарный анекдот всех мелких польских игрочишек - передергивателей в карты. Я этот анекдот слышал три раза в моей жизни, в разное время и от разных поляков. Они и не садятся в "банчишку", не рассказав этот анекдот. Легенда относится к 20-м годам столетия. Но тут упоминается Подвысоцкий, фамилия, кажется, известная (в Черниговской губернии есть тоже Подвысоцкие). Но так как в этом анекдоте собственно о Подвысоцком не говорится ничего обидного, позорного или даже смешного, то я и оставил настоящую фамилью. Не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь мог обидеться и быть в претензии.
Итак, вышлю еще в декабре.
Примите, многоуважаемый Николай Алексеевич, мое искреннее уважение.
Ваш покорный слуга Ф. Достоевский.
Р. S. Если не Подвысоцкий, то можно бы напечатать: Подвисоцкий, по-польски совсем другой смысл, но лучше, если оставить "Подвысоцкий", как у меня.
Д.
NB. Песня, пропетая хором, записана мною с натуры и есть действительно образчик новейшего крестьянского творчества.
826. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
6 декабря 1879. Петербург
6 декабря/79
Дорогой брат, Николай Михайлович,
Спешу поздравить тебя со днем ангела и пожелать здоровья и всего лучшего. Как твое здоровье? Я занят день и ночь самой срочной и спешной работой, и меня рвут на клочки. Я был с месяц тому у Катерины Михайловны, и та тоже говорит, что тебя давно не видала.
У нас дело по имению с Шером и Ставровскими опять расходится. Шер рассердился и отказывается от всякого раздела. Это нескончаемое наследство меня очень беспокоит. Но более всего беспокоит меня работа. Измучился, как кляча.
До свидания, будь здоров и счастлив на много лет.
Тебя любящий брат Ф. Достоевский.
827. H. A. ЛЮБИМОВУ
8 декабря 1879. Петербург
Петербург. 8 декабря/79 г.
Милостивый государь, многоуважаемый Николай Алексеевич,
Опять я выхожу до крайности виноватым перед Вами и перед "Русским вестником": обещанную столь утвердительно "Девятую книгу" "Карамазовых" на декабрь - я не могу прислать в декабре. Причина та - что я заработался до болезни, что тема книги (Предварительное следствие) удлинилась и усложнилась, а главное, главное, - что эта книга выходит одна из важнейших для меня в романе и требует (я вижу это) такой тщательной отделки, что если б я понатужился и скомкал, то повредил бы себе как писателю и теперь и навеки. Да и идея моего романа слишком бы пострадала, а она мне дорога. Роман читают всюду, пишут мне письма, читает молодежь, читают в высшем обществе, в литературе ругают или хвалят, и никогда еще, по произведенному кругом впечатлению, я не имел такого успеха. Вот почему и хочется кончить дело хорошо.
А потому простите меня, если можете. Эту Девятую книгу я пришлю Вам на январский №. Будет в ней три листа minimum, может быть, 3 1/2. (Столько же, как и в ноябрьской.) Девятая книга эта закончит три части "Карамазовых". Четвертую же часть напечатаю в будущем году, начав с мартовской книги (то есть пропустив февральскую). Этот перерыв мне решительно необходим. Зато кончу уже без промежутков.
Тем не менее я решительно прошу Вас, многоуважаемый Николай Алексеевич, напечатать в декабрьской теперешней книжке "Русского вестника" мое письмо в редакцию, о котором я писал Вам еще прежде. Письмо это пришлю Вам около 14-го декабря, то есть в этот день, может быть, и получите. В газетах уже сам читал раза три обвинения и инсинуации на редакцию "Русского вестника" в том, что она нарочно (для каких-то причин непонятных) растягивает романы (Льва Толстого и мой) на два года. В письме моем я именно объявляю, что виноват один я в том, что обещал кончить роман в один год и оттянул на другой и что от редакции "Русск<ого> вестника" видел лишь самое деликатное и просвещенное к себе внимание, как к писателю. (1) (Это в ответ на другие инсинуации.) Постараюсь написать прилично и убедительно. (Пройдет через Вашу цензуру.) Вместе с тем объявлю в письме: как и когда я намерен продолжать роман. Может быть, кстати, скажу несколько слов об идее романа для читателей, но не знаю еще: вообще постараюсь не написать лишнего. По моему соображению, это письмо совершенно необходимо напечатать в декабрьской книжке, главное для меня необходимо, это дело моей совести.
Теперь позвольте мне, столь виноватому перед Вами, обратиться к Вам с самой убедительнейшей просьбой. К празднику я остаюсь совершенно без денег и к тому же должен раздать очень много и имею долги. Нельзя ли будет поэтому выслать мне, к празднику, на Ахенбаха и Колли рублей тысячу. Если же будет можно и побольше, то было бы для меня просто спасительно, потому что ужас как нуждаюсь. Всего лучше если б к 20-му декабря! А позже, так у Ахенбаха и Колли, пожалуй, еще запрется контора. Извините за настоятельность просьбы, и если б не нужда, я бы не стал беспокоить.
От всего сердца благодарю Вас, что так скоро и охотно исполнили просьбу мою касательно выдачи денег 60 р. племяннице моей Нине Александровне Ивановой. Она мне написала и ужасно Вам благодарна.
Итак, повторяю, к 14 декабря (или раньше) получите письмо мое в редакцию для напечатания.
Еще раз испрашивая извинение, прошу Вас, многоуважаемый Николай Алексеевич, принять искреннее мое уверение в глубочайшем моем к Вам почтении и преданности.
Покорный слуга Ваш Ф. Достоевский.
Р. S. Позвольте еще поблагодарить за хорошее исправление польских слов в моей последней книге.
(1) было: автору
828. М. Н. КАТКОВУ
12 декабря 1879. Петербург
Письмо к издателю "Русского вестника"
Милостивый государь, Михаил Никифорович,
В начале нынешнего года, начиная печатать в "Русском вестнике" мой роман "Братья Карамазовы", я, помню это, дал Вам твердое обещание окончить его в этом же году. Но я рассчитывал на прежние мои силы и на прежнее здоровье и вполне был убежден, что данное обещание сдержу. К моему несчастью, случилось иначе: я успел написать лишь часть моего романа, а окончание его принужден перенести в будущий 1880-й год. Даже и теперь для декабрьской книжки не успел выслать в редакцию ничего и девятую книгу моего рассказа принужден отложить на январский номер "Русского вестника" будущего года, тогда как еще месяц тому уверенно обещал редакции закончить эту девятую книгу в декабре. И вот вместо нее посылаю Вам лишь это письмо, которое и прошу убедительно напечатать в уважаемом Вашем журнале. Это письмо дело моей совести: пусть обвинения за неоконченный роман, если будут они, падут лишь на одного меня, а не коснутся редакции "Русского вестника", которую если и мог бы в чем упрекнуть, в данном случае, иной обвинитель, то разве в чрезвычайной деликатности ко мне как к писателю и в постоянной терпеливой снисходительности к моему ослабевшему здоровью.
Кстати, пользуюсь случаем, чтоб исправить одну мою ошибку, вернее, простой недосмотр. Роман мой "Братья Карамазовы" я пишу "книгами". Вторая часть романа началась с четвертой книги. Когда же заключилась шестая книга (1), я забыл обозначить, что этою шестою книгой окончилась вторая часть романа. Таким образом, третью часть надо считать с седьмой книги, а заключится эта третья часть именно тою девятою книгой, которая предназначалась на декабрьский помер "Русского вестника" и которую обещаю теперь выслать непременно на январский номер будущего года. Так что на будущий год останется лишь четвертая и последняя часть романа, которую и попрошу Вас начать печатать с мартовской (третьей) книги "Русского вестника". Этот перерыв в один месяц мне опять необходим всё по той же причине: по слабому моему здоровью, хотя и надеюсь, начав с мартовской книжки, окончить роман уже без перерывов.
